Даниэла Стил - Возвращение

— Еще бы! А ты?

— Конечно.

Я вынесла коробку от Картье и вдруг заволновалась. А вдруг ему не понравится? По сравнению с маленькой коробочкой в обыкновенной оберточной бумаге, которую он положил мне в руку, моя коробка выглядела чересчур шикарной.

— Чур, ты первый, — сказала я. Крис согласился и начал разворачивать бумагу, пытаясь отгадать, что лежит внутри. Он сидел, держал в руках коробку, но не торопился раскрыть ее. Я затаила дыхание. Надо было купить ему какую-нибудь стереоаппаратуру, свитер или лыжные ботинки…

Наконец Крис открыл коробку. Широкая мальчишеская улыбка расплылась на его лице. Он даже крякнул, и я сразу же почувствовала себя Санта-Клаусом. Ему понравилось! Ему понравилось! Гип-гип, ура! Он тут же нацепил часы на руку, дышал на стекло, полировал, проверял ход и не мог на них налюбоваться, а потом чуть не задушил меня от радости.

— Твоя очередь…

О'кей, время пришло. — Я принялась срывать голубую фолы) с маленькой коробки. Под бумагой была красно-серебряная картонная коробочка, которые обычно продаются в мелких лавочках. Приоткрыв ее, я увидела бархатный футляр полночно-синего цвета, на его откидной крышке виднелась четкая надпись «Тиффани и К.». Раздался щелчок, и тут же вспыхнул белыми и голубыми огнями бриллиант на тонкой золотой цепочке. Он лежал и светился… Это был кулон. Я еле перевела дух. Подарок заставил меня оцепенеть. Хотелось заплакать.

— Ты вор… Ты мошенник… Ах ты дерьмо этакое… Я тебя обожаю. Как ты сумел купить это? — Я обняла его, погладила по щеке и судорожно вздохнула. — Это так прекрасно, милый… Нет слов.

— Если не нравится, могу забрать и продать при случае. — Вот так он всегда…

— Я тебе заберу! Надень его мне на шею. У меня трясутся руки.

Я подошла к зеркалу и убедилась, что камень действительно светится, как фонарь. Вот это да!

Мы зажгли лампочки, полюбовались елкой, а потом легли в постель, любили друг друга и лежали, держась за руки, пока у нас не начали слипаться глаза.

— Джилл…

— Что, милый?

— Давай поженимся до того, как родится малыш…

— Ты хочешь на мне жениться?

— Угу. По-моему, я ясно сказал. Разве нет?

Я согласна! — Я не спросила о Мэрлин, но подумала о ней. Едва ли он соображал, что говорит. И все же, черт побери, у меня оставалась крошечная надежда. Прижавшись к нему, я заметила, что он не снял часы, улыбнулась, прикоснулась к висевшему на шее бриллианту и уснула.

Рождественское утро выдалось шумным. Саманта визжала от радости. Как и следовало ожидать, кукольный дом привел Сэм в восторг и вызвал косой взгляд у Криса.

Вечером мы выбрались на прогулку в Центральный парк. Там было снежно и безлюдно. Все сидели дома или разъехались по гостям. Парк оказался полностью в нашем распоряжении, и мы этому очень обрадовались.

— Крис…

— Мм-м?

— Ты помнишь, что сказал ночью?

— Ага. А как же. Ты даже не задумываешься о том, что ребенок будет незаконнорожденным.

— Так вот в чем дело…

— Тьфу, дуреха. Совсем не в этом. Просто я решил подобрать тебя до того, как этот малый — Гордон, кажется? — сделает моей невесте предложение, не сползая со своего вращающегося кресла.

— Крис! Во-первых, он не так стар, а во-вторых, почему ты считаешь, что он собирается жениться на мне?

— Возможно, я немного простоват, но ты напрасно считаешь меня дураком. Кроме того, я умею читать.

— Ах да, стихотворение…

— Ага. Именно. И кое-что другое. В общем, это нетрудно понять. Когда ты сможешь приехать? Думаю, мне понадобится недели две, чтобы… как это?., ах да, «уладить свои дела».

— Да. Думаю, ты прав. Раньше мне не выбраться. Я не могу бросить журнал на произвол судьбы. Крис… А что ты будешь делать с… Я имею в виду… — Вымолвить «Мэрлин» у меня не хватило духу.

— Это моя забота. Все, что от тебя требуется, это побыстрее собрать манатки.

— Мне понадобится время, чтобы подыскать жильцов и сдать квартиру. Кроме того, журнал…

— Опять этот чертов журнал! Как-нибудь обойдутся. Мне ты нужна больше.

— С каких пор?.. Ты ли это, Крис?

— А ты как думаешь? — Мы поцеловались и рука об руку пошли домой.

Лежа в кровати, я посмотрела на стоящие в углу вещи Криса, вспомнила, что он улетает, и начала тихонько плакать. И дело было не только в его отъезде.

— Крис, все не так просто. Мы о многом недоговорили. Во-первых, о Мэрлин и других Мэрлин; может, у тебя всегда будет какая-нибудь Мэрлин. Я этого просто не вынесу. Во-вторых, мы с тобой такие разные: я частенько тебя раздражаю и… О черт, я не знаю… Иногда мне становится страшно.

— Хочешь сказать, что раздумала выходить замуж? Раз так, гони бриллиант назад.

— Фиг тебе… Нет, серьезно. Я не передумала, но… Говорят тебе, я боюсь!

— Меня, что ли?

— Ну… Да. Бывает.

— Тогда не выходи за меня.

— Но я хочу быть твоей женой… Нет, ты ничего не понимаешь!

— Все я понимаю. Поэтому помолчи, и давай спать. Господи, ты бы и в раю нашла, из-за чего икру метать. Хватит трепаться. Спи.

— Я не треплюсь…

— Нет, треплешься. Спать сейчас же! Завтра мне рано вставать…

В этом был весь Крис. А мне до смерти хотелось поговорить.

— Милый, когда мы сыграем свадьбу?

— Ты еще не успокоилась? Как только, так сразу… Если хочешь, отпразднуем ее прямо в родильном доме. Устраивает?

— О'кей. Спокойной ночи. Слушай, Крис…

— Ну что еще?

— С Рождеством тебя…

— Ага… — Он уже засыпал.

На следующее утро я с тяжелым сердцем провожала его в аэропорт. Разлуки всегда давались мне трудно, а после расставаний с Крисом я чувствовала себя особенно одинокой.

Как ни странно, по возвращении в пустую квартиру первым делом мне захотелось позвонить Гордону и попросить утешения. Однако это был бы запрещенный прием. Я еще не решила, что ему сказать. Впрочем, чего тут думать: «Гордон, я уезжаю. Мы с Крисом решили пожениться». Но как отважиться на такое? Даже подумать страшно…

В понедельник я вручила Джону Темплтону заявление об уходе и целый день избегала Гордона, обзывая себя скотиной и трусихой. Остаток недели прошел дома. Я сильно простудилась и разрывалась между спальней и гостиной, где стояли быстро наполнявшиеся чемоданы. Что бы ни случилось, мы уедем сразу после Нового года.

Все это время Гордон не подавал о себе вестей, и я решила, что обо всем расскажу ему на новогодней вечеринке у Хилари. Может, шампанское облегчит нам задачу… Сборище, как всегда, было тихое и интеллектуальное. В полночь Хилари произнесла замечательный тост, подняв бокал за здоровье своих гостей. Мы стоя выпили за хозяйку дома, а потом расселись кучками. Беседы велись вполголоса, комнату ярко освещали свечи, и каждый из нас ощущал магическое грустное и нежное настроение, столь характерное для встречи Нового года.

Гордон поднял глаза, увидел, что я слежу за ним, взял бокал и тихо произнес:

— За тебя, Джиллиан. Пусть этот год принесет тебе мудрость и спокойствие. Пусть ребенок подарит тебе радость, а Крис — доброту и ласку. Vaya con Dios[14]. — У меня слезы подступили к глазам. Он все знал.

Когда мы с Джоном Темплтоном столкнулись в холле, он выглядел грустным и безмерно усталым.

— Почему от меня уходят лучшие люди?

— Спасибо за комплимент, Джон, но вы легко обойдетесь без меня. Все будет по-прежнему. — Он только покачал головой и вышел из комнаты. С тех пор я видела его лишь однажды — во время проводов, которые мне устроили в пятницу. На них присутствовал и Гордон. После вечеринки у Хилари он держал себя вежливо, но отчужденно. Казалось, он что-то задумал. И только теперь я поняла, что произошло. Он тоже уволился. Мы вышли на улицу вместе, и Гордон вызвался проводить меня. Я терялась в догадках. Почему он ничего не сказал мне? Времени для этого было достаточно.

— Когда ты решил?

— Я уже давно подумывал об этом, — туманно ответил он, избегая смотреть мне в глаза.

— Нашел себе другую работу?

— Нет. Возвращаюсь в Европу.

— В Испанию?

— Нет. В Эзе. Есть такой городок на юге Франции. Наверное, сейчас он сильно изменился — одни пиццерии и туристы… Но десять лет назад там было прекрасно. Вот я и решил вернуться, и посмотреть самому. Хочется провести остаток жизни в каком-нибудь тихом, красивом месте и писать там картины, а не коптить небо в этих дерьмовых каменных джунглях…

— Рада за тебя, Гордон. Думаю, ты прав.

Он кивнул, улыбнулся и поцеловал меня в лоб. Мы вновь стояли у отеля, как в самом начале нашего знакомства.

— Увидимся завтра?

— Хорошо. Я позвоню тебе, — скрепя сердце согласился он.

Мы договорились провести субботу вместе. Я улетала в воскресенье.

Напоследок предстояло навестить Джулию, и это событие грозило стать самым тяжелым испытанием. Что я ей скажу? «Спасибо за работу»? «Желаю счастья»? «Скоро увидимся»? Господи, лишь бы не заплакать.

Мы немного поговорили, но сознание Джулии было затуманено димедролом или каким-нибудь другим лекарством. Передо мной лежала худенькая, хрупкая, морщинистая, бледная, седая старушка, уснувшая на полуслове. Когда я тихонько погладила ее по руке, Джулия открыла один глаз и улыбнулась. Я поцеловала ее в щеку и промямлила что-то невразумительное вроде «спасибо, Джулия». Она вновь закрыла глаза и задремала. Взглянув на нее в последний раз, я словно со стороны услышала свой шепот:

— Vaya con Dios…

Те самые слова, которые сказал мне Гордон.

Последние два дня мы с Сэм снова провели в отеле «Ридженси». По невероятному стечению обстоятельств, нам достался тот же люкс. Мы уезжали оттуда же, куда приехали. Знай наших. За четыре месяца, прожитых в Нью-Йорке, произошло столько событий, что они показались нам годами.

Когда мы заканчивали завтрак, зазвонил телефон. Это был Гордон.