– Появились новые обстоятельства… обстоятельства, которые, я полагаю, убедят вас принять мое предложение о помощи.

Стенхоуп закатил глаза и повернул голову в сторону, как будто ирландка была докучливой гарпией, собирающейся заговорить его до смерти.

– Неужели?

Мэгги проглотила последние намеки на угрызения совести и быстро произнесла:

– Я думаю, ваш отец нездоров.

Виконт резко повернулся к ней, его тело дернулось в ремнях.

– Нездоров? – потрясенным голосом проскрипел он. – Говорите.

Приказ был резким и напористым, и Маргарет ощутила на языке горечь вины. В конце концов, она собирается использовать его в собственных целях, даже если и сможет помочь ему в процессе. И господи боже, как он двигается! Он снова стал тигром, дикая энергия и животная ярость били связанное тело, пытающееся вырваться из клетки. Каждый мускул на груди натянулся под тонкой простыней, лицо превратилось в жесткую маску.

– Да говорите же! – прошипел он.

Маргарет сидела молча, ненавидя себя за то, что поступает с ним так жестоко. Но она не может позволить себе жалость. Слишком многое на кону: безопасность ее брата, свобода виконта и осуществление цели, с которой она боролась со времени голода.

Черты Стенхоупа смягчились в некоем подобии отчаяния, и он тихо попросил:

– Прошу вас. Что с ним случилось?

– Он болен, – прошептала Мэгги, горло предательски сжалось… потому что ее слова были такими же правдивыми, как и манипулирующими. – Я заметила несколько мелочей. Слабость, усталость могут ослабить сердце пожилого человека. Это легко понять по его побледневшей коже.

Взгляд Пауэрза настороженно блуждал по ее лицу.

– Он ничего мне не говорил.

– Он и не стал бы, правда? – Было так просто использовать странные отношения между отцом и сыном. Просто и тяжело одновременно. – Особенно учитывая последние события.

Пауэрз отвернулся от нее и уставился в потолок. Очередной острый противный укол совести пронзил броню, воздвигнутую возле ее сердца.

– И он ужасно беспокоится о вас, что только добавляет ему бед.

– Он не должен, – заявил Джеймс упрямо. – Я буду в порядке, когда эти ублюдки отвалят. В конце концов, со мной, черт возьми, ничего такого не случилось!

– И вы отлично это продемонстрировали, не так ли? – Маргарет указала на окружавшее их помещение. – Я так понимаю, вы были практически… без сознания, когда вас сюда доставили.

– Это было ошибкой. Поместить меня сюда. Я бы пришел в себя, если бы меня оставили в покое.

Мэгги чуть не выпалила, что согласно отчетам виконт был не в состоянии даже самостоятельно стоять, испражняться или говорить хоть сколько-нибудь связно, и, очевидно, такое повторяется уже не впервой, потому отец и привез его в это место.

– Но вы здесь. И доктора готовы признать вас недееспособным.

Взгляд Стенхоупа вспыхнул, и черты загорелись негодованием.

– Они, черт подери, не смеют!

– Еще как смеют, – ровно ответила Мэгги. Он должен понять, в каком оказался положении, и ей придется заставить его поверить, что брак – это лучший выход. – Если вы продолжите свои дикие и зачастую публичные выходки, во время которых кажетесь настоящим безумцем, вас ради собственной безопасности навсегда запрут здесь, и тогда не останется никакого наследника титула и никакого шанса на нормальную жизнь.

Пламя во взгляде исчезло, и на руке Стенхоупа дернулась мышца.

– И поэтому отец так обеспокоен?

Тень сожаления, промелькнувшая в этом простом вопросе, чуть не заставила Маргарет сменить тактику, но она уже зашла слишком далеко по этому проклятому пути. И теперь ни за что не свернет.

– Это не единственная причина его волнений, но, разумеется, как пэр, он озабочен наследием столь древнего рода.

– А вас? – спросил виконт равнодушно, его руки сгибались и разгибались, несмотря на связывающие тело ремни. – Вас это заботит?

– Ваша родословная? – Она сжала губы, раздумывая. – Нет. Мне нет никакого дела до ваших дурацких английских традиций. Но ваша возможность жить свободно? Да, это меня очень заботит.

Стенхоуп бесстрастно уставился на нее, а затем укоризненно поднял бровь.

– Вы меня за младенца принимаете?

От одной лишь этой мысли у Маргарет дернулись губы. Пауэрз, без сомнения, родился высокомерным и источал сарказм с самого момента появления на свет.

– Что вы, милорд.

– Вам что-то нужно, – прямо заявил он.

Она кивнула. Разумеется, лучше всего действовать с ним напрямую. Он почувствует, если в ее предложении будет слишком много меда.

– Честно говоря, да.

– Выкладывайте.

Маргарет откашлялась, слова казались крайне неудобными.

– Вы должны понять, что то, что я предлагаю, это не только ради меня.

– Как благородно.

Она прикусила щеку, понимая, что это как оторвать повязку, прилипшую к ране. Нужно просто делать это быстро и уверенно.

– Я хочу, чтобы вы женились на мне.

Воцарившееся молчание сопровождалось хохотом сумасшедшего в коридоре.

Пауэрз созерцал ее с удивительно бесстрастным выражением.

– И еще говорят, это я спятил.

Маргарет не удержалась и ответила:

– В самом деле.

Он раздраженно выдохнул.

– Послушайте, дамочка…

– Выслушайте мня, – громко сказала она, решительно прервав его и настроившись завершить сделку.

Виконт попытался отодвинуться, что было довольно забавно, учитывая размеры койки и тугие кожаные ремни.

– Я лучше голову себе разобью о стену.

Ну, дело идет просто прекрасно.

– Вы меня зачем оскорбляете? Находите меня отвратительной? Отталкивающей?

Это Стенхоупа вроде остановило, и он уставился на сиделку с осторожным любопытством.

– Как много «О». Ваше самолюбие ущемлено моим отказом приковать себя к кому-то вроде вас?

Вроде нее? Было крайне соблазнительно последовать за этой мыслью, но Маргарет не проглотит наживку.

– Тем, что вы скорее согласитесь быть признаны невменяемым, чем жениться на мне? Да, мое самолюбие немного пострадало.

Он нахмурился.

– Вы исключительно красивая женщина, о чем, я уверен, прекрасно осведомлены.

У Мэгги загорелись щеки. Она знала, как мужчины смотрят на нее, как набухает у них в штанах, как блестят глаза от похоти и превосходства только от того, что они мужчины. Даже восхищаясь ею, они, несомненно, представляли ее в более слабом положении, чем то, которое ей удалось выцарапать для себя в этом грубом мужском мире. Она как могла старалась избегать их непрошенных авансов и держалась особняком. Ей необходимо обладать осторожно выработанной репутацией достойного доверия ответственного медицинского профессионала, чтобы преуспеть в мире, где женщина, посмевшая высунуть нос из дома, считается ничем не лучше шлюхи.

– А. – Во взгляде Стенхоупа медленно появилось что-то вроде веселья. – Значит, вы знаете. Ну и… почему вы желаете выйти за сумасшедшего? – произнес он подчеркнуто драматично. – Устали работать, пока не сотрете свои хорошенькие пальчики до костей?

Его презрительный тон заставлял восставать каждый принцип, выработанный Маргарет за последние годы. Эти принципы она бросала на ветер ради будущего. Не своего будущего. Будущего брата и многих других, которым она сможет помочь.

Вероятно, Маргарет и могла отклонить предложение графа и положиться на милость других вельмож, которым помогла, в надежде избежать матримониальных уз. Но помощь ей нужна срочно. Граф обещал помочь, и не было никакой гарантии, что другой лорд, неважно в каком он перед ней долгу, захочет поддержать ее брата в таком деле.

Потребовалось огромное усилие, чтобы не стереть пощечиной наглое высокомерие с лица лорда Стенхоупа. Боже, как ей ненавистно и само предположение, что она бы пошла за него ради такой мелочи. Но Мэгги удержалась.

И, святые небеса, этот тип прикован к кровати, потому что не может позаботиться о собственной безопасности, но пытается заставить ее чувствовать себя ничтожеством! Так, Маргарет сделает небольшую дырку в иллюзии, что он намного превосходит ее.

– По правде говоря, это ваш отец попросил меня стать вашей женой. Я согласилась с большой неохотой.

Вот так, маленькая колючая фраза ненадолго избавила виконта от пренебрежения, но затем он резко бросил:

– Я вам не верю.

– Он просил меня стать гарантом вашего психического здоровья, чтобы вы смогли унаследовать титул и освободиться от докторов.

– Быть моим тюремщиком, а не женой.

– Разве в каком-то смысле это не одно и то же? – поддразнила она, надеясь хоть на мгновение разрядить обстановку.

Пауэрз замолчал и, казалось, всецело ушел в свои мысли. Его лицо, такое жесткое и натянутое, немного расслабилось. Странный блеск сделал поверхность его ледяных глаз зеркальной, прежде чем он моргнул и произнес:

– Нет. Совершенно точно, нет.

Он смотрел на Маргарет так, словно она обдала его грязью, и это заставило ее почувствовать, что она внезапно обнажила тайную часть себя, которой не касался и луч света. Она неожиданно ощутила себя страшной. Ужасно ничтожной – ничтожнее, чем Пауэрз мог чувствовать себя запертым в сумасшедшем доме. Потому что он, по крайней мере, сохранил остатки веры в брак и любовь.

Как удивительно. Потому что Маргарет совершенно не верила. Не верила бóльшую часть своей жизни.

– Я думал, вы по крайней мере профессионал, мисс Мэгги, но теперь понимаю, что вы просто ищете выгоду. – Стенхоуп попытался пожать плечами и сердито заворчал, когда не получилось. – Не то чтобы я вас виню, моя дорогая. У женщин, похоже, нет иного выхода, как продавать себя, так или иначе.

Ярость – чувство, которое Мэгги так редко себе позволяла, – бушевала внутри ее. Как ей хотелось закричать, что она всю жизнь прожила, не принимая помощи от мужчин; что она помогает другим, а не является обузой для кого-то, – но она подавила протест. Если Пауэрзу нравится считать ее содержанкой, мечтающей поймать богатого покровителя, то пусть так и будет… Это только продвинет ее к цели.