До конца рабочего дня Лорейн возилась с гистологическими препаратами и предавалась самым смелым мечтам. В основном о Патрике. Как они становятся всё ближе и ближе, и он, недоверчивый робкий котеночек, всё чаще позволяет себя приласкать. Как она на правах доверенного лица, задушевной подруги, кладет его голову себе на грудь, и гладит нежные щеки, и золотистые пряди пропускает сквозь пальцы. Как при встрече они целуются в губы, само собой, совершенно естественно. Как он плачет в ее объятьях, а она утешает терпеливо и кротко. Как в один прекрасный день наберется смелости и положит руку на молнию тугих его джинсов, а он не отвергнет, не встрепенется возмущенно, а закроет глаза и запрокинет голову, выставив остренький кадычок на тоненькой шейке. Вклинивался в сладкие грезы и Хэнк. Под благотворным влиянием Лорейн подобревший настолько, что оставил в покое маленькое семейство Патрика. Лишь изредка навещая и привозя подарки девочке, а заодно и ее папочке. Еще лучше, сделавшись неотразимым, исполнившись обаяния и привлекательности, Хэнк обзавелся хорошенькой супругой, наплодил моментально дюжину новеньких маленьких Хэнков а о Монике с Патриком думать забыл. А вот некстати всплывшую картину – Хэнк умилился до такой степени, что вместо ненависти воспылал к Патрику любовью, заменил собой его покойного супруга и жили они вместе долго и счастливо – Лорейн отбросила решительно и гневно. Нечего, нечего свиному рылу соваться, куда не просят.

Сглупила, конечно, не догадавшись номер мобильного у Патрика взять. Пришлось на удачу заявиться прямо домой. В каком-то смысле и вышло удачно – застала его одного. Ни Моники, ни Хэнка (этого только не хватало), ни гостей-друзей-приятелей, никого, кто бы мог помешать. Только вот чему? Патрик был отменно вежлив (не то, что некоторые), весьма обходителен и дружелюбен. Однако, иллюзии ночные и утренние, и уж тем более дневные фантазии в его присутствии окончательно рассеялись. Помыслить стало невозможно, не то, что вслух заговорить о спасительной, «решающей все проблемы» идее заключить пусть дружеский, пусть фиктивный, но брак. «Боже, о чём я только думала! Во снах моих и грезах он казался таким единственно близким, почти родным. Так просто было коснуться его, не только рукой, но душою! А теперь, когда он рядом, наяву, я чувствую физически, как держит он дистанцию. Очень корректно, совершенно в рамках приличия, но почти отталкивает. Холод и отчуждение стоят вокруг него невидимой стеной, не дают приблизиться». Невероятным усилием воли Лорейн заставила себя продолжить светскую беседу. Мал-помалу смущение ее отступило, появилась некоторая уверенность, даже кураж. Потому, что Патрик внимательно слушал, обстоятельно отвечал. Премило улыбался, щедро угощал, короче, был само очарование. «Агнесс права, не стоит торопиться. Мы сблизимся, сомнений быть не может. Во-первых, потому, что я безумно хочу этого. И потом, вы только посмотрите, люди добрые, как совпадает образ наших мыслей, как понимает он меня с полуслова, с полунамека. Как он отзывчив, тонок и податлив! Нет, просто так я не отступлю. Не тушуйся, девочка моя, Лорейн. Не сдавайся легко. Поборемся еще за тебя, суперприз, драгоценный камушек, голубой цветочек».

Патрик принес посмотреть фотографии с Роджером и маленькой Моникой. Да, у них действительно была счастливая семья. Любому на зависть. Сколько взаимного обожания в глазах у этой троицы! Родители влюблены, ребенок счастлив. Абсолютная идиллия. Невольная мысль о Хэнке заставила больно сжаться сердце. Лорейн осторожно упомянула о нём. Дала понять, не в первый, впрочем, раз, на чьей она стороне.

– В сущности, он не плохой человек. – Отозвался Патрик – Кстати, не такой уж злой и грубый, каким поначалу кажется. Знаешь, пытался как-то смягчить его, перенастроить, что ли, но слишком уж сильно его предубеждение. Все мои попытки он воспринимает как проявление слабости, желание прогнуться под него, самоуничижение, и от этого только бесится. Посредник нам не помешает. Не юрист, не психолог – просто друг. Я страшно благодарен за твое желание помочь. А то совсем уж было отчаялся. – Тонкие прохладные пальчики легли ей на запястье. – Бог тебя нам посылает.

«Вот оно! Тронулся лед. Дрогнула стена». Лорейн захотелось броситься и заключить его в объятья, но она благоразумно сдержалась.

– А человек он неплохой. Плохого я бы в дом не впустил.


Глава 4


– Ну, что у нас? Те же и Мартын с балалайкой?

– Хотела бы я возразить, но, боюсь, ты прав. Под ногтями у парня кожа с такой же ДНК, как и волос на теле первого.

– Не было печали. Я же пошутил в тот раз на счет охоты на гомосеков. Главное, два месяца всё тихо-мирно, и думать, ведь, забыли. Ладно, спасибо тебе за науку, побегу контакты его отрабатывать.

– На футбол успеешь?

– Постараюсь. Возможно не к началу, но точно приду.

– Окей. Счастливо.

– Ага, и тебе.

Впервые за долгое время Хэнк действительно побежал по делам, а не грузно поплелся. Бодренько так, легко ему во всём теле сделалось. Нет, ничего. Можно жить. Можно. Дело об опеке он почти что выиграл. Почти, вообще-то, не считается – присудили совместно с этим… Стоп. О нём не думать. Ни плохо, ни хорошо. Вообще стараться не думать. О чём-то приятном он начал. Ах, да. Хороший маленький домик удалось подыскать за вполне приемлемую плату. Чуть погодя, можно будет забрать туда дочку. Подремонтировать вот только немного. А еще через полгодика … нет, так далеко заглядывать не будем. Сегодня вот футбол у детишек. Как же он не успеет? Лучше чего другое не успеть. А тут ему стараться надо, очки зарабатывать. Вообще неплохая бабёнка эта Лорейн, отзывчивая. Многовато льет воды на мельницу того, етого, о котором мы не думаем. В последние дни, вроде, стала вникать что к чему, и чьей стороны держаться надо. Но не вполне еще прониклась. Мальчишка у нее отличный. Вот уж кто действительно разбирается в людях. (Хэнк и Саймон успели стать настоящими приятелями). А с дочки что возьмешь – привили извращенцы извращенное мышление. Кстати об извращенцах, Лорейн только между первым и третьим убитыми связь обнаружила. Второй голубчик, она считает, сам по себе. А мне, вот, так не кажется. Все они связаны, ясно как день. Методично кто-то мочит педерастов одного за другим. Самая криминальная среда. После нариков разве что. А им еще детей чужих воспитывать доверяют. Куда мир катится? Наш-то еще так себе, справедливость отдать ему надо, пестует дочку, старается, из кожи вон буквально лезет. Но рано или поздно всё одно вляпается. Тут уж ничего не попишешь: любишь в дерьме ковыряться – оно тебя везде найдет. Эх, не охотник я возиться с этой публикой. Легко сказать было: «связи отрабатывать пошел», а связей у каждого из них чертова уйма. Такое впечатление, что из спортивного интереса как можно больше народу поиметь стараются. Казалось бы, не всё ль равно? Очко оно и есть очко. Так нет, пока штук двести не перепробует, не успокоится. А за это время или шлепнут такого «спортсмена», или заразу мерзкую подхватит. И как подхватит – начинает плакаться, жалейте его. Тьфу. Наша-то принцесса-голубэсса, дома сидит. Фасон такой, мол, о ребенке заботится и скорбит о покойном муже. А не вмешайся я, еще не известно, как он в горе своем утешался бы. Сейчас понятно, деваться некуда: шаг в право, шаг в лево, да только он ребенка и видел. Всё равно не поможет. Один чёрт, отсужу себе дочку. Где это видано, чтобы Хэнк Зановски на пару с каким-то мужеложцем своего родного ребенка растил. Тоже мне, закон и порядок. Курам на смех. Жениться не мешало бы. Вот это был бы козырь. Мать честна́я! Вот оно! Пидорино горе.

– Ты что здесь делаешь?

– Навещал своего товарища. У него несчастье.

– Ясно. Страдает, значит?

– Разумеется. Не вижу оснований для сарказма. Ты не подозреваешь ли его? Так это просто нелепо. Они любили друг друга. Впрочем, лучше бы я тебе этого не говорил.

– Почему же?

– Ты слишком болезненно воспринимаешь такие вещи.

– Придется, видно, потерпеть. Возни еще много предстоит в вашей клоаке.

– Прошу тебя, будь с ним помягче. Хотя бы повежливей.

– Не бойся, не съем.

– Мне лучше бы вернуться, пойти с тобой.

– Вот этого не надо. Будешь только мешать. Иди, куда шел. На футбол не опаздывай.

Про футбол само как-то вырвалось. Больно нужно было напоминать.

– Да, да. Кончено. Хэнк! Подожди! Надеюсь, ты не слишком разочаруешься, если Моника не выйдет на поле?

– Это еще почему?

– С утра она немного закапризничала, сказала, что не хочет сегодня играть. Возможно, разгуляется за день, и всё пройдет. Но я решил тебя предупредить, на всякий случай.

– Окей. Не хочет – не надо. Поболеем за Саймона. Пока.

Что и требовалось доказать. Все они одним миром мазаны. Стоило лишь голову повернуть в сторону какого-то гомосека, и здрасте пожалуйста, Салли тут как тут. Разумеется, любовник покойного ни при чём. Любовники так не убивают. Но это вовсе не значит, что я должен оставить его расслабляться. «Помягче»! Понежней еще скажи. Щас прям, буду я с ним антимонии разводить. Толку, небось, всё равно не добьюсь. Занятно. Ведь я как будто не удивился, что встретил тут красавца нашего. Словно бы ждал, что встречу. Стесняюсь сказать, обрадовался. Лорейн своими воспитательными беседами мозги мне промыла? Привыкаю к нему – ничего не поделаешь. Надо будет расспросить его поподробней вечером. Дела-то паршивые. Он, получается, убитого знал. А может и убийцу. Этого только не хватало.

Допрос, так сказать, потерпевшего, как Хэнк и предсказывал, оказался бестолковым. Удалось, правда, выяснить кое-какие любопытные мелочи. Но слишком уж незначительные. Список контактов, конечно, пополнился. Бегать и бегать по этому списку. Половину, может, больше, он скинет парням из отдела. Не все же авгиевы конюшни самому перелопачивать. Выпивать еще явно рано, и можно было б в пару мест успеть, если хорошенько подсуетиться. К тому же на игру к ребятам в надлежащем виде явиться надо. Но всё-таки Хэнк не устоял перед искушением побаловать себя бутылочкой пива. Он заслужил. Эти сопли-слезы гомосячьи кого угодно выбьют из равновесия. Заскочив в ближайшую закусочную, он уютно устроился за столиком в уголке – народу почти никого. Спросил бутылку «Миллер» и чипсы с острым соусом. «Эх, малышка Сэльма! Что же ты так не сдюжила? Одну малюсенькую девчонку, как следует, родить не смогла. Разве можно было так просто жизнь свою на это положить? Вот сейчас бы мы с тобой расселись на школьном стадионе, вместе стали б умиляться, как карапузы за мячиком бегают. А в какой компании остался я? Нарочно ведь не придумаешь. Так ты, детка, подвела меня. Уж так подвела. Обидел тебя, спору нет. Виноват, раскаиваюсь. Но такого наказания и для меня многовато».