Абигайль чуть не выронила пустую тарелку из-под овсянки, которую несла в кухню.

— Моей мамы? — переспросила Абигайль. — А откуда вы знаете?

Миссис Маклин изумленно посмотрела на нее.

— Доминик рассказал, разумеется. А что, он не должен был мне рассказывать?

— Да нет, дело не в этом. Как он узнал… не знала, что он знает…

— Доминик знает все, — благодушно заметила миссис Маклин. — Вы сами в этом убедитесь.

Утро Абигайль провела в домашних хлопотах: ходила за покупками, убирала в доме, готовила обед. А после обеда пришел профессор. Он приветствовал Абигайль в своей обычной сдержанной манере и уселся поболтать с миссис Маклин о разных пустяках. Минут через десять он встал и сказал:

— Я вижу, что вы принесли Джуда домой. Быстро нашли дорогу?

— Да.

Она не стала говорить, что, перед тем как ей отдали кота, ей пришлось заплатить за его недельное содержание в приюте. Профессор оплатил все предыдущие счета, а этот, последний, забыл. Всего-то тридцать гульденов — возможно, сущие гроши для него, но для нее это были немалые деньги. Абигайль надеялась, что он вспомнит об этом счете, когда будет платить ей за работу, так как почти все деньги, которые она получила от профессора де Вита, она отдала Боллингеру. На билет в Англию ей хватало, но помимо этого у нее почти ничего не оставалось. Он довольно кивнул и сказал:

— Мне кажется, миссис Маклин надо немножко отдохнуть. Берите пальто и шляпу, и я отвезу вас навестить Боллингера и Анни.

Почему он распоряжается ее свободным временем, подумала Абигайль, и уже собралась отказаться, как вдруг миссис Маклин воскликнула:

— Отличная идея! А я до вашего возвращения вздремну. Одевайтесь, Абигайль, а Доминик устроит меня поудобнее.

Когда Абигайль, одевшись, спустилась в гостиную, ей хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что миссис Маклин устроена со всеми удобствами. Абигайль пожелала ей хорошо отдохнуть и вслед за профессором пошла через вымощенную булыжником площадь к автомобилю. За всю дорогу он не проронил ни слова, и Абигайль, которая после его вчерашних слов втайне надеялась, что лед между ними растаял, очень расстроилась. «Ролле» остановился перед его домом; молча они вошли в холл, где профессор небрежно бросил на стул свое пальто и перчатки, затем вошли в комнату, где она обычно пила чай с Боллингером.

— Боллингер сейчас придет, — единственное, что он сказал перед тем, как оставить ее одну.

Пришел Боллингер с уютно устроившейся у него на руках Анни. Абигайль почувствовала, что на сердце у нее потеплело. Они уселись у камина, экономка принесла им кофе, а старик рассказал, как он съездил во Фризленд. Абигайль поняла, что Боллингеру тут очень хорошо. Как жаль, что Болли не может остаться здесь навсегда…

Она решила поговорить с ним об этом немедленно.

— Болли, если профессор предложит, я думаю, тебе лучше будет остаться у него. Ты ведь сам этого хочешь!

И тебе здесь нравится, правда? Я прекрасно устроюсь в Англии — и потом, ты сам знаешь, что значит быть частной сиделкой: это сегодня здесь, завтра там. Меня все равно часто не будет дома.

Старик с ужасом посмотрел на нее:

— Мисс Абби, да что на вас нашло? Мне здесь и правда нравится, но ведь садовник скоро поправится, и тогда профессору незачем будет меня держать. Кроме того, нам ведь все равно нужен свой дом?

— Да, Болли, конечно, — согласилась Абигайль. — Я просто подумала… А как Анни?

— Посмотрите сами, мисс Абби. Как она выросла, они так подружились с Колоссом, даже спят рядышком, а когда профессор обедает, она тоже сидит с ним в столовой. Уж как он любит ее!

— Я очень рада. — Абигайль взяла Анни на колени и погладила ее. — Я никогда не думала, что он… то есть я всегда знала, что он будет хорошо к ней относиться…

— Да Бог с вами, Абби, профессор совсем не такой, каким вам кажется, — он очень добрый, да. И всем помогает, мне говорили соседи.

— Я уверена, что помогает, Болли. А сейчас мне пора идти: я не хочу надолго оставлять миссис Маклин без присмотра. Но я скоро приду тебя навестить. И все-таки я думаю, что лучше всего мне поехать в Англию одной, а ты приедешь попозже, когда я найду квартиру.

Старик неохотно кивнул:

— Хорошо, мисс Абби. И еще: профессор сказал, чтобы вы входили через парадную дверь. Он очень сердится, когда вы входите через маленькую дверь.

Глаза Абигайль округлились от удивления.

— Правда? Вот уж не думала, что его интересует, через какую дверь я вхожу в его дом. Тут ее обожгла одна мысль.

— Болли, ты не рассказывал ему о нас — я имею в виду, о маме и…

— Немножко, в общих чертах. Что-то случилось?

— Все в порядке, спасибо, Болли.

Она тепло попрощалась со стариком и ушла, как велел профессор, через парадную дверь. Перед домом в «роллсе» ее ждал Ян. Он вылез из машины, чтобы поздороваться.

— Мисс Трент, профессор распорядился отвезти вас. Интересно, давно он здесь в машине, подумала Абигайль, и почему ван Вийкелен не предупредил ее? Наверное, он отдал Яну распоряжение и сразу же обо всем забыл. Она села в машину и, тщательно подбирая слова, начала по-голландски говорить с ним о пустяках, при этом всячески избегая какой бы то ни было критики в адрес профессора, так как она интуитивно чувствовала, что Ян ему очень предан.

На следующий день ван Вийкелен пришел к ним, когда Абигайль не было дома: она выходила за покупками. Словоохотливая миссис Маклин сообщила ей, что профессор доволен тем, как она поправляется, и даже разрешил ей готовить самой, с условием, что она не будет переутомляться.

— Так что ужин сегодня приготовлю я, хотя вряд ли у меня останется сил вымыть потом посуду. И если завтра будет хорошая погода, я дойду вместе с вами до бакалейной лавки на Бегийнстиге. Боже, как приятно вновь вернуться к жизни! Благодаря тому, что вы со мной, это совсем не так трудно, напрасно я боялась. — И она поспешила объяснить:

— В больнице ничего не нужно делать самой и очень быстро привыкаешь к опеке. — Потом, улыбнувшись, заметила:

— Вам очень идет этот свитер! И у вас такой румянец с мороза! Да, совсем забыла, Доминик нашел мне помощницу по хозяйству, некую мевру Роте. Она придет на следующей неделе. А где вы будете работать?

— Я вернусь в Англию, миссис Маклин.

— А у вас есть куда возвращаться — есть родственники?

— Нет, мои родственники в Канаде, и они не хотят меня знать. Но вы обо мне не беспокойтесь: мне просто нужно прийти в агентство, и они предложат работу — может быть, даже в тот же день.

— Великолепная организация работы, — сухо заметила миссис Маклин, — но я не вижу впереди никакого просвета: когда-то вам нужно и отдыхать!

— Ну, я думаю, что смогу отдохнуть денек.

— Смотрите не обленитесь, — неожиданно сказала миссис Маклин, и Абигайль весело рассмеялась. — Ну, так-то лучше. Вам нужно чаще смеяться, детка.

Абигайль не нашлась что ответить, а ее собеседница продолжала как ни в чем не бывало:

— Доминик тоже чересчур серьезен. Так вы все купили?

День прошел довольно лениво: хотя Абигайль могла найти, чем заняться по дому, особой необходимости и спешки в этом не было. Утром миссис Маклин рассказала ей историю этого дома и добавила:

— Мне с ним очень повезло. Вообще-то все эти дома, я думаю, — сущая благотворительность. Арендная плата очень низкая, а местоположение отличное, и, кроме того, рядом живут мои подруги. Вы пойдете сегодня в гости к Боллингеру?

— Я думаю пойти навестить профессора де Вита — вы знаете, он мой последний пациент.

— Прекрасно, Абигайль. Я тоже знаю его. Доминик обещал меня взять к нему — он уже давно болеет… Ну, да вы знаете об этом больше меня. Боже мой, как бы нам, старикам, пришлось тяжело, не будь с нами Доминика! Он такой внимательный и заботливый. С ним я никогда не чувствую себя одинокой — он очень любил моего мужа.

Миссис Маклин очень хорошо знала профессора, может быть, на этой неделе она что-нибудь расскажет о нем. Абигайль в голову пришла занятная мысль, что профессор — вылитый доктор Джекил и мистер Хайд, так как, если слушать миссис Маклин, лучшего человека на свете нет.

И она сказала:

— Боллингер тоже о нем очень высокого мнения, и неудивительно. Благодаря ему он смог уехать из жуткой комнаты, где ютился и где был ужасно одинок, а здесь, в Амстердаме, ему хорошо.

— Правда? — заинтересовалась миссис Маклин. — Доминик как-то упомянул, что смог найти временного работника вместо заболевшего Япа, но подробностей я не знаю. — Она внимательно посмотрела на Абигайль:

— Присядьте-ка, моя дорогая, и расскажите мне о себе, о Боллингере и о ваших родителях, если, конечно, мое любопытство вас не задевает.

С громадным облегчением рассказала ей Абигайль о Боллингере, о своей матери, и об их жизни в Лондоне, и как она скучает по больнице; она рассказала ей об агентстве и с юмором описала суровую женщину, благодаря которой она оказалась в Амстердаме. Когда наконец рассказ был окончен, миссис Маклин откинулась на спинку стула и вздохнула:

— Бедная девочка, жизнь не баловала вас. — Она изучающе посмотрела на Абигайль. — Но вы ведь сами не очень себя жалеете?

— Нет. Но иногда, когда я вижу красивое платье, или какое-нибудь необыкновенное украшение, или девушку, которая, знаете, вся из себя: и лицо, и волосы, и модная одежда, — тогда я просто умираю от жалости к себе. — Она рассмеялась, и ее пациентка засмеялась вместе с ней.

— Все это чепуха, — твердо сказала миссис Маклин. — Одевайтесь и навестите профессора де Вита. Передавайте ему от меня большой привет.

Абигайль с удовольствием повидалась с профессором де Витом. Он был так же худ и бледен, но все с той же поразительной волей к жизни. Он задал кучу вопросов: как она живет, что делает, счастлива ли, внимательно выслушал ее рассказ о миссис Маклин.

— Она очень милая женщина, — сказала Абигайль. — Знаете, есть люди, с которыми чувствуешь себя очень легко. Точно так же, как есть люди, с которыми невозможно стать друзьями.