А возможно, сказались прошлые психологические стрессы — ведь Дульсе была свидетельницей преступ­ления, а потом так долго жила в постоянном страхе, что бандиты обнаружат ее! И они ее действительно обна­ружили. Похищение, угроза насильственной смерти... Многим ли довелось стоять под дулом пистолета? Неожи­данное избавление благодаря вмешательству Мигеля Сантасильи и гибель этого бесстрашного парня! Все это слиш­ком страшно и тяжело для молодой девушки.

Но ведь Лус тоже была похищена и тоже могла тогда погибнуть! Однако она забеременела и благополучно родила. Родила, но не воспитывает ребенка. Дульсе же при­рожденный воспитатель, а вот родить не может...

Пабло знал, что Дульсе каждое воскресенье ходит на мессу в базилику Пресвятой Девы Гвадалупе и страстно молит Деву Марию ниспослать ей ребенка.

Отчего Божья Матерь не откликается?

Как это несправедливо!

Пабло особенно жалел Дульсе еще и оттого, что под­сознательно чувствовал свою вину перед ней.

Вина-то в общем не такая уж и серьезная, да и дело это давно забытое, и все же...

Ведь с Дульсе Пабло познакомился раньше, чем с ее сес­трой, и вначале ухаживал именно за ней. Правда, длилось это всего несколько дней, не больше. Потом появилась Лус, и весь остальной мир, и Дульсе в том числе, потерял для Пабло какое бы то ни было значение. Память часто возвращала Пабло к тем давним дням проведенным на курорте в Акапулько.

Дульсита была тогда так счастлива, она вся светилась! До этих пор никто из мужчин не обращал на нее внимания — Пабло Кастанеда был первым. Все суще­ство Дульсе радостно и благодарно устремилось навстречу ему.

А он предпочел более эффектную и более общитель­ную Лус. Но он был не властен над собой. Он потерял го­лову.

Он помнил, как сникла тогда Дульсе. Правда, из гор­дости она старалась не подавать виду, что разочарована и уязвлена. Она говорила, что рада за сестру. Лишь теперь, повзрослев, Пабло осознал, какой удар невольно нанес он девушке.

Тем более сейчас он обязан ей помочь! Быть может, этим он искупит свою вину.

Дульсе хочет иметь ребенка — и, черт побери, она будет его иметь! Он не остановился ни перед какими расходами. Если понадобится, он организует для нее поездку за границу.

Может быть, обратиться за помощью к китайской медицине? Иглоукалывание, акупрессура... С восточными методами лечения он был знаком лишь понаслышке, но знал, что они часто дают результат там, где официальная медицина бессильна.

Может быть, поискать целителя среди мексиканских магов? Ведь родная страна тоже богата людьми, творящими чудеса.

А что такое, собственно, чудо? И есть ли ему место в реальной действительности?

Пабло Кастанеда поудобнее устроился на диване и прикрыл глаза. Мысли его приняли иное направление.

Образование, которое получил Пабло, было сугубо ма­териалистическим. Чему учили его на медицинском факультете?

Мышцы, сухожилия, кости, нервные волокна, химический состав ткани. О человеческой душе в лекциях профессоров не говорилось ничего. О судьбе, о Божьем про­мысле — тоже ни слова.

Даже в кратком курсе психотерапии, который он когда-то прослушал не в обязательном порядке, а в качестве факультатива, речь шла в основном о вытесненных в подсознание детских комплексах, которые потом превращаются в неврозы и портят человеку жизнь.

Ну хорошо, а если кому-то вдруг во сне является Святая Дева Мария, это что — тоже вытесненный комплекс? Быть этого не может!

Воспитанный с детства в уважении к католической церкви, Пабло так и не стал до конца материалистом.

В их семье никогда не садились обедать, не прочитав перед этим молитву. Молились и на сон грядущий. И перед экзаменами. И в любой трудной ситуации.

В детстве он свято верил, что его покровитель святой апостол Павел придет ему на выручку в любой беде.

Да ведь так оно и случалось!

Например, когда ему было всего пять лет, двоюродные братья взяли его с собой кататься на лодке. Они попали в во­доворот, и лодки перевернулись. А маленький Паблито не умел плавать!

Видимо, братья растерялись и забыли об этом. А может быть, просто потеряли его из виду или не сумели справиться с течением. Только получилось так, что никто не пришел ему на помощь.

— Спаси и сохрани!

Этот зов был произнесен им мысленно, совершенно автоматически, по привычке, воспринятой с детства.

И тут же другой голос — такой ласковый, исполненный благодати я спокойствия, отозвался:

— Не бойся, малыш! Ты спасен!

Ему почудилось, будто чьи-то сильные теплые руки подхватили  его я прижали к груди. В этой груди билось чье-то сердце.


И оно передавало ему свою силу жизни, свою высшую волю.

Малыш почувствовал, что ледяной холод сменился животворным теплом.

Он очнулся на берегу. Его согревало солнце.

Братья с криками о помощи поочередно ныряли в во­ду — они его искали и были уже уверены, что Паблито уже утонул.

А его волной выбросило на берег.

Это было, конечно, чудо.

Молитва помогла!

А разве не чудом было то, что они втроем — Мигель Саитасилья, Жан-Пьер и он, Пабло, успели спасти Лус и Дульсе, похищенных бандитами?

Ведь они подоспели к разбойничьему логову как раз в тот миг, когда на девушек уже было направлено дуло писто­лета и злодей Кике готов был вот-вот нажать на курок!

Настоящее чудо!

А не потому ли оно свершилось, что Пабло всю дорогу истово шептал:

— Господи, сделай так, чтобы с девушками ничего не случилось!

Молитва вновь была услышана.

А теперь? Почему он не молится теперь?

Почему ты сейчас надеешься лишь на себя, Пабло Кас­танеда? Почему ты не обратишься к высшей помощи?

Или ты возомнил себя всемогущим, дорогой сеньор Кас­танеда? Не гордыня ли это, не грех ли?

А всякий грех наказуем. Вот и тебя судьба бьет за то, что ты позабыл о самом главном. Ты даешь волю своему унынию, своему раздражению. Ты докатился до того, что сам себя жалеешь!

Почему-то перед Пабло всплыло лицо старенького пад­ре Игнасио, который кротко и терпеливо повторял:

— Покайся, раб Божий! Покайся и молись!

Пабло Кастанеда открыл глаза в оглядел ординатор­скую.

Все кругом было белым и стерильным.


Разумеется, здесь не было ни статуи Девы Марии ни изображений Христа и святых.

Он интуитивно сунул руку за ворот рубашки и нащупал на груди маленький золотой крестик, с которым не расставался с самого детства.

Распятие, казалось, излучало тепло.

— Патер ностер! — повинуясь неожиданному порыву прошептал Пабло латинские слова молитвы. — Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Пабло вздохнул и перекрестился. Словно огромная тяжесть свалилась с его плеч. Точно кто-то невидимый ответил ему:

 —Просящему да воздастся!

Роберто стоял у штурвала яхты, ощущая лицом свежий ветер. Хосе умелым движением расправил парус и весело окликнул товарища. Настроение у обоих было отличное. Во время шторма, разразившегося прошлой ночью, ш пришлось нелегко, но они выдержали, и яхта показала себя во всей красе. Роберто любовно оглядел тисовую обшивку яхты, которая выдержала шквал около шести баллов. На спасательном круге красовалось название яхты «Эвелина»,

Хосе зашел в каюту и через несколько минут свои появился на палубе.

— Слышишь, Роберто, я сейчас слушал прогноз по радио. Похоже, что до Канарских островов мы имеем шанс доплыть без приключений.

Роберто кивнул. Через неделю или около того они рассчитывали бросить якорь в итальянском городе Анкона. В Италии у Роберто были родственники, и он собирался провести там некоторое время.

— Ну что, теперь моя очередь. Иди отдыхай, — сказал Хосе, сменяя друга за штурвалом.

Роберто уступил свое место и встал у борта, зачарованно наблюдая за волнами, которые, пенясь, окружали яхту Впервые за последние недели Роберто испытал чувство освобождения и позволил себе взглянуть на будущее с неко­торой надеждой.

До этого в Буэнос-Айресе он похудел, осунулся и стал хмурым, так что даже приятели, случайно встречавшие его на улице, не выдерживали и спрашивали в чем дело. Робер­то только отмахивался. Боль от разрыва с Эвелиной еще не прошла, и он старался отгонять от себя такие мысли.


Роберто Бусти уже исполнилось тридцать четыре года, и его мать донья Энкарнасьон мечтала, что в этом году осу­ществится ее заветная мечта побывать на свадьбе сына. Около года Роберто ухаживал за красавицей Эвелиной Па­чеко и наконец получил согласие на брак.

Донья Энкарнасьон про себя была уверена, что ее сын — лучший жених, о котором может мечтать любая женщина. Высокий и темноволосый, со спортивной фигурой и живыми темно-синими глазами, он не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны прекрасного пола. Но он уверял мать, что пока еще не встретил такую девушку, ко­торая сможет стать его избранницей.

Когда Роберто представил матери Эвелину, донья Энкарнасьон осталась довольна. Эвелина отличалась не только красотой, но и умом, да к тому же была хорошо обра­зована. Для Роберто, который получил в университете диплом по биологии океана и вдобавок хорошо знал искус­ство и историю, свободно говорил на нескольких языках и писал стихи, это, очевидно, было немаловажным. Ни донья Энкарнасьон, ни сам Роберто не придавали значения приданому, и их не смущало, что Эвелина, дочь университетского профессора, не могла рассчитывать на особое наследство.

— Это не страшно, сынок, раз вы оба молоды и любите друг друга, — говорила донья Энкарнасьон. — Заработать на жизнь вы всегда сможете.

— Конечно, мамочка, — с улыбкой ответил Роберто. — В крайнем случае, можно катать пассажиров на яхте.