До Государственной оперы было рукой подать, и дорога на репетиции и спектакли занимала считанные минуты. Это позволяло выкроить больше времени для прогулок по Вене, что очень радовало Лус.

 Во время этих прогулок по австрийской столице она отдыхала душой. Без сомнения, это был один из красивейших городов Европы.

Цельность архитектурной композиции города, его обширные ансамбли, стройные, изящные здания, парки, обилие памятников и скульптурных групп восхищали ее.

А особенно ей пришлись по душе фонтаны. Они попадались буквально на каждом шагу — большие и маленькие, роскошные и скромные. В журчании их хрустальных струй Лусите слышалась музыка.

В каждом из фонтанов она обязательно старалась намочить руки или умыть лицо — ей казалось, что таким образом она приобщается в самому духу венской классической музыкальной школы.

С Алваро Диасом они были заняты в одних и тех же спектаклях, а потому он часто составлял ей компанию в этих неторопливых прогулках.

В обществе бразильского певца Лус чувствовала себя спокойно и уверенно. Обычно он галантно предлагал ей руку и они пешком отправлялись куда глаза глядят, отказываясь от организованных экскурсий, на которые уезжали в автобусе остальные участники фестиваля.

И они, куда бы ни свернули наугад, обязательно натыкались на что-нибудь чудесное, интересное и притом обязательно музыкальное. Таков уж этот звучащий город — Вена.

Так, они вдруг вышли однажды к собору святого Стефана с его смешанной романско-готической архитектурой.

Они зашли под своды собора послушать мессу.

Алваро, который обычно не сводил с Лус восхищенного взгляда, вдруг позабыл про нее, замкнулся в себе и стал истово о чем-то молиться.

Лус даже почувствовала слабенький, но ядовитый укол ревности. К кому ревновала она? К Спасителю? К святым? Непонятно и глупо.

И все же ей хотелось, чтобы этот темнокожий гигант смотрел на нее непрерывно, ежеминутно!

Зачем? Уж не влюблена ли она?

Или в ней опять говорит лишь женское тщеславие?

Как бы то ни было, а они с Алваро Диасом очень сблизились за эти несколько дней, проведенных в Вене

У них было много общего. Часто они без слов понимали друг друга. Они могли, например, одновременно засмеяться над чем-то, что остальным людям казалось вовсе не смешным. И, надо сказать, здесь, в Австрии, Лус смеялась гораздо чаще, чем дома. Не Алваро ли тому причиной?

Уже на второй день знакомства они перешли на «ты». Однако Диас никогда не проявлял ни малейших признаков назойливости. Ни разу не перешел он границ дозволенного, держась в рамках изысканной вежливости. Он, в отличие от большинства прочих мужчин, никогда не попытался даже ее поцеловать!

Это удивляло и радовало Лус и одновременно заставляло ее недоумевать.

«Он осыпает меня комплиментами, — размышляла она, — и все... А почему? Обычно мужчины бывают гораздо более настойчивы. Мы так часто остаемся с ним наедине, и он ни разу не попытался использовать эту возможность. В чем тут дело? Может быть, он почувствовал, что я... боюсь?»

Здесь, во время мессы в соборе святого Стефана, она исподтишка наблюдала за Алваро Диасом.

Как трогательно он сложил у груди свои сильные черные руки с розовыми ладошками!

Как робко, просяще, по-детски вздымает он свои выпуклые глаза к ликам Христа и Девы Марии!

О чем он просит их?

О чем так страстно молится?

Видно, у него есть какая-то большая мечта, какое-то неисполненное желание... Вот бы узнать эту тайну!

«Наверное, — думала Лус, — эта тайна связана с женщиной. Несчастная любовь? Возможно... Быть может, он продолжает любить эту женщину, отвергнувшую его. Тогда понятно, почему он холоден ко мне. А холоден ли он? Нет же, конечно, нет! Просто его что-то сдерживает. Что именно?»

Внезапная догадка вдруг посетила Лус:

«А что, если он и сам... боится?»

 Эта мысль рассмешила ее.

Он этот гигант с сильным голосом, который заставляет дрожать хрустальные подвески люстр Венской государственной оперы — и вдруг страх? Нелепо! Быть этого не может!

Чтобы не засмеяться вслух — в церкви, какое неприличие! — она заставила себя думать об истории этого собора, в который они так неожиданно забрели.

Среди прихожан она выхватила взглядом мальчика лет восьми, чинно сидящего на скамье с Библией в руках.

Живое воображение Лус переодела мальчонку из современного костюмчика в аккуратный, хотя и небогатый камзольчик покроя восемнадцатого века, украсило его голову детским напудренным паричком с небольшой косичкой.

Да это же восьмилетний сын каретника Йозеф Гайдн! Гордясь чистым высоким голоском сына, родители привели его в собор святого Стефана, и кюре тут же взял его в певчие. Никто еще не знает, что спустя годы этот мальчуган станет родоначальником величайшей в мире музыкальной школы, к советам которого будет с благоговением прислушиваться юный Моцарт! Впрочем, Моцарту предстоит родиться лишь через шестнадцать лет.

Мальчик обернулся, почувствовав на себе пристальный взгляд Лус. Он пел! Действительно пел, вторя церковному хору. Кто знает, может быть он, став взрослым, совершит в музыке новую революцию?

«Вырастай скорее, мой маленький брат по духу! — подумала певица. — Быть может, я еще успею исполнить оперную партию, сочиненную тобой! Правда, тогда я буду такой же старой, как бразильская партнерша Алваро, которую ему хочется задушить. Ну что ж, тогда ты, юный знаменитый композитор, напишешь специально для меня партию старухи. Только пусть это будет главная роль в спектакле — такого, по-моему, в мировой опере еще не было, везде на первом плане молодые влюбленные герои!»

Лус приветливо улыбнулась мальчугану и тоже запела. Ей всегда нравилась духовная музыка. Прекрасное сопрано оперной певицы органично вплелось в церковный хор, в то же время выделяясь на его фоне, точно голос ангела.

Алваро перестал молиться и с восхищением слушал ее, Но теперь уже Лус не замечала его, уйдя в свои мечты и волшебные музыкальные грезы.


ГЛАВА 14


— Папочка! Папочка приехал!

Маленькая Розита соскочила с дивана, где они с Дулые рассматривали книжку с картинками, и поспешила навстречу вошедшему в дом Пабло.

Он подхватил дочь на руки.

— Ну, как вы тут? Не скучаете? 

— Нет! Что ты! — быстро защебетала Розита. — Мы с мамой Дульсе сегодня много гуляли. Посмотри, какую мама Дульсе мне книжку купила!

Дульсе быстро глянула на Пабло и потупилась. Румянец залил ее щеки.

— Ты не подумай... — пробормотала она. Я не учила ее так говорить...

— Я знаю. Это она нарочно. Назло Лус.

Пабло поцеловал дочь и опустил ее на пол.

— Дульсе твоя тетя, доченька.

— Я знаю, — капризно надула губки Розита. — Но у них с мамой такие одинаковые лица...

Взрослые быстро переглянулись.

— Дульсе вполне могла бы быть моей мамой, — продолжала Розита.

— О боже... — Дульсе чуть не провалилась от стыда. — Перестань, Роза...

Пабло сел рядом с ней на диван.

— Я разговаривал сегодня с профессором Сантосом из Гвадалахарской клиники. Он готов принять тебя.

— не обижайся, Пабло, но я больше никуда не поеду, — сказала Дульсе.

Она прижала к себе Розиту и мягко погладила ее по пушистым локонам.

— Почему, Дульсе? Может, он сумеет...

— Нет... Я больше не верю в успех. Зачем заниматься самообманом?

— Ты много уже сделала? — перевел разговор на другое Пабло.

— Да что-то не работается, — вздохнула Дульсе. — Нет настроения.

— Ты мне покажешь?

— Пойдем.

В мастерской огромное полотно было частично заполнено сложным орнаментом.

—А вот это я рисовала! — гордо воскликнула Розита.

И, подбежав к полотну, ткнула пальчиком в нижний угол, где были изображены три разноцветных треугольничка и солнышко.

— Очень красиво, — похвалил Пабло.

— И знаешь, папочка, — похвалилась Розита, — я рисую гораздо быстрее, чем Дульсе. Она так долго думает, думает, потом нарисует кружочек и опять думает. А вот я сразу придумала, что нарисовать!

Пабло с интересом оглядывал Дульсину мастерскую. Его внимание привлекли брошенные в углу абстрактные этюды..

— Это твои эскизы?

И Дульсе не успела ни ответить, ни запротестовать, как он уже взял их в руки и принялся рассматривать.

Он не был профессиональным психологом, но даже его познаний хватало на то, чтобы понять, что такие цветовые сочетания мог подобрать только не совсем уравновешенный психически человек.

Из Дульситиных набросков было видно, что она находится в глубочайшей депрессии.

«Боже! — подумал он. — Я вожу ее по гинекологам, пытаясь поддержать морально и вселить в нее уверенность. А ей давно необходима консультация хорошего психиатра. Как выбили ее из колеи эти переживания!»

— Ах, не стоит внимания. Это так, пустяки...

Дульсе смущенно отобрала у него картинки.

Раньше у тебя было много этюдов с натуры, — Пабло. — А теперь почему ты их забросила?

— Они не отвечают моей внутренней сущности, —бы тро ответила Дульсе. —Я... я, кажется, перестала. любить природу.

Пабло удивленно приподнял бровь, но промолчал.

— А... как дела у Лус? — перевела разговор Дульсе, - Она не звонила? Как ее успехи в Вене?

Пабло неопределенно пожал плечами. Стыдно признаться, но Лус позвонила ему только однажды, сразу после приезда.

«Хоть бы поинтересовалась, как себя чувствует Розита», — с обидой думал Пабло. Можно подумать, что, вырвавшись из дома, она напрочь забывает и о нем, и о дочери.

— Знаешь, Жан-Пьер тоже собирается в Европу, — грустно добавила Дульсе. — Возможно, они даже встретятся.