Они прошли через зал мимо сцены, где выступала танцовщица со страусиными перьями и веером, и сели за крайний столик слева. Это было то место, где Милашка Исабель провела несколько лет своей молодости. Здесь она сидела со своим Ченте, здесь же соблазняла считавшего себя вдовцом Рикардо Линареса.

И сейчас, сидя здесь вместе с Рохелио, так похожим внешне на своего брата, Исабель мысленно перенеслась в прошлое. Она вновь почувствовала себя потрясающей красавицей с яркими голубыми глазами и платиновыми волосами, которые волнами ниспадают на обнаженные матовые плечи.

И всем этим блистающим мишурным миром управляла многие годы грузная, постепенно стареющая женщина. Исабель огляделась — как-то, интересно, работается девочкам при новом хозяине? Сорайда была резкой, иногда грубой, но все прекрасно знали, что у нее доброе сердце. Она была неизменно справедливой, и любая девушка, попавшая в беду, всегда могла рассчитывать на ее помощь. «Без Сорайды «Реванш» будет другой», — думала Исабель. И ей казалось, что атмосфера уже как-то неуловимо изменилась. Исабель и сама не могла в точности определить, что же такое ей здесь не нравилось. И публика стала другая...

— Что желают сеньоры? — К ним подошел официант. Рохелио заказал кофе, легкий ужин и немного сухого вина. Исабель продолжала внимательно осматривать зал.

— И ничего больше? — спросил официант.

— Нет, спасибо, ничего. — Рохелио немного удивил этот вопрос, но он тут же забыл про официанта и погрузился в собственные невеселые размышления.

 Поразительно, — сказала она наконец. — Ни одного знакомого лица.

 — Подумай, сколько лет тебя здесь не было, — отозвался Рохелио. Ведь девушки не задерживаются здесь надолго. Никто же не будет работать здесь в тридцать.

— Это понятно, — кивнула головой Исабель. — Но официанты, повара могли остаться. Понимаешь, сменились все. Я этого не ожидала.

Когда официант принес заказ, Исабель обратилась к нему:

— Скажите, вы давно здесь работаете?

— Чуть больше года, — ответил официант. — С тех пор, как пришел новый хозяин и решил обновить штат.

— Вот видишь, — сказала Исабель. — Я так и догадалась. Он уволил всех, кто работал раньше. Но кто-то все же мог остаться.

— Может быть, швейцар или гардеробщики.

— Я бы их узнала, — покачала головой Исабель. — Все это как-то удивительно, честное слово. Почему Сорайда вдруг решила скрываться, почему этот новый хозяин вдруг взял и уволил всех. Просто странно.

Она внимательно оглядела зал.

— Подожди меня одну минуту, — сказала она Рохелио. — Я выйду в туалет.

Исабель встала и медленно пошла через зал. С каждым шагом она чувствовала себя все более и более неуютно. Ощущение было такое, как будто она попала в дом, который когда-то был ей родным, но где сейчас хозяйничают совершенно чужие люди. Ее не оставляло впечатление, что они захватили его незаконно и делают здесь что-то неблаговидное.

Исабель хорошо знала устройство заведения, где сама проработала несколько лет. Она безошибочно нашла путь к туалетам. Но большинство посетительниц не знали, что рядом со сверкающим чистотой входом в дамскую комнату за неприметной зеленоватой занавеской, сливавшейся с кафельной облицовкой стены, находилась дверь, за которой сидела уборщица — маленькая старушка, с обликом которой так не вязалось ее громкое имя Мария де лос Мерседес. Обычно девушки из заведения Сорайды звали ее просто тетя Мими.

Исабель, убедившись, что вокруг никого нет, тихонько постучала в дверь за зеленоватой занавеской.

— Кто там? — раздался голос, показавшийся знакомым.

У Исабель забилось сердце. Неужели тетя Мими осталась... Она тихонько открыла дверь и проскользнула внутрь.


«Феррари» плавно затормозил перед массивной дверью с коваными бронзовыми ручками. Сидя за рулем машины, Эвелина успела рассмотреть, что на Хоакине были брюки от нового дорогого костюма и рубашка из дорогого магазина. Его довольно нескладная фигура теперь смотрелась уже не так нелепо, как в студенческие дни.

Хоакин быстро выскочил из машины, чтобы распахнуть перед Эвелиной дверцу, и тут же раскрыл перед ней. дверь клуба. Швейцар в ливрее почтительно склонился перед ней.

Хоакин провел ее в уютно обставленный ресторан и попросил принести меню. Выражение лица у него все время менялось: то он оглядывался по сторонам, и довольная улыбка появлялась у него на губах, то бросал быстрый взгляд на кольцо Эвелины и опять мрачнел.

Когда подошел официант взять заказ, Эвелину поразило, насколько хорошо Хоакин ориентировался в замысловатых названиях изысканных блюд.

— Ты позволишь тебе порекомендовать? Начнем, пожалуй, с черной икры, потом жюльен из шампиньонов... Как тебе устрицы? Или нет, лучше закажем омара, они его прекрасно готовят. Ты согласна? И предлагаю к закуске бутылочку мозельского, оно мне в прошлый раз очень понравилось...

Когда официант отошел, Эвелина с улыбкой сказала своему спутнику:

— Прошу тебя, Хоакин, открой мне загадку. Ты видишь, что я сгораю от любопытства. Что с тобой случилось, ты отыскал волшебную лампу Аладдина?

 Хоакин довольно рассмеялся:

— Да нет, все гораздо прозаичнее. Ты, наверно, не слышала от меня про дядюшку моего отца, старого Фелипе Герра, который скончался три месяца назад? Он был крупным фабрикантом: у него была целая сеть фабрик, где делают стиральные порошки и тому подобное. При жизни старик нас не жаловал, и во время ежегодных визитов к нему в провинцию Матансас на всех страх наводил. Зная его капризный характер, мы на него не очень рассчитывали, тем более что у него еще есть родственники. И вдруг при зачтении завещания выясняется, что он считает моего отца продолжателем рода Герра и завещает ему все свое состояние и управление его делами. Папаша чуть со стула не упал, когда адвокат это зачитывал.

Эвелина вежливо улыбнулась:

— Ну что ж, это приятная новость. Прими мои поздравления.

— Да, это был хорошенький сюрприз, — продолжал Хоакин воодушевляясь. — Поэтому теперь отцу приходится проводить часть времени в Матансас. Разумеется, бросать Буэнос-Айрес мы не собираемся. Мать как раз сейчас встречается с агентом по недвижимости, подыскивает новый дом, попросторнее.

— А ты, значит, будешь помогать отцу.

— Ну да, он собирается сделать меня своим заместителем. Говорит: «Раз ты обучался статистике в университете, как раз сумеешь справиться с подсчетом доходов дядюшкиного состояния». Мой папаша любит пошутить, но на самом деле я увлекся бизнесом.

— Действительно, то-то, я смотрю, у тебя вид такой... преуспевающий, — сказала Эвелина. — Теперь только осталось жениться и стать добродетельным отцом семейства.

Выражение лица Хоакина сразу переменилось, из самодовольного стало вдруг удрученным.

— Ты же знаешь, Эвелина, — начал он и вдруг замолчал. Долго сидел, собираясь с мыслями, и вдруг заговорил снова:

— Эх, опоздал я! Если б ты только знала, сколько раз за последний месяц в Матансас я только знала, сколько раз за просыпался с мыслью о тебе и представлял, как я позвоню, и мы встретимся. Я так и не смог тебя забыть, хотя понимал, что я тебе не пара. А теперь я подумал...

— Что именно? — тихо спросила Эвелина, потому что Хоакин опять замолчал.

— Я подумал... Понимаешь, Эвелина, ты же знаешь, что я все время по тебе с ума сходил. А теперь я решил, что смогу предложить тебе такую жизнь, которой ты заслуживаешь. Эвелина, я же все готов для тебя сделать.

— Ты забываешь, что у меня есть жених и наша свадьба намечена через две недели, — мягко произнесла Эвелина.

— Я знаю, ты говорила: океанолог, поэт... — с отчаянием повторил Хоакин. — Эвелина, ты его очень любишь?

Эвелина вздрогнула. Сам того не зная, Хоакин задал именно тот вопрос, который она страшилась задать самой себе. Она быстро взяла себя в руки.

— Он замечательный человек, — важно произнесла она. — Блестящий, талантливый. И он обожает меня.

Хоакин понуро опустил голову.

— Он только что закончил постройку яхты, которую назвал моим именем, — несколько тише сказала Эвелина, как будто уговаривая сама себя.

Хоакин чуть не застонал.

— О, я не сомневаюсь в том, что он необыкновенный, — сказал он. — Такая девушка, как ты; могла выбрать только кого-нибудь особенного. Но я не в силах об этом слушать спокойно. — Он прервал свою речь и залпом осушил бокал вина, стоявший перед ним. — Эвелина, я так мечтал оказаться с тобой где-нибудь на море, на палубе океанского лайнера под тропическими созвездиями. Чтобы я мог смотреть на тебя и боготворить тебя, ловя малейшее твое желание...

Эвелина молча слушала его, пытаясь вообразить себе эту картину. Ей лестно было, что чувства ее старого поклонника не ослабели и против ее воли к романтической картине примешивалась мысль о дорогом «феррари» Хоакина, о шикарных клубах и о сети фабрик, которыми теперь управлял его отец.

Девушка вздохнула и посмотрела на часы.

— Знаешь, я бы очень хотела, чтобы мы остались друзьями, — сказала она. — Спасибо тебе, Хоакин, обед был замечательный, но сейчас мне уже нужно идти. Я желаю тебе удачи в делах и счастья.

— Ты же знаешь, что моя удача может быть связана лишь с тобой, — грустно произнес Хоакин, поднимаясь вслед за ней.

Он подвел ее к машине и открыл дверцу.

— Ты разрешишь позвонить тебе? — робко спросил он, трогаясь с места.

«Какой смысл?» — хотела сказать Эвелина, но что-то удержало ее. Она подумала, что ей не помешает, если она будет поддерживать такое знакомство.

— Разумеется, Хоакин, звони. Я буду очень рада, — сказала она.

Машина остановилась у дома Пачеко. Эвелина быстрым движением протянула своему спутнику руку, которую тот поцеловал, и вошла в дом.

Почти сразу же к ней подошла служанка.