Оливия Крэнк - Возвращение

– Сколько у вас в классе девочек по имени Моника? – спросила Лорейн за завтраком.

– Одна. Салли-Крогер.

– Ты с ней дружишь?

– Она сейчас ни с кем не дружит. Ходит к психологу. Один ее папа умер. Правда, остался еще один, но мамы-то нет, так что она всё равно расстроилась. Не хочет ни с кем разговаривать.

– Да, но вы могли бы ее поддержать, утешить. Не хочешь пригласить ее к нам, поиграть?

– Раньше, когда она была еще веселая, то совсем меня не замечала. У них своя компания.

– Наверное, одни девочки?

– Нет, еще мальчик. Денни Стогоф. Мальчишки его обижают, вот он к ним и липнет.

– Ты тоже?

– Чего?

– Тоже задираешь Денни?

– Нет. Я даже хотел бы с ними дружить. Со всей их компанией. Они всегда выдумывают что-то такое… особенное. Но… – Саймон закатил глаза, – не судьба.

– Это почему же? – Сдержала усмешку Лорейн.

– Ну, мам, так сложно всё в этих человеческих отношениях. Денни думает, я такой, как все мальчишки – злой, и не доверяет мне. А Рупперт (лучший друг Саймона по последним сведениям Лорейн) говорит о нём гадости, и ужасно рассердится, если я буду с ними играть.

– Понятно. В любом случае, к Монике все вы могли бы быть сейчас повнимательней. Разве учительница вам этого не говорила?

– Говорила, но мне казалось, я тут ни при чем.

Лорейн неодобрительно покачала головой.

– Ладно, мам, я понял. Подойду к ней во время ленча.

– Прекрасно, дорогой.

– От того, что вы будете стоять у меня над душой, детектив, дело не пойдет быстрее.

Как он ее раздражает, этот новый следователь. Ужасно неприятный.

«Говорят, он работал в Интерполе, где-то во Франции. Только на нём это никак не отразилось. Мог бы побольше галантности у французов поднабраться. А мы не будем слушать его грубости. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Поразительно, бывают же такие противные субъекты. Вежливо просит и то отвратительным тоном. Как же он ругается? Впрочем, я этого знать не желаю».

– Сходите, выпейте кофе. Через десять минут, всё будет готово. … Ну и зря.

«Чёрт. Он такой неприятный, что мне даже кажется, от него воняет. Хотя, не исключено, что так и есть. Да уж. Это вам не благоухающий Патрик Салли. Ароматный цветочек на тоненьком стебельке. Кстати, мне еще нужно к Агнесс заскочить. Она адвокат что надо. Не говоря уж о том, как помешана на защите женских и гейских прав. "Терпеть не могу самцов" – ее всегдашняя присказка. С иронией. Но, как известно, в каждой шутке – доля шутки. Ах, Агнесс, когда рядом вот такой беспардонный бугай торчит, я вполне с тобой солидарна».

– У меня, знаете ли, детектив, тоже рабочее время заканчивается, и тоже есть личные дела. Вы ведь только мешаете, неужели не понятно?

«Пожалуй, к Агнесс забежать уже не получится. Нужно мчаться забирать с продленки Саймона. Я и так всегда чуть не последняя. Неудобно. Ладно. Позвоню ей по телефону. Что если бедненький Патрик вынужден терпеть вот такого же типа? Повеситься можно».

– Всё готово. Подробный отчет будет завтра, но в двух словах картина следующая: ни о какой наркомании и речи не может идти – печень у него, как у младенца. Уколы свежие и сделаны все одновременно и посмертно. К тому же, причина гибели вообще не отравление, а удар по голове, чем-то очень тяжелым.

– Спасибо, док, я ваш должник.

– Ну, что вы! От каждого по способностям, как говорится. Мне пора уходить, всего хорошего.

– Подвезти вас на служебной? Без пробок, с ветерком.

– «Этого еще не хватало».

– Благодарю, я как-нибудь на своей потихоньку.

– Тогда всего хорошего. Завтра увидимся.

– «Осчастливил».

По дороге в школу Лорейн успела созвониться со своей приятельницей-адвокатом. Агнесс заявила, что ситуация действительно непростая, и беспокоиться есть о чём. Биологический отец имеет все шансы отвоевать ребенка у одинокого гея.

«Паршиво. Самый простой выход уже предложила Моника. Заявить, что результат его анализа ДНК фальшивый. Но, может быть, получится и реальное решение найти? Очень уж жалко тебя, милый голубой цветочек».

Душераздирающий детский крик она услышала еще с первого этажа. Кричал явно не Саймон, но встревоженная Лорейн всё равно поспешила выяснить, что произошло. Поднявшись в класс, она глазам своим не поверила. Кричала и плакала Моника, но вместе с ней и учительницей в центре драматической композиции стоял как есть во всей красе детектив Зановски, ее антигерой, только что оставленный на работе и забытый, как она надеялась, по крайней мере до завтра. Своим противным голосом он вторил уговорам учительницы, и делал активные попытки ухватить девочку за руку. Моника извивалась ужом, орала, точно режут ее заживо, и вот-вот готова была забиться в конвульсиях. Остальные дети, обескураженные, пораженные, хранили гробовое молчание. Даже сын, заметивший появление Лорейн, никак на нее не отреагировал. «Чёрт побери, цветочек тоненький, а ведь я, кажется, тебе накаркала. Неужели это Хэнк? Мда. Положеньице; ничего не скажешь». Что ж, оставалось только решительно вмешаться.

– Мисс Лэсли! Что происходит? Где мистер Салли?

– Добрый вечер, миссис Дуглас. – В глазах учительницы недвусмысленно читалось безысходное отчаяние. – Дело в том, что у мистера Салли сегодня концерт, и есть подписанное им разрешение, но Моника никак не соглашается идти домой с…

– Со своим родным отцом!

«О боже, эти манеры кого угодно заставят усомниться в приятности твоей компании».

– Я ее настоящий отец, доктор Дуглас.

– Нет! – Еще громче, что казалось уже невозможным, закричала девочка и бросилась к Лорейн. – Скажите им! Пожалуйста, скажите! Мой папа Салли и … – она больно икнула, – Крогер.

Тут силы покинули несчастного ребенка. Она уселась на пол и тихонечко заскулила:

– Этот дядя чужой, я не люблю его, я хочу свою семью. Пожалуйста, скажите им.

Лорейн молча взяла Монику на руки. Коротко, без всяких объяснений попрощалась с учительницей и сделала знак сынишке и отвратительному детективу идти на выход.

– Благодарю за помощь, доктор. – Буркнул Зановски и направился, было к служебной машине. – Давайте сюда.

– Поедем на моей. – Отрезала Лорейн.

Открыла заднюю дверь, усадила Монику в детское кресло сына, а ему велела устроиться рядом. От чего мальчишка пришел в восторг – кресло он терпеть не может. Только у мамочки всё не хватает духу его демонтировать.

– Как прикажете понимать это, док?

– Мы с Саймоном составим вам компанию, пока не вернется Патрик. Думаю, девочке будет так комфортней. Прошу, вас, садитесь.

Лорейн указала ему на пассажирское сиденье впереди. Она старалась казаться спокойной и в высшей степени самоуверенной. Глянув в зеркало заднего вида, заметила, как Моника потянулась, чтобы взять Саймона за руку, и тот с готовностью сжал ее маленькие пальчики. Гордая нежность бальзамом разлилась в материнской груди: «не такой уж эгоист мой единственный мальчик». А вот сосед Лорейн справа прямо-таки источал негативные флюиды.

– Не знаю, что вы затеяли, доктор. Ни к чему все эти игры. Я ее отец.

– Послушайте, Хэнк, я в курсе дела. И что тут непонятного? Монике нужно помочь освоиться, принять новые обстоятельства.

– Вы в курсе. Разве вы можете быть в курсе? Кто вас ввел в этот курс? Он? Проклятый пид…

– Не смейте! Как вам не стыдно! Здесь же дети.

– Простите, не сдержался. Нормальным людям уже ничего нельзя. Ругать их нельзя. Только им всё можно, грязным извращенцам. Отнимать детей, настраивать их против родных родителей. Пожалуйста! Всё это в порядке вещей. Вполне естественно.

– Как вы можете? Эти люди заботились о ребенке, когда вас не было рядом.

– Я не знал.

– Неважно. Так или иначе, вас не было. А ребенок получал всё что нужно, ласку, тепло и заботу.

– Таким, как они, детей вообще нельзя отдавать.

– Ненавижу тебя. – Прошептала Моника.

Лорейн оглянулась на Саймона. Его глазёнки тоже недобро сузились. Она даже посочувствовала бедняге Зановски. «Умеешь ты, парень, расположить к себе людей».

– Постарайтесь взять себя в руки, детектив. Эти люди действительно не сделали лично вам ничего плохого, как говорится, кроме хорошего. Вы же полицейский, должны вести себя достойно в конфликтной ситуации.

– В любом случае, скоро всё закончится. Я подал в суд на право единоличной опеки.

Моника наклонилась к Саймону и что-то шепнула ему на ухо. Глаза мальчонки раскрылись до предела, он даже вздрогнул слегка, но согласно закивал в ответ своей подруге. Лорейн и представить не решилась, что задумала эта девочка.

Что называется, «в сухую» с этим человеком в одном помещении находиться было тяжеловато, поэтому, когда ребятишки наелись и устроились перед телевизором, Лорейн позволила себе пошуровать в спиртных запасах Патрика. Кроме шотландского виски, дегустируемого накануне, нашлась еще нетронутая бутылка портвейна и мартини почти на донышке. Что лучше, портвейн откупорить или мартини прикончить? Они с Патриком отнюдь не близкие приятели, во всяком случае, пока. На что он меньше обидится? Поколебавшись выбрала мартини. Хэнку составить компанию не предложила. «Извините, мистер Минус обаяние, мы с вами по разные стороны баррикад».

– Во сколько он вернется, вы не знаете?

– А пусть хоть вовсе не является, я не запла́чу.

– Дикость какая. Скажите, у вас, у самого, рациональное есть объяснение своей ненависти?

Зановски расхохотался.

– В точку, доктор! Рационального нету. Если бы было, не ненавидел бы так уж, а? Ничего с собой поделать не могу. Не человек – слизняк, мокрица, сопля зеленая. Как говорит, как ходит – прямо с души воротит меня.