Алваро Диас набычился, и желваки заиграли на его черных скулах;

— Вот как раз в нормальной-то жизни они подлецы!

Лус подошла к нему и успокаивающе погладила по курчавой жесткой шевелюре.

Она почувствовала, как негр напрягся, ощутив ее прикосновение.

В иной ситуации Лус, вероятно, начала бы привычную для нее любовную игру. Но сейчас ей не терпелось поскорее предстать перед журналистами, ловить на себе их восхищенные взгляды, поворачиваться в фас и профиль перед камерами, отвечать на их вопросы.

И она принялась уговаривать своего партнера:

— Ты к ним несправедлив, Алваро. Ты просто их не знаешь. А я знаю. Муж моей сестры — журналист, и, уверяю тебя, он прекрасный человек. Кстати, он тоже там, внизу. Идем же, я вас познакомлю!

— Что? — взревел Алваро Диас. — Знакомиться с журналистом? Никогда!

Он вскочил. Его глаза сверкали яростью.

Лус перепугалась:

— Извини, если я тебя чем-то обидела. Но я не понимаю, в чем дело.

Диас виновато взял ее руку в свою и поцеловал:

— Это ты меня извини, Лусита. Я погорячился. Но, понимаешь, я поклялся никогда в жизни не иметь дела с газетчиками. Поверь, у меня есть на это свои причины. Так что не сердись, иди одна.

Лус пожала плечами и вышла из гримуборной.

Все микрофоны были включены, журналистские блокноты приготовлены.

Все ждали начала конференции. Однако, ее открытие затягивали, потому что не было главных виновников торжества Тристана и Изольды, Луситы Линарес и Алваро Диаса. 

Но вот Лус вошла, и аудитория сразу притихла. И неудивительно: подавляющее большинство репортеров были мужчины, а на них появление Лус всегда действовало как шок. Тем более что сегодня она была явно в ударе.

«Умница, Лусита! Так держать — внутренне зааплодировал Жан-Пьер.

Он с сочувствующей улыбкой покосился на тех немногих женщин-журналисток, ‘которые присутствовали сейчас в фойе Венской оперы. Это были типичные так называемые «деловые женщины», которые привыкли носить короткие стрижки и неопределенного цвета брюки, пригодные как дли культурных мероприятий вроде сегодняшнего, так и для поездок по сельской местности.

Обычно такие женщины гордятся своим мужеподобием, своей эмансипированностью и независимостью. Но сейчас они присмирели и втянули головы в плечи. Лус подавила их своим женским великолепием. Это был образец, у нее хотелось поучиться женственности. Каждой из присутствующих захотелось потихонечку раскрыть сумочку, достать помаду и хотя бы слегка подкрасить губы.

Место Алваро Диаса пустовало.

Лус наклонилась и через переводчика передала что-то распорядителю. Тот выслушал, понимающе кивнул, и пресс-конференция началась.

Первым слово взял генеральный директор Фестиваля пяти континентов господин Георг Хартингер.

Прокашлявшись, он торжественно произнес вступительную речь:

— Наши уважаемые гости, представители разных рас и разных культур, доказали, что прекрасное — прекрасно для всех. Красота и талант ценности не узконациональные, а общечеловеческие.

Все встали и аплодировали стоя.

Посыпались вопросы. Первым задал свой вопрос корреспондент «Нойес дойчладн»:

— Скажите, господин Хартингер, значит, вы намеренно пригласили на роль Тристана темнокожего актера?

Георг Хартингер улыбнулся:

— Честно говоря, утверждая список участников фестиваля, я слышал его голос на пленке, присланной из Бразилии. Голос поразил меня, и я выбрал его кандидатуру. Так что в какой-то мере это случайно. Но не находите ли вы, что за всякой случайностью кроется определенная закономерность?

Микрофон перешел к следующему журналисту — из газеты «Нью-Йорк Таймс».

— Скажите, пожалуйста, почему господни Алваро Диас не участвует в пресс-конференции? Не является ли это расовой дискриминацией?

Георг Хартингер развел руками:

— Наш бразильский гость сам отказался от участия в разговоре. По-видимому, он просто очень скромен и не любит давать интервью.

К микрофону пробился Жан-Пьер:

— Я представляю газету «Ла Вое де Мехико» — «Голос Мексики». Вопрос к госпоже Лус Линарес. Скажите, пожалуйста, как вам удалось добиться такой безукоризненной слаженности в работе с партнером из другого государства?

Переводчик начал было шептать что-то Лус, но Жан- Пьер жестом остановил его и сам перевел свой вопрос на испанский, специально для Лус.

Секрет очень прост, — не раздумывая, ответила Лус. — Вернее, секретов два. И я их с удовольствием раскрою. Во-первых, у наших государств. — Мексики и Бразилии — очень много общего и в истории, и в культуре. На нашей земле, как и на земле Бразилии, музыка звучит с глубокой древности.

Она лукаво улыбнулась господину Хартингеру:

— Тут мы можем, пожалуй, посоперничать с австрийцами.

— О! — заинтересованно отозвался меценат. — Правда?

— Конечно, — гордо сказал Лус. — Еще у древних ацтеков, до периода испанской колонизации, во многих городах существовали специальные школы, где обучали музыке. Пение было связано в основном с религиозными и культовыми обрядами, но не только. Пением и музыкой традиционно сопровождались многие трудовые процессы. Можно без преувеличения сказать, что уже тогда у нас зародился жанр .оперы: это были целые певческие театрализованные действа.

Хартингер сиял от удовольствия.

Браво, госпожа Линарес! — Он встал и почтительно поцеловал ей руку. — Такие глубокие познания! Вам могли бы позавидовать профессора нашей консерватории!

«Браво, Лус! — мысленно вторил ему Жан-Пьер. — Ты утерла нос этим бесполым деловым дамам с диктофонами! Они считают себя умными, а могли бы они вот так же, без подготовки, прочесть целую лекцию!»

Он был горд за Лус, горд за свою Мексику: да-да, сейчас он искренне чувствовал себя мексиканцем! И еще он испытывал гордость за свою семью. Лус была его близкой родственницей, и он ощущал себя косвенно причастным к ее сегодняшнему успеху.

Однако он не отходил от микрофона:

— Госпожа Линарес, вы обещали раскрыть еще один секрет. 

Лус без тени смущения искренне ответила:

— Второй секрет совсем прост. Нам с Алваро Диасом так легко работать вместе потому, что у нас по-человечески очень много общего!


В характере Жан-Пьера была одна черта, которую он никак не мог перебороть в себе. Он был болезненно ревнив. Это доходило иногда до полного безумия. Стоило ему увидеть, что какая-то женщина отдает предпочтение кому- либо другому, как он тут же влюблялся в нее!

Несколько лет назад, в Париже, его приятель Анри использовал эту слабость Жан-Пьера, чтобы помочь Дульсе. Он демонстративно ухаживал за ней, и, наблюдая за этим ухаживанием, Жан-Пьер привязывался к Дульсе все сильнее и сильнее, пока не осознал, что просто не может без нее жить!

Сейчас он возвращался с пресс-конференции в свою гостиницу, снедаемый мучительными размышлениями.

Его задела за живое реплика Л ус о том, что у них с Алваро Диасом так много по-человечески общего. Что это значит — «по-человечески»? Уж не влюблена ли она в этого

Наверняка влюблена! Женщины — это такие влюбчивые существа! А тут еще у них с Алваро общий интерес — музыка! И они вынужденно проводят так много времени вместе, играя в одних и тех же спектаклях!

Конечно, влюблена, тут и сомнений быть не может.

Но если она могла себе позволить влюбиться в кого-то, кроме Пабло, своего мужа, то почему выбрала этого темнокожего, а не его, Жан-Пьера? Коварная! Но как она прекрасна!

Безусловно, она прекрасней всех на свете! Все эти «мисс» из разных стран мира ей просто и в подметки не годятся! Они только и умеют, что вышагивать по подиуму в неглиже, выставляя напоказ свое тело.

Лишь на мгновение он вспомнил прелести Николь Дюран и Флоринды Сорес, но их образы тут же померкли.

Все затмило сияющее лицо Лус. Или это была Дульсе? Они так похожи! Но нет, нет, совсем не похожи! Несомненно, это Лус. Лус куда лучше! И как она талантлива и умна!

Картины Дульсе понятны лишь знатокам, они сложные и заумные, особенно в последнее время, когда художница увлеклась абстракцией.

Голос же Луситы способен покорить каждого, независимо от культурного уровня, социального положения, возраста.

«Лус, Лус! Отчего ты не со мной!» — мысленно звал он.

Жан-Пьер сбился с дороги. Он брел ночными улицами Вены, не замечая красот австрийской столицы. Везде — в искусно освещенных особняках, в подсвеченных фонтанах ему виделся лишь один образ: Лус повсюду преследовала его.

Лус поющая... Лус, дающая интервью... Лус в костюме Изольды... Лус... обнаженная!

Нет, он, Жан-Пьер, не из робких! Он не позволит торжествовать этому бразильцу.

  

Он вступит с ним в поединок и победит! Он завоюет это женское сердце. И это прекрасное женское тело тоже. Чего бы это ему ни стоило.

Но... Как же Дульсе? Как же Пабло? Ведь они с Жан-Пьером очень дружны и Пабло никак не ждет предательствам его стороны. Пустяки! Сейчас век свободных нравов. И Дульсе, и Пабло должны будут простить. И потом, можно сделать так, чтобы они ничего не узнали. А если все-таки узнают... 

Но, в конце концов, что дороже: семейный мир и спокойствие или его, Жан-Пьера, жизнь! Да, речь идет именно о жизни и смерти. Если он не добьется благосклонности Лус, он просто-напросто умрет!

Жан-Пьер мысленно нарисовал картину своих собственных похорон, и ему стало очень жаль себя. Гроб был весь засыпан цветами, и над ним склонилась Лус. Она оплакивала умершего и проклинала себя за несговорчивость, которая привела к такому печальному исходу...


Сесария тяжело шла по улице. В этот предрассветный час людей на улице, практически не было — время преступников уже прошло, а время честных людей еще не начиналось. Встретиться ей могла разве что такая же, как она сама, торговка, желающая занять место поудобнее и побойчее. Придешь на полчаса позже — глядь, а уже сесть можно только где-нибудь сбоку, куда покупатели и не доходят, и потом сиди до самого вечера, пока не распродашь товар.