— Ну уж, ты скажешь, Чоле, как мы с тобой! — махнула на нее подруга — грузная, даже толстая старуха, говорившая почти басом.

— Да говорю тебе, Сесария, купил газету, сказал «спасибо» сердечно так и улыбнулся. Никакой важности, ничего. И дальше пошел.

— Да... — закивала Сесария. — А как говорит! Каждое слово понимаешь. Как он вчера рассказывал про вред табака. Я уж хотела своего Чуса привести, да куда там. Не хочет!

— А надо бы, чтобы он узнал, какой вред и душе, и телу от его табака и текилы! — поддержала подругу Чоле. — Я вот тоже хочу своего зятя уговорить. Пусть послушает, может, тогда перестанет пить да гулять.

— Попробуй, попробуй, — прогрохотала Сесария.

Этот случайно подслушанный разговор пустил мысли Рохелио по совершенно иному руслу. Ведь он, все время думая о Гонсалесе как о преступнике, который скрывается под личиной проповедника, никогда не задумывался о том, что доктор Вилмар Гонсалес действительно читает по всей Мексике проповеди, на которые собираются десятки и даже сотни людей. Ведь эти две седые бедно одетые женщины, которые сидят сейчас на скамейке и ждут, когда же перед ними будет выступать всемирно известный проповедник, — искренние поклонницы доктора Вилмара Гонсалеса. Что же так привлекает их? Рохелио впервые заинтересовался содержанием учения об «истинно христианском образе жизни».

Он глянул на часы — проповедь начиналась через пятнадцать минут. Рохелио встал, расплатился за кофе и вслед за подружками Сесарией и Чоле вошел в прекрасный городской парк Куэрнаваки.


Недалеко от входа находилась эстрада, на которой уже шли приготовления к проповеди. С одного края сцена стояли несколько девушек в длинных белых платьях — по видимому, хор, понял Рохелио. С другой стороны у стола находились двое мужчин с постными лицами, которые почему-то были похожи на янки, возможно, из-за костюмов с галстуками и белых рубашек? Один из них, тот, что постарше, был к тому же каким-то бесцветным — с водянистыми глазами и такими светлыми бровями н ресницами, что, казалось, их не было вовсе.

Перед сценой располагались скамьи для зрителей. К немалому удивлению Рохелио, зрителей было довольно много, хотя большую их часть составляли старушки и женщины средних лет. Были и дети, которых, по-видимому, привели бабушки. Собственно, молодежи почти не было видно.

Заиграла музыка, и девушки стройно и довольно мелодично запели:


Тебе подобным, о мой Спаситель,

При этой жизни я стать хочу,

И будь свидетелем, Вседержитель,

Не пью текилу и не курю.

 Голоса были прекрасные, но текст! Рохелио никогда в жизни не думал, что кто-то может решиться исполнять перед аудиторией подобные вирши. Но собравшиеся воспринимали происходившее совершенно нормально.

 Когда пение смолкло, на сцене появился всемирно известный проповедник собственной персоной. Высокое, в меру худощавое тело венчала маленькая голова — как будто некий шутник поместил детскую головку на манекен, изображающий взрослого мужчину. Сходство с манекеном дополнялось не вполне обычным нарядом проповедника. Безупречно пригнавший, хорошо отутюженный светло-серый костюм сидел очень аккуратно. Ни одной морщинки. Но большие отвороты, обшитые красным галуном, и яркая лимонная роза в петлице производили несколько странное впечатление. В нем проповедник чем-то напоминал ливрейного лакея или распорядителя в цирке.

Раздались жидковатые хлопки.

— Я рад снова видеть вас! — сказал в микрофон Вилмар Гонсалес.

Рохелио знал, что он бразилец, и потому странноватый акцент, с которым говорил проповедник, не удивил его.

— Я уже узнаю многих из вас, — продолжал Гонсалес, обводя взглядом собравшихся. — Вот вы уже не первый раз приходите послушать меня, — он указал на старушку в черном, которая сидела на третьем ряду. — Да и лицо вашей соседки мне тоже знакомо.

— Ни разу не пропустила! — раздался трубный голос, который мог принадлежать только Сесарии — той полной почтенной сеньоре, которую вместе с подругой Рохелио видел у кафе.

— Это прекрасно! — расплылся в улыбке проповедник. — А сейчас мы проведем небольшую лотерею.

Рохелио показалось, что он ослышался, но мужчины, похожие на янки, внесли на сцену небольшой ящик и водрузили его на стол.

— Каждый из вас вчера написал на карточке свое имя. Теперь мы будем вытаскивать ваши карточки из этой коробки, — объяснял проповедник. — Тот, чье имя я прочту, и окажется выигравшим. Итак, первый приз — книга «Я выбрал путь Иисуса».

По скамьям со зрителями прокатился возбужденный ропот. По-видимому, многим хотелось стать обладателями книги, которую один из помощников Гонсалеса держал высоко над головой.

Проповедник попросил худенькую девочку, сидевшую в первом ряду, подняться на сцену и вытащить карточку с именем.

Девочка засунула худенькую ручонку в ящик, вынула карточку и протянула ее проповеднику.

— Мануэла Томео, — громко прочел Гонсалес.

Откуда-то с самых последних рядов поднялась сухонькая старушка вся в черном и бодрым шагом засеменила к сцене. Проповедник помог ей подняться и торжественно вручил ей яркую брошюрку.

— Благодарю тебя, Мануэла, — громко воскликнул Гонсалес, — за то, что ты пришла послушать меня!

По впалым щекам Мануэлы Томео катились слезы.. Прижимая к груди книжку, она спустилась со сцены и по­шла на место.

— Книга «Советы христианину», — провозгласил теп временем проповедник.

«Что это, цирк или богослужение?» — удивлялся Рохелио. Никогда раньше ему не приходилось бывать на вы­ступлениях протестантских проповедников. Все здесь вы­зывало недоумение. Но аудитории происходящее явно доставляло удовольствие, по крайней мере никто не уходил. «Возможно, им нравится то, что проповедник обра­щается к ним лично, персонально, — подумал Рохелио, — тогда как у нас в церкви священник как бы и не замечает прихожан. Хотя...» Он снова взглянул на сцену, где разыг­рывался очередной приз: «Все-таки нельзя превращать это в полный балаган».

Наконец, лотерея закончилась, и снова запел хор. На этот раз он выводил:


 Жил я без Иисуса и всегда грешил,

А теперь я к Господу на стезю вступил.

Тело мое крепнет силой каждый час.

Радуется в небе, кто страдал за нас.

И тут на сцене появилась девушка. Она была одета в та­кое же длинное белое платье, что и хористки, но сзади к не­му были пришиты два белых легких крыла. Держа в руках зеленую ветвь, девушка прошла по сцене и скрылась.


О Господь! В этом мире греховном

Каждый ищет услад, но не я!

Если пастырю буду покорным —

Возвеличит меня Судия!

Девушка, выступающая в роли ангела, появилась снова. На этот раз она держала в руках белую голубку. Когда хор исполнял последнюю строчку, она выпустила птицу, и та, сделав круг над головами изумленных зрителей, снова опустилась к ней на руки.

— Вчера мы говорили о правильном питании, — начал Гонсалес, когда девушка ушла со сцены. — Вы помните, что самое великое благо, полученное нами, когда мы пришли на землю, есть дарование физического тела. Нам нужно физическое тело, чтобы стать такими, как и Отец наш Не­бесный. Помните, ведь по подобию себя Он создал нашего праотца Адама. Наши тела такие важные, что Господь их именует храмами Божьими. У апостола Павла сказано: «Вы не свои, ибо вы куплены дорогой ценою. Посему прослав­ляйте Бога в телах ваших». Вот почему церковь, которую я представляю, так много внимания уделяет тому, как пра­вильно питаться.

Вчера мы говорили о том, что, как и когда правильно пить. Те, кто помнят мои слова, скажите, что полезнее на­шему организму — вода или кока-кола?

— Вода! — раздались крики.

— Правильно, — ответил проповедник. — А теперь я хочу проверить, как вы последовали моему совету. Те, кто выпил сегодня утром натощак стакан воды, поднимите руки. — Гонсалес внимательно осмотрел аудиторию. — Так, не все, далеко не все.

Рохелио огляделся. Руки подняли значительно меньше половины слушателей.

— Кто воздержался вчера от кофе и чая? — задал следу­ющий вопрос проповедник.

Рохелио внутренне усмехнулся. Не так-то просто убедить старую мексиканку, что она станет грешницей, если выпьет чашечку кофе.

И действительно, тех, кто последовал этому совету, оказалось куда меньше согласившихся начать свой день стаканом воды.

— Кто удержался вчера от вина, крепких напитков табака?

Этих оказалось довольно много, но ведь слушатели в большинстве своем были старушками. Рохелио не был уверен, что результат опроса был бы таким же благоприятным, если бы Гонсалес проповедовал среди молодежи или в чисто мужской аудитории.

По-видимому, проповедник был не слишком доволен. Он снова подошел к микрофону и заговорил:

— Вы скажете мне: разве не Всевышний создал виноград, кофейные деревья, табак? Нет, отвечу я. Господь соз­дал виноград и сок винограда. Господь создал яблоки и сок из яблок. Но разве Он велел из сока винограда делать вино, а из сока яблок кальвадос? Это только козни дьявола, врага человека!

Некоторые из вас спрашивают: почему нельзя пить ко­фе и чай? Я скажу: Господь создал некоторые листья и пло­ды, чтобы их кушали звери и птицы. Но не велел делать из них горячие напитки. Эти напитки содержат вредные нар­котики, которые отрицательно влияют на физическое сос­тояние. Пейте воду из родника и минеральную воду, пейте соки. Вы напьетесь тем, что создано, чтобы его пили.

Дети не понимают, почему нельзя пить кока-колу, ведь в ней нет наркотика? Но в кока-коле, в пепси, в других химических напитках есть химические вещества. Химические вещества полезны для промышленности, но не надо наполнять ими храм Божий, каким служит наш физическая оболочка. Помните, Христос купил нас. Спросили ли вы у Спасителя его согласие на то, что в его теле содержится всякая бурда? Есть еще и такие, которые напускают дым в Божий храм. Помните: табак очень вред­ный наркотик, курить сигареты и сигары — значит, огор­чать нашего Спасителя. Также нельзя жевать табак в ню­хать.