— Не надо, — очень тихо произнес он, прижал ее к себе и поцеловал; и на этот раз, смущенно подумала Абигайль, у него это получилось значительно лучше. Не успела она вымолвить и слова, как он сбежал вниз по ступенькам.

Она была в полном смятении — накануне вечером она так устала, что ни о чем не могла думать, сразу же легла в постель и моментально заснула, а утром осмыслить происшедшее у нее не было возможности. Она завтракала вместе с миссис Маклин, и та засыпала ее вопросами о работе. Когда Абигайль рассказала ей обо всем, что с ней произошло за день, миссис Маклин заметила довольным тоном:

— Я слышала, дорогая, как поздно вы вернулись вчера. Вас провожал Доминик? Я подумала, что вы сами за собой поухаживаете, а мне необязательно к вам спускаться.

— Профессор ван Вийкелен был так любезен, что отвез меня домой, — ответила Абигайль с самообладанием, которое далось ей нелегко. — Он заходил выпить чаю: вчера ведь было очень холодно.

Все ее объяснение было шито белыми нитками, но миссис Маклин воздержалась от комментариев.

— Доминик слишком много работает, — посетовала она, — и он очень, очень обеспокоен этой инфекцией — как там она называется. Надеюсь, что вы не заразитесь, Абигайль.

Абигайль успокоила ее, убрала со стола, вымыла посуду и отправилась в больницу. По дороге у Абигайль было достаточно времени, чтобы подумать о своих проблемах, мысли ее были заняты только одним: профессором и его поцелуем. Как они встретятся, думала Абигайль, подходя к больнице.

Стоило только взглянуть на него, чтобы понять, что никаких изменений в их отношениях не произошло. Когда он вошел в бокс, она отметила его усталый вид; она не знала, сколько профессору лет, но сегодня на лице его появились новые морщины. Он поздоровался с ней с холодной учтивостью и сразу же занялся малышами.

Состояние их улучшается, сообщила Абигайль, спрятав свое разочарование за деловым тоном. Она подала ему лист назначений, доложила о том, как младенцы провели ночь, и добавила, что у Янти дела обстоят хуже, чем у других детей. Его мать, сообщила она также, ждет профессора в комнате для посетителей на первом этаже и хочет поговорить с ним. Он кивнул, глядя в сторону, дал новые инструкции и начал говорить о чем-то с подошедшим Хенком на голландском. Затем Хенк повернулся к ней и объяснил, как профессор собирается лечить маленького Янти и что от нее требуется. Затем оба вышли из палаты, причем Хенк дружелюбно улыбнулся и подмигнул ей, профессор же ограничился тем, что кивнул.

Профессор пришел вечером, часов в шесть, и, за исключением состояния Янти, общей темы для разговора у них не нашлось. Когда он ушел, Абигайль очень расстроилась и никак не могла понять, что же такое она сделала, что его отношение к ней снова переменилось, и на этот раз не в лучшую сторону. А она-то решила, что начинает ему нравиться или, по крайней мере, ему нравится ее общество, но она ошиблась. Абигайль занялась малышами и постаралась не думать о профессоре.

Сменившись с дежурства, она быстро переоделась, ломая себе голову, как она доберется до Бегийнхофа; ни один автобус не шел в этот район. Хотя пешком до дома было минут десять, но на улице было темно, и к тому же шел дождь со снегом. Она промокнет насквозь. Абигайль торопливо пошла к выходу, пытаясь вспомнить какую-нибудь обходную дорогу, чтобы не идти по темным ночным переулкам, но уже через несколько минут отказалась от этой мысли: она так устала за этот длинный тяжелый день, что экспериментировать была просто не в состоянии. Она вышла на улицу — и зажмурилась: колючие льдинки вонзились ей в лицо тысячью иголок. Открыв глаза, она увидела, что у входа стоит «ролле» и Ян гостеприимно распахивает перед ней дверцу.

— Добрый вечер, мисс. Профессор велел отвезти вас к миссис Маклин, — сообщил он.

— Спасибо, Ян, как это здорово! Но кто… Правда, что профессор ван Вийкелен сказал, чтобы?..

— Да, мисс.

По его решительному и в то же время заботливому тону она поняла, что спорить бесполезно, да она и не собиралась. Она села в машину, недоумевая, зачем профессору так заботиться о ком-то, кого он едва выносит. Наверное, он боялся, что она простудится и не сможет больше помогать в больнице? Но вчера ночью его это, кажется, не тревожило… Из-за того, что она очень устала и чувствовала себя несчастной, слезы полились у нее из глаз; но, когда они приехали, она сумела поблагодарить Яна своим обычным тихим голосом и вылезла из машины. Ян, к ее удивлению, пошел проводить ее до дома. Когда она попыталась возразить, он сказал:

— Профессор велел проводить вас, мисс. Он подождал, пока она поднимется по ступенькам и откроет дверь, и только после этого, пожелав ей спокойной ночи, пошел обратно к машине.

Она была уверена, что миссис Маклин уже спит, но, к ее удивлению, та зашла в гостиную и бодро сказала, как бы не замечая ее подавленного настроения:

— Наконец-то вы пришли, дорогая. Мне совершенно не хотелось спать, вот сварила нам какао. Вы устали — идите сюда, к печке: посидите полчасика, согрейтесь и расслабьтесь.

Она вышла, а потом вернулась, дав время Абигайль снять пальто и вытереть слезы. Когда Абигайль начала оттаивать в ее обществе и восхитительном тепле маленькой комнатки, миссис Маклин спросила:

— Тяжелый был день?

— Нет, не очень. Троим малышам намного лучше, четвертый тоже выкарабкается, я думаю, новых случаев заболевания не будет, результаты анализов у тех, кто имел контакты с больными, отрицательные — полагаю, что все худшее уже позади. Хенк тоже так думает; и они наконец-то нашли источник инфекции — это один из привратников.

— А Доминика сегодня видели?

— Да, он приходил в отделение осматривать детей.

— Я слышала, как подъехала машина. Почему он не зашел?

— Меня привез Ян. Я даже не ожидала… он ждал меня… его послал профессор. — Абигайль собралась с духом:

— Миссис Маклин, почему он так… так внимателен ко мне, если я ему совсем не нравлюсь? — Она вздохнула, отхлебнула какао и вопросительно посмотрела на свою собеседницу.

— Мне очень хотелось, чтобы вы об этом спросили, — неожиданно сказала миссис Маклин. — Я все думала, имею ли я право с вами об этом говорить, но раз вы сами спросили… — Она с удовлетворением кивнула. — О друзьях сплетничать, конечно, нехорошо, но бывают случаи… Причина женоненавистничества Доминика кроется в том, что он им не доверяет, в смысле молодым женщинам. — Она выжидательно посмотрела на Абигайль.

Абигайль подлила какао в обе чашки.

— Вы уверены, что хотите что-то рассказать?

— Да, детка. Я вам все расскажу — Доминик такой замечательный, и я не хочу, чтобы о нем сложилось превратное впечатление, особенно у вас, Абигайль.

Абигайль ничего не ответила. Миссис Маклин продолжала:

— Ему сейчас — дайте-ка подумать — исполнилось сорок. А когда ему было двадцать с небольшим, он женился на очаровательной девушке — высокой, темноволосой. Она была такой красивой! Я, правда, не думаю, что он сильно любил ее — скорее всего, просто увлекся, но поначалу увлечение можно принять за любовь, разве не так? Она была из тех женщин, которые сводят мужчин с ума. А Доминик молод, красив, со связями, да и богат, — вы знаете об этом, Абигайль? — и они поженились. Но уже через несколько недель выяснилось, что она легкомысленна, капризна, и через полгода она погибла в автокатастрофе вместе со своим дружком. С того дня Доминик очень изменился — и дело не в том, что она разбила его сердце, — нет! — к этому времени все его чувства к ней прошли, но гордость была уязвлена. Девушки тут же принялись оказывать ему всяческие знаки внимания: он же был прекрасной партией, — но он всем дал понять, что женщины его больше не интересуют. Главное, что у него была и есть его работа; она поглощает его целиком — и это уже навсегда. Вы знаете, он привык скрывать свои чувства, — она помедлила, — по крайней мере так было до недавнего времени, сейчас я в этом не уверена. Он ведет светский образ жизни, так как у него много друзей, его любят; он красив, и у него есть все: внешность, ум, положение в обществе, деньги, которые он не знает, куда девать, — все, кроме любимой женщины.

Абигайль так сильно сжала чашку, что пальцы ее побелели. Она робко сказала:

— Он так любит детей и очень добр к своим пациентам, они доверяют ему. Мне жаль, что у него нет любимой женщины и что он никому не позволяет любить себя.

Миссис Маклин посмотрела на нее долгим задумчивым взглядом.

— Жаль, очень жаль, — согласилась она, — тем более что ни одна женщина моложе сорока лет не прошла мимо Доминика равнодушно.

Абигайль, которая вообще редко краснела, залилась краской.

— Так вот почему?.. Но он ведь не думает, что я?.. Он так сердится на меня все время — то есть почти все время, — честно призналась она. — Я не знаю… Я постараюсь держаться от него подальше, насколько это возможно. Надеюсь, когда-нибудь он встретит женщину, которая сделает его счастливым.

Абигайль поднялась из-за стола и понесла поднос с чашками на кухню.

«Ты можешь сделать его счастливым, — шептало ей сердце, — потому что ты безумно любишь его».

Она утопила эту бредовую мысль в струе воды из-под крана, вымыла посуду, стараясь не думать о Доминике ван Вийкелене. Затем вернулась в гостиную, поблагодарила миссис Маклин за рассказ — и больше они о профессоре не говорили. Абигайль стала расспрашивать ее о здоровье, сочувственно выслушала мелкие жалобы, и вскоре они отправились спать. Абигайль легла в постель, запрещая себе думать о будущем, потому что в нем не будет Доминика, а она без него уже не представляла свою жизнь, но теперь она знала, что его предали, пусть и очень давно, и он не способен полюбить ни ее, ни какую другую женщину. «В конце концов, — с горечью призналась она, — я уже привыкла к его раздражительности и ледяному тону, и отношение мое к нему от услышанного не изменилось». Теперь она просто не будет обращать на его тон никакого внимания, по крайней мере постарается.