Мари Клармон - Возрожденная любовь

В этот момент Джеймсу захотелось опустить голову и что-нибудь забормотать, но, как бы сказала Маргарет, он не должен все время себя винить. Он просто человек, который принимал крайне неправильные решения.

– Не знаю, что и сказать.

Мэри подняла черную бровь.

– Можешь извиниться. За чаем. Грейвз, пожалуйста, займитесь этим.

Дворецкий поклонился и бесшумно их покинул.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Джеймс огляделся по сторонам. Раньше здесь было мрачно, всюду тьма или полумрак. Теперь свет лился сквозь высокие окна и тонкие портьеры, отражался от обитой розовой парчой мебели и массивных зеркал в золоченых рамах.

Вся комната, казалось, сияла довольством, так же как стоявшая перед ним женщина.

Мэри скрестила руки на груди прямо над слегка округлившимся животом.

– А теперь, как бы мне ни хотелось думать, что ты пришел навестить друзей, должно быть, что-то привело тебя к нашим с Эдвардом дверям.

– Ты прямо к делу.

Мэри слегка улыбнулась и направилась к двум креслам, уютно расположенным у окна. Положив руку на розовую парчу, она указала на кресло напротив.

– Я боюсь, ты можешь исчезнуть прежде, чем мне удастся что-нибудь из тебя вытянуть.

Все это казалось таким странным. Их роли полностью поменялись. Когда Джеймс встретил Мэри, она была под действием наркотиков, подвергалась избиениям и оскорблениям со стороны смотрителей приюта для душевнобольных и совершенно не доверяла мужчинам.

Тогда он помог ей. Теперь…

Пауэрз молча пересек комнату и сел в предложенное кресло, потрясенный приливом благодарности – чувства, раньше ему не знакомого. Чувства, вызвать на поверхность которое смогло только постоянное присутствие Мэгги.

– Ты улыбаешься, – сказала Мэри.

Он взглянул на нее.

– Правда?

Расправив юбки, она уселась напротив.

– Еще как.

– Я кое о чем задумался.

Мэри склонила голову набок:

– Или о ком?

– Да, – признался виконт. – О ком.

Мэри откинулась назад, с ее губ сорвался тихий вздох.

– Извини, в последнее время я ужасно быстро устаю.

Джеймс сдвинулся на край кресла.

– Тогда мне не следует…

– Если уйдешь, я буду гнаться за тобой с пистолетом, а ты знаешь, насколько я хороший стрелок.

Он потер ладонью челюсть, вспоминая ее идеальный прицел в поле много лет назад.

– И в самом деле, знаю. Хотя в умении обращаться с ножом тебе со мной не сравниться.

Мэри закатила глаза.

– Вы, сэр, не умеете проигрывать.

– Это точно, – тихо сказал виконт.

Ее взгляд потемнел.

– Мне кажется, мы больше не обсуждаем наши возможности с пистолетами и ножами.

– Я… – он сглотнул, когда стыд – очередное чувство, которому он раньше не позволял всплывать на поверхность, – сдавил его горло. Сделав глубокий вдох, он сжал руки в кулаки. – Мне нужна твоя помощь.

Стенхоуп ожидал насмешек – как он, могучий и самодовольный, пришел просить ее о помощи. В прошлом он часто над ней насмехался.

Несколько мгновений Мэри сидела молча. Тишина длилась так долго, что Джеймс почувствовал, как она царапает его кожу.

Ее нарушил звон фарфора, и в комнату возвратился Грейвз с серебряным подносом в руках, нагруженным чайным набором.

Мэри ничего не говорила, пока дворецкий опускал поднос на маленький столик возле ее кресла. Словно понимая, что происходит нечто важное, Грейвз ничего не сказал и удалился.

Воцарившаяся между ними тишина снова заполнила комнату, пока приглушенное тиканье французских часов на мраморной каминной полке не стало таким же громким, как «бом, бом, бом» могучего колокола Биг-Бена.

Наконец, Мэри взяла чайник и серебряное ситечко. Наливая чай, она тихо сказала:

– Я ждала этих слов с тех самых пор, как ты перестал бывать в этом доме.

Она подняла голову, фиалковые глаза стали большими, и произнесла:

– Я боялась, что никогда тебя больше не увижу, что прочту в какой-нибудь газете, что ты умер.

– Ты не слишком в меня веришь, так? – прошептал Джеймс.

Мэри передала ему хрупкую, наполненную до краев чаем фарфоровую чашку с синим узором.

– Я просто знаю, насколько силен наш господин. И ты знаешь, это не имеет никакого отношения к вере.

«Наш господин». Мэри пришлось бороться за себя, и у нее получилось.

– Значит, ты теперь свободна?

Она коротко кивнула и налила себе чашку.

– Бывают времена, когда меня внезапно одолевает желание, совершенно беспричинное и непреодолимое, отправиться в аптеку и найти там бутылку опия. Я не могу этого объяснить. Ведь я счастлива, теперь меня ничто не тревожит…

– Может, воспоминания? – спросил он.

Мэри прикусила губу.

– Иногда бывает очень тяжело. Эдвард старается относиться с пониманием.

– Но он не знает, что такое опиум, – прямо сказал Джеймс. Почти год назад у них был почти тот же разговор, когда Мэри собиралась принять очередной пузырек настойки опия. Джеймс помог ей справиться с этим. Почему же он не в состоянии помочь себе?

– Ты был прав, когда сказал, что Эдвард никогда не поймет непреодолимое желание, которое пытается мной управлять. Он добрый и заботливый, но ему неведомо дьявольское чувство, тянущее нас назад.

– Думаю, нам стоит только радоваться, что он этого не знает.

– О да, – кивнула Мэри. – Я никому не пожелаю близкого знакомства с опиумом и его жестокостью. – Мэри отпила чай и осторожно поставила чашку на блюдце. – Я думаю, ты сейчас тоже не гоняешься за драконом. Тем не менее…

Джеймс вздохнул. Он знал, что невозможно скрыть последствия от того, кто тоже когда-то так же страдал.

– Прошло не так много времени с тех пор, как я был под воздействием в последний раз.

– У тебя такой взгляд, – сказала Мэри.

Джеймс усмехнулся.

– Да. Взгляд мертвеца.

– Ну, ты не выглядишь совсем уж мертвым, а это хоть что-то.

– Что? Только полумертвым? – пошутил он.

– Именно. Хотя, мне кажется, – она склонила голову набок, изучая Пауэрза, – ты подошел слишком близко к тому, чтобы покинуть этот бренный мир. Если начнешь снова, то умрешь.

– Господи боже, ты откровенна.

– Если память мне не изменяет, ты раньше тоже был. Мы должны, если хотим спастись. – Ее лицо стало серьезным. – Что привело тебя сюда?

Джеймс уставился вниз на свой чай, вдыхая крепкий аромат.

– Есть одна леди. Она помогла мне справиться, по крайней мере пока.

Мэри удивилась.

– Она тебе небезразлична?

– Ну да, но… это все сложно.

– А когда это просто? – возразила она. – Ты пытаешься бросить ради нее?

Джеймс не мог смотреть Мэри в глаза.

– Я хочу, чтобы она меня уважала. Я только сейчас понял, как это для меня важно, и чтобы это произошло, я не должен больше прикасаться к этому зелью. Если прикоснусь, никогда не смогу стать ей равным.

Она смерила его твердым взглядом.

– Для начала тебе придется научиться уважать себя самому.

Ее слова оглушили его. Черт, он мог слышать, как сам говорил Мэри почти то же самое, когда убеждал ее отказаться от опия ради себя самой, а не ради Эдварда.

У него задрожали руки, и проклятый чай выплеснулся из чашки.

– Я не уверен, что смогу.

Мэри не шевелилась, ее взгляд был нежным.

– Пока не сможешь, будешь прибегать к опиуму всякий раз, как почувствуешь боль или печаль.

– Но как? – настаивал он. – Как у тебя получилось уважать себя?

– Постепенно. Шаг за шагом, и потом мне помог друг, – ответила она со значением. – Теперь я хотела бы помочь ему.

Джеймс сглотнул подступившую грусть, завертевшуюся на поверхности. Он не может сломаться. Не здесь. Не сейчас.

– Спасибо.

– И я бы хотела познакомиться с этой леди.

Джеймс не смог сдержаться и улыбнулся.

– С моей женой.

– Прошу прощения?

На этот раз он усмехнулся скептически, но весело.

– Леди Маргарет – моя жена.

Мэри прокачала головой.

– Господи боже, Пауэрз, во что ты на этот раз вляпался?

Стенхоуп не знал. Но что бы это ни было, он не хотел это потерять.

– Она тебе понравится. Гораздо больше, чем я.

– О! – Она ухмыльнулась. – Ты мне никогда особенно не нравился.

Джеймс фыркнул.

– Великолепно.

– Пауэрз, ты осел. Ты всегда был ослом, но ты замечательный осел.

Ему очень захотелось сказать что-нибудь неуместное, но он подумал о Маргарет и ее совете жить сегодняшним днем. Пошутить в этот момент – означало бы преуменьшить его значение и уклониться от того, что с ним происходит.

– Думаю, я должен тебя поблагодарить.

– Нет, – сказала она. – Это я все еще должна тебя благодарить. Без тебя я бы пропала. Ты и Эдвард вернули мне свободу. Вы спасли меня из настоящего ада, и поэтому ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

– Я снова не знаю, что сказать.

– Ты уже сказал единственную важную вещь.

Джеймс удивленно поднял брови.

– И что же это за волшебные слова?

Мэри наклонилась вперед и взяла его за руку.

– «Мне нужна помощь».

Он посмотрел на ее маленькую руку и подумал, что бы произошло, если бы Маргарет не вошла в его камеру со своими язвительными насмешками и решительностью.

Пауэрз мог бы больше никогда не увидеть Мэри. Он бы не решил бороться за свою жизнь. И он бы никогда снова не полюбил.

Больше всего на свете Джеймс хотел, чтобы Маргарет смотрела на него так же, как Мэри смотрела на Эдварда. Этим утром он сделал первый шаг к тому, чтобы это произошло. Теперь ничто не сможет встать у него на пути. Даже он сам.

Маргарет потерянно ходила туда-сюда по коридору. Джеймса не было в спальне. Она остановилась и прижала холодную ладонь ко лбу. Что она скажет графу? И что, если Джеймс отправился в Ист-Энд?

Сердце замерло, и она быстро сглотнула, отчаянно пытаясь унять тошноту.

В прошлом так уже случалось, что ее пациенты пропадали. Те, кто пребывал в когтях опиума, часто исчезали в ночи. Мэгги принимала это стоически, зная, что придется начинать все заново. Но в том, что она чувствует сейчас, нет ничего стоического.