Он улыбнулся, и она почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Она подумала, что иногда трудно поверить, что это самый раздражительный человек, которого она встречала в своей жизни. «Может быть, он подобрел из-за Нины, — подумала она, — он так любит девочку!» Абигайль тоже ее обожала. Скоро девочка вернется к родителям в Испанию, и они расстанутся навсегда.

Ужинал профессор с ними. Абигайль видела, что он устал, и предпочла не начинать разговор. Они пили шоколад, приготовленный мевру Бут. Профессор заговорил первым:

— Как вы узнали, что я не хочу разговаривать?

— Вы выглядите немного замкнутым и уставшим, — сказала она откровенно. — Я не хотела беспокоить вас, так как была уверена, что вы не будете со мной разговаривать.

— Но я иногда разговариваю с вами, Абигайль?

— О да, но чаще всего не разговариваете.

— Вы находите, что у меня скверный характер, Абигайль?

Она положила вилку и подумала, прежде чем ответить. Он задавал каверзные вопросы, и, если она не правильно ответит, он станет опять холодным и раздражительным. С другой стороны, зачем лгать? В конце концов она сказала:

— Нет, не скверный — дело в том, что… нет, не скверный. Иначе дети вас боялись бы, а они вас не боятся, они вас слушаются, не правда ли? Вы всегда были резким… нет, не то… Я думаю, что вы раздражены тем, что меня встретили. Я всегда была уверена, что вы не любите меня, и сейчас то же самое, правда не всегда, и этого я не понимаю. Это потому, что я англичанка? Или, может быть, хотя вы говорили…

— Я отвечу вам, чтобы убедить вас. Вы правы, я не хотел встречаться с вами, меня уже давно не интересуют женщины, девушки, но, встретив вас, я изменился. Я взял вас на работу, чтобы видеться с вами каждый день. Вы находите это странным?

Она молчала.

— Противоречивое поведение? А вы знаете почему? — Профессор устремил на нее свои голубые глаза и побледнел. — Я был женат. Это было давно.

— Да, я знаю.

— Кто сказал вам? Прислуга?

— Нет, я ни с кем не сплетничала. Один человек ответил на мой вопрос. Видите ли, я никак не могла понять, почему иногда вы ненавидите меня, а иногда… — Она стала слегка непоследовательной, вспомнив, как он целовал ее. — Я расстроилась один или два раза, хотела найти объяснение вашему поведению, и этот человек рассказал мне о вас, он сказал только то, что вы были женаты и ваша жена погибла в автомобильной катастрофе. Это не мое дело; вы сами начали разговор, я бы никогда об этом не заговорила.

— Я никогда об этом никому не рассказывал. Странно, что рассказал вам, но я хотел рассказать вам, Абигайль, я должен был рассказать вам…

Он Замолчал, так как вошел Боллингер узнать, не хотят ли они кофе.

— Да. Спасибо, Боллингер.

Боллингер вернулся очень быстро. Абигайль не давали покоя разные мысли. Если бы она была уравновешенной девушкой, она использовала бы эти несколько минут в полезных целях, а вместо этого она налила кофе, подала ему чашку и встретилась с ним взглядом.

— Это может показаться странным, Абигайль, все эти годы я никому не хотел рассказывать о своей женитьбе, хотя у меня много друзей, но я хочу рассказать вам, потому что вы другая, вы знаете, что значит быть несчастным, и вы честная девушка, я уверен, что вы сохраните наш разговор в тайне.

— Вы уверены, что хотите рассказать мне? Он улыбнулся, налил кофе, поставил чашку на стол и заговорил:

— Я женился, когда мне было двадцать пять, — это было пятнадцать лет назад. Вы знаете, что мне уже сорок? Она была очень красивая и веселая, она любила роскошную одежду, драгоценности, машины. Она была из тех женщин, с которыми любому мужчине приятно находиться рядом. А я — молод, богат, сделал предложение, и она согласилась выйти за меня замуж. Через полтора месяца я понял, что она не любила меня, а еще через полтора — что я разлюбил ее. Если бы я любил ее, я смог бы забыть все, что она сделала. Она погибла в автокатастрофе вместе со своим любовником через пять месяцев после нашей свадьбы. Я больше не любил ни одну женщину. Я не испытывал к моей жене никаких чувств, но была задета моя честь. Теперь вы знаете, почему я не позволял ни одной женщине вторгнуться в мою жизнь.

Абигайль вылила остывший кофе и налила ему горячий, при этом руки у нее дрожали. Даже если бы он и полюбил ее, то не позволил бы, чтобы чувства нарушили его жизнь. Какая могла быть еще у него причина рассказать ей о том, о чем он никогда никому не рассказывал? Единственная причина только в том, что он любит ее. Ему надо было рассказать, и он почувствовал, что может ей довериться.

— Спасибо за доверие, профессор. То, что произошло с вами, это действительно ужасно, и я могу представить себе, как подозрительно вы относитесь к женщинам. Но прошло уже много времени. Я уверена, что вы встретите кого-нибудь, кто изменит ваше мнение о женщинах. Вы так много работаете, а кругом так много хороших женщин!

— Вы думаете, что я встречу женщину, полюблю и женюсь на ней?

— Да, а почему нет? Если в бочке одно испорченное яблоко, это совсем не значит, что вся бочка плохая.

— Но мне нравится работать. Если я женюсь, женщина попытается изменить мой образ жизни.

— Нет, если она будет любить вас, она не сделает этого. Она будет помогать вам.

— Каким образом?

— Не знаю! — Абигайль потеряла всякое терпение. — Она единственная, кто может ответить на ваш вопрос.

— Я запомню ваши слова и спрошу ее, когда придет время. А сейчас я должен идти в больницу. Там один случай…

Он стал рассказывать, Абигайль слушала его с интересом и даже задавала вопросы.

Абигайль села возле камина, позвала Боллингера и, когда он вошел, извинилась, что они с профессором долго разговаривали за обедом.

— Все в порядке, мисс Абби, — сказал Боллингер, убирая посуду, — я рад, что у вас был приятный разговор. Профессор не часто разговаривает. Вы, должно быть, нравитесь ему.

— Я хотела бы верить, что это так, Болли, — сквозь слезы сказала Абигайль.

На следующий день профессор уже завтракал, когда они с Ниной спустились вниз. Он поцеловал племянницу и был явно в хорошем настроении.

— Завтра я еду во Фризленд, Боллингер тоже едет, так как должен посмотреть луковицы тюльпанов в саду. Будет хорошо, если вы с Ниной поедете с нами. Я думаю, что Нина заслужила это!

— Да, она прекрасно себя вела. Вы действительно хотите, чтобы я поехала? — Абигайль покраснела и добавила:

— Ей уже не нужна медсестра.

— Видите ли, мы с Боллингером очень любим Нину, но ведь мы не сможем уделить ей достаточно времени. У меня свои дела, а Боллингер будет занят луковицами тюльпанов.

— Хорошо, я поеду. Когда мы должны быть готовы?

— Успеете к восьми часам утра? Если хотите, мы можем выехать позже.

— Я думаю, успеем. Нина просыпается рано.

— В самом деле?

— Она ложится со мной, и я рассказываю ей сказку.

— На английском? — засмеялся он.

— На двух языках. Она почти все понимает, не правда ли, малышка? — Она повернулась к Нине, которая с большим аппетитом ела яйцо и хлеб с маслом.

— Да, — ответила девочка, набив полный рот едой.

— Моя дорогая, ты умная девочка, когда ты покушаешь, дядя Доминик сообщит тебе потрясающую вещь.

Нина забыла про яйцо.

— Дядя Доминик, говори, — капризно приказала девочка.

Ван Вийкелен оставил Абигайль успокаивать разволновавшуюся племянницу. Его не было целый день, и Абигайль обедала в одиночестве. Она постоянно убеждала себя в том, что единственным выходом было бы забыть все, что рассказал ей профессор, ведь скоро она уедет и они никогда больше не встретятся. Она должна вести себя так, как и всегда. Утром она, позавтракав, сказала Боллингеру, что скоро у нее будет возможность дать ему немного больше денег: ей должны заплатить за три недели. Она оставит себе немного денег, чтобы купить что-то из одежды, когда вернется в Лондон.

Они были готовы к восьми часам. Нина надела новый костюм на молнии, шляпку и красные туфли. Абигайль была в твидовом пальто и вязаном берете. На ней были старые ботинки, но Болли так вычистил их, что никто не догадается, что они протекают. Она выглядела очень скромно по сравнению с Ниной. Вошел профессор ван Вийкелен и внимательно осмотрел ее с ног до головы, начиная с помпона на берете и направляя взгляд вниз к ее ногам. Его легкая улыбка была ироничной.

Ночью шел снег, в городе деревья слегка покрылись инеем, но за городом все было покрыто толстым слоем снега. Абигайль с Ниной удобно устроились в креслах комфортабельной машины, рядом сидел Колосс. Они, вынужденные пробираться через стада лошадей, медленно проезжали мимо ферм. Нина, очарованная зимним утром, хотела знать все о лошадях. Она хотела знать о коровах и быках, а также о ветряных мельницах и подвесных мостах; Абигайль не могла все объяснить по-голландски, и профессор, смеясь, подсказывал ей нужные слова. Боллингер смотрел на него с удивлением.

Они проехали плотину за Иесилмер, но из-за снега толком не смогли ничего разглядеть. Вскоре приехали во Фризленд. Спустились по морскому берегу, затем обогнули маленькие городки Болсвард и Сник.

Затем они выехали на основную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись голые поля и не было видно ни одной деревни. «Как будто, — подумала Абигайль, — мы в центре пустыни, покрытой снегом», — и услышала голос профессора:

— Сегодня прохладно, но очень красиво.

Дорога, по которой они ехали, перешла в узкую кирпичную и неровную дорогу с указателем на Ерневуд, но до того, как они доехали до этого места, профессор повернул машину на тропинку с голыми деревьями, и они оказались около ворот. Тропинка кончилась, машина по каменной дорожке подъехала к дому.

Дом был старый, из красного кирпича, с многочисленными фронтонами; он не был широким, но казалось, что в нем множество комнат. Окна маленькие, с арками. Они вышли из машины, профессор взял Нину на руки и вошел в дом.