Оливия Крэнк - Возвращение

– Не помешаю?

Мужчина, белый, лет под сорок, ровесник, значит, одет прилично, пива тоже заказал. Места кругом полно. Компании хочет? Почему бы и нет?

– Валяйте.

– Не был здесь давно.

– А что, хорошее заведение?

– Нет, я имею в виду в городе. Учился тут, потом женился, а потом сбежал. Шлея, как говорится, под хвост попала. Приключений захотелось, вот и подался в южные штаты.

– Выходит, нагулялись?

– Вроде того. Сказать по правде, совесть заела. Здесь сынишка растет. Пять лет меня не было. Столько пропустил. Бывшая, небось, и на порог не пустит. Поделом конечно, что уж. А вы женаты?

Хэнк до сих пор смотрел на сотрапезника мельком, краем глаза. Он ведь только из вежливости согласился разделить компанию. Задушевных бесед вести не собирался, рассиживаться тоже некогда. Но прямо взглянув в лицо, вдруг встрепенулся, обрадовался, расплылся в улыбке:

– В местном колледже учились, говорите?

– Точно так.

– Майк?! Майк Дуглас! Не помнишь меня?

– Хэнк Зановски! Как же! Здоро́во приятель! Вот это встреча. Извини, не признал тебя сразу.

– Да я, в общем, тоже… Слушай, мне идти уже надо. У дочери сегодня в школе футбольный матч.

– Семьей, значит, обзавелся? Образцовый отец, всё как положено? Молодцом! Одна дочурка, или еще кто есть?

– Пока одна.

– Ну, ничего. Какие наши годы. А хочешь, я с тобой пойду? Времени у меня теперь вагон. Только приехал. Вечерком хочу своей бывшей в ножки покланяться, а пока свободен.

С одной стороны, расставаться со старым приятелем не хотелось. С другой, демонстрировать, как дочь его льнет к какому-то пидарасу, просто немыслимо. Можно было б соврать что-нибудь. Дескать, дядя это по линии жены, в семье, ведь, не без урода. Но Моника упорно через слово называет Салли папочкой, а Хэнка дичится, как прокаженного. Какого, в общем, чёрта? Пусть хоть один человек по-настоящему, без дураков, войдет в мою команду. Все сочувствуют педику; понятно, он такой беззащитный и хрупкий; зла не хватает; слизняк. А мне, между прочим, тоже нужна поддержка. Я тоже не железный, в одиночку всё переносить.

– Слушай, Майк, пойдем, конечно, но дело тут такое, я своей дочери чуть не враг.

– И ты тоже? Братья, значит, по несчастью? Лютует бывшая?

– Хуже.

Удалось, наконец-то, Хэнку, не стесняясь в выражениях, наплевав на всякую корректность и поправ совершенно политес, излить человеку душу.

– Ты не виноват, приятель. Она поймет это рано или поздно. Просто будь теперь рядом. Наплюй на эмоции, засунь их подальше. Делай вид, что тебя не ранит ее отношение. Со временем она сама разберется, кто есть кто, вот увидишь. Понимаю, ты думаешь, рассуждать легко, но это я тебя сейчас как самого себя уговариваю. Я сам для себя так решил: сносить попреки, весь негатив от них проглатывать, держаться спокойно и просто быть рядом. Ты хоть о дочери своей не знал, а я, так по уши в дерьме – кругом виноват перед своим парнем. Крошкой совсем оставил его. С матерью, конечно, не с чужими, но оправдание не слишком хорошее.

Выпили еще по бутылке и отправились, всё-таки, вместе. На душе у Хэнка заметно полегчало. Здо́рово, когда ты не один. Он был уверен, что игра еще не началась. Но как-то, видимо, подзадержались они с Майком в ресторанчике. Детишки вовсю уже бегали по полю. Среди них и Моника. Хэнк крикнул погромче: «Задай им, дочка!», чтобы она знала, что он здесь. Саймон остановился и помахал ему рукой. Хэнк невольно поискал глазами. «Кто бы сомневался, тут они, сладкая парочка. Лорейн болеет вовсю, голубая королева сдержанна как всегда. В ладошки хлопает – ни дать ни взять на детский утренник пришел. Фасон боится растерять. Куда там! Мы, блин, в образе – "холодна и прекрасна". Да, да, забыл, собирался же не раздражаться на него. Пришел на дочь смотреть – смотри, а в ту сторону и не косись даже».

– Которая твоя? – Спросил Майк. Хенк показал. – По сколько им?

– По семь в основном.

– Смешные. Моему вот тоже семь как раз исполнилось. Денег послал. Нужно было бы, конечно, нормальный подарок купить, но я совсем не в курсе, что он любит. Вот такой дерьмовый отец.

– Ничего, наверстаешь. – Посчитал своим долгом подбодрить товарища Хэнк. – Ты ведь за тем и приехал.

Есть в этом своеобразная прелесть. Горьковатое удовольствие. Вот сидят они вместе, два несчастных отца, непонятые, недооцененные, понимают друг друга и поддерживают.

– Слушай, Майк, пойдем еще выпьем после матча?

– Можно. Немного только. А то, если я заявлюсь еще и пьяным, через столько лет – сам понимаешь.

– Да уж. Хорошенькая выйдет сцена, прийти и свалиться у них на пороге без чувств.

Судья просвистел перерыв. Моника, как и стоило ожидать, со всех ног устремилась к Лорейн и Салли. А вот Саймон, верный дружок, не подвел. Хэнк, умилившись мальчишеской преданности, протянул было руки, чтобы подхватить его. Но Саймон увернулся, не поздоровался даже с дядей Хэнком, а глядя на Майка во все глаза и задыхаясь, то ли от долгой беготни, то ли от волнения, выпалил: «Вы мой папа?!». «Чёрт, как я раньше не допёр. – Подумал Хэнк. – Всё сходится. Дуглас фамилия распространенная, но он мне битый час талдычил о своих проблемах. Не додумал. Слишком собой был занят». Саймон тем временем уже уверенно восседал у Майка на руках. «Вот золото мальчишка. Контактный, доброжелательный. Отец его в младенчестве бросил, столько лет ни слуху ни духу, а он ему на шею бросается. А фифа голубая девчонку только носом крутить научила, точь в точь как сама».

– Как ты меня узнал, сынок?

– У меня есть две твои фотографии. А еще я нашел твою страницу в фейсбуке, маме только не говори, она рассердится. Ты ко мне приехал? Насовсем?

– К тебе, дружище. Насовсем.

– Дядя Хэнк! Познакомьтесь, это мой папа!

– Мы знакомы, сынок.

– Правда? Вот здорово!

Лорейн случайно наткнулась глазами на их «скульптурную группу», да так и обомлела:

– Глазам не верю, посмотри туда.

– Кто это?

– Майк. Невероятно.

– Подойдешь?

– Не знаю, Патрик, что-то я совсем растерялась.

– Непременно нужно подойти.

– Ты со мной? – Лорейн схватила его за руку.

– Разумеется. Молодчина, доченька, иди, тебя тренер ждет. Ничего не бойся, мы здесь.

Они поцеловали малышку и стали пробираться в сторону соседней трибуны.

– Ума не приложу, как он узнал его? Мистика прямо. Не оставляй меня, Патрик, умоляю!

– Спокойно. Я с тобой.

Вечер выдался хуже некуда. Лорейн ушла домой в слезах. Никак не определится со стратегией в отношении бывшего муженька. Моника вернулась от Хэнка ревмя ревущая. Этот грубиян и при ребенке не может скрыть своей неприязни к Патрику. Знает прекрасно ее реакцию и будто нарочно доводит. Ладно. Монику уложил, Лорейн проводил, теперь и самому не грех поплакать.

«Не могу больше. Не могу. Не хочу ничего. Жизнь моя! Сердце мое! Мой единственный! Милый! Зачем ты оставил меня? Что я буду делать здесь один? Сколько еще мне мучиться? Ничто меня не радует, не ладится без тебя ничего. Всё плохо! Плохо!». Не раздеваясь, Патрик повалился на постель. На их с Роджером постель. Он не мог на ней спать, после того как… ни за что не заснул бы здесь один. Слишком остро чувствовалось бы одиночество, невозместимость потери, страшная безысходность. Только поплакать он ложится на нее. Подушка Роджера всё еще сохраняет запах, и простынь, по крайней мере, так кажется. Он не всхлипывал, не выл, вслух не причитал, хотя, мог себе это позволить – отсюда Моника его бы не услышала. Обильные крупные слезы ручьем катились из глаз. А больше ни на что не было сил. Вся энергия уходила в стремление души туда, к любимому, где бы он ни был. Всей своей сущностью старался Патрик покинуть тело, вырваться из ненавистной, ненужной теперь оболочки и… что тогда? Где он окажется? Воссоединятся ли души их? Он очень хотел в это верить, но наверняка не знал, видимо, потому и не получалось. Тело крепко держало метущееся существо, не выпускало ни на секунду. «Забери меня к себе! Забери! Зачем мне быть здесь, когда ты где-то еще?» В домофон позвонили. «О, Боже! Эта Лорейн неплохая тёточка, участливая и дружелюбная, но иногда перебарщивает». Патрик задрал футболку и утерся ею, как полотенцем.

– Кто там?

– Салли? Добрый вечер. Вы помните меня? Майкл Дуглас.

«Как ни помнить. Дорогая подружка мне весь вечер тобой мозги компостировала».

– Да, я вас знаю. Чего вы хотите?

– Хотелось бы поговорить с вами, не впустите?

– Заходите.

– Простите, что так поздно, здравствуйте еще раз.

Патрик не стал приглашать его в дом, а усадил в плетеное кресло на веранде. Сам уселся в такое же напротив. Уже совсем стемнело, но света из окна кухни, на вкус Патрика, хватало вполне.

– Итак, чем я обязан, мистер Дуглас?

– Майк. Прошу прощения за то, что беспокою вас, наверное, глупо было прийти сюда. Да. Я и сам теперь понимаю, чистая нелепость. Но, поверите, вот только, пару минут назад, разговор с вами казался мне единственным выходом. Извините, у вас не найдется чего-нибудь выпить?

– Мистер Дуглас, я очень устал, как вы заметили сами, уже довольно поздно. К тому же, недавно я лишился очень дорогого человека, и до сих пор горюю. Так что, если можно, ближе к делу, пожалуйста.

– Окей. Вы, наверное, догадались, речь пойдет о Лорейн.

– Не догадался, но в принципе да, мог бы.

– Это, может быть, прозвучит наивно. Я прошу вас повлиять на нее. Вы, как я понимаю, много значите в ее жизни.

– О, вы преувеличиваете.

– Нет, нет. Так и есть. Она очень, очень вас ценит.

– С чего бы очень? Мы не так давно и дружим с ней. И не слишком близко. Просто приятельствуем, дети учатся вместе. А как, собственно, по-вашему я могу на нее повлиять?