– Я была в ужасе, боялась, что упаду туда и никогда не смогу выбраться. Во сне я… – Она снова всхлипнула. – Во сне я падаю и застреваю среди мертвых, мои руки и ноги переплетаются с их безжизненными конечностями, их невидящие глаза смотрят на меня.

Джеймс крепко зажмурился, почувствовав страх, боль и прижимая к себе все ее дрожащее тело.

– Ты здесь, со мной, и тебе нечего бояться.

– Я… Я не могу перестать плакать, – зарыдала она, и горячие слезы покатились из ее глаз по его коже.

– Поплачь о них, – нежно сказал он. – Поплачь о себе. Я с тобой Маргарет. Знай, я всегда буду с тобой.

И когда она позволила своему горю выплеснуться на него, по его щекам тоже заструились слезы. За ее страдания. Этот мир очень жесток, но, по крайней мере, они нашли друг друга. Джеймс говорил правду. Он собирается всегда быть рядом, чтобы защитить Маргарет. Она этого заслуживает. Наконец, он может сделать для нее что-то, чего явно никто никогда не делал.


На восходе солнца Мэтью стоял недалеко от возвышающегося дома у Грин-парка и чувствовал, как его внутренности сворачиваются в узлы. Как Мэгги могла так поступить? Как она могла?

Он прятался последние несколько дней, но наконец пришел, чтобы убедиться самому. Его лицо скривилось, и он с дрожью втягивал промозглый лондонский воздух.

Патрик метнулся через суматошную улицу, его длинное, заляпанное грязью черное пальто порхало вокруг его тела, пока он бежал вприпрыжку. Его лицо было напряженным.

– Это честная, благородная правда.

– Дерьмо, – выругался Мэтью. Он отвел взгляд, не в силах смотреть в глаза товарищу. – Я не думал, что она это сделает.

– Но она сделала. Еще неделя не прошла. Все слуги об этом болтают. Юная Кэти Донахью, подружка одной из нижних горничных, удержаться не могла, чтобы не выболтать сплетни.

У Мэтью сжался желудок. Он оперся рукой о ближайшее дерево, вцепившись пальцами в грубую кору. Маргарет сказала, что сделает это, чтобы спасти его. Но он молился и сомневался. Нельзя отрицать, что она предала их. Она вышла за англичанина.

– Эй! Держи себя в руках, парень, – зашипел Патрик. – Ты должен собраться.

Дрожа всем телом, Мэтью вытер рукой рот.

– Я поверить не могу, что она предала нас.

– Но так и вышло.

– Ты должен поверить, она для меня умерла, – выплюнул Мэтью в сердцах.

Его сердце было разбито. Он любил сестру, свою старшую сестру, обожал ее, но представить себе не мог, что она способна совершить такой отвратительный поступок. Он бы предпочел, чтобы его поймали и пристрелили, чем видеть ее замужем за врагом.

– Я никогда больше с ней не заговорю.

Патрик выбросил руку и отвесил Мэтью такую оплеуху, что чуть не оторвал ему голову.

– Заткни пасть! Решения здесь принимаешь не ты, а твоя сестра живет и дышит среди предателей. – Патрик наклонился вперед, его светлые глаза сощурились, и он ободряюще положил тяжелую руку на плечо Мэтью. – Забудь ее, парень.

– Мне ее не хватает.

Рот Патрика скривился от отвращения.

– Ей повезло, что мы не прикончили ее, как поступают со всеми предателями.

Мэтью снова посмотрел на дом. Он хотел только, чтобы Маргарет была рядом, присоединилась к его делу. Он никогда бы не пожелал ей смерти.

Внезапно он почувствовал, что хочет снова стать ребенком, быть свободным от тени смерти. Если бы только Ирландия не страдала так сильно. Если бы только…

Мэтью проклял свое болевшее сердце, сосредоточившись на единственной цели. Бросив прощальный взгляд на дом, он двинулся обратно, назад в темную часть города, в которую загнало его стремление к правосудию.

Глава 24

Джеймс стоял перед домом герцога Фарли. Величественный особняк возвышался над небольшим огороженным парком в центре площади. Виконт бывал здесь много раз. В сущности, меньше года назад они с герцогом были практически неразлучны. Можно даже сказать, что он был его единственным другом.

Но Эдвард Барронс, герцог Фарли, теперь стал женатым человеком. Он женился на женщине, которая когда-то была так же порабощена опиумом, как и он. На Мэри. Безумные, практически сломленные и потерянные в дурмане Востока, они понимали друг друга как никто. Но Мэри поправилась. Чувства, которые Джеймс испытывал к ней, не имели ничего общего с привязанностью между мужчиной и женщиной. Это было просто узнавание одной подсевшей на опиум души другой.

Теперь он знал это, потому что ничто не могло сравниться с тем ужасающим чувством, которое заставляла его испытывать Маргарет, словно он в состоянии покорить целый мир, но в то же время может потерять его в любой момент. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беззащитным и одновременно единым с другим человеком, как прошлой ночью.

Даже осознавая это, Пауэрз чувствовал себя здесь нерешительно, но прийти сюда было необходимо. Если он собирается стать человеком, достойным Маргарет, ему придется проглотить свою гордость.

Больше не имело значения, что когда-то давно он решил держаться подальше от Мэри и Эдварда. Его боли не было места рядом с их счастьем.

Но что-то привело его сюда этим утром. Желание быть сильным ради Мэгги.

Было обидно обнаружить, что Маргарет испарилась посреди ночи. После того, как они заснули в объятиях друг друга. Это не должно было удивить Джеймса. То, что она осталась с ним, означало, что она чувствовала нечто большее, чем просто страсть и желание наставить его на путь истинный. Пока виконт этого не заслужил, но он постарается. Он станет достойным ее.

Выпятив челюсть, Джеймс сделал то, о чем раньше не мог и помыслить. Он перешел булыжную мостовую и поднялся к двери с портиком. Не откладывая, он постучал по резной деревянной панели. Он слишком долго держался на расстоянии.

Дверь отворилась, и при виде его нос бессменного дворецкого Грейвза слегка задрался.

– Милорд, вас давно не было видно.

– Прошло больше года, Грейвз, – протянул он. – Как вы тут без меня справлялись?

– Следует делать все возможное, чтобы справляться с разочарованиями, – ответил он с совершенно серьезным лицом.

Пауэрзу было отлично известно, что Грейвз предпочел бы никогда не видеть его и его беспутного поведения.

– Его светлости нет дома.

Пауэрз ухмыльнулся.

– В таком случае хорошо, что я пришел увидеться с ее светлостью.

Нос Грейвза дернулся, но он отступил. Создавалось впечатление, что он пускает через порог простого трубочиста.

– Извольте пройти за мной, милорд. – Пропел Грейвз и торжественно направился к витой лестнице.

Джеймс двинулся следом, стараясь идти медленнее. К собственному неудовольствию, его сердце учащенно забилось и сжался желудок.

И это не было последствием отлучения от опиума. В этом он был совершенно уверен.

Пауэрз понятия не имел, какой его ожидает прием. Кто знает, может Мэри одарит его холодным взглядом и отправит восвояси. В конце концов, это он игнорировал ее письма и многочисленные приглашения от нее и Эдварда.

Может быть, Мэри не хочет, чтобы ей напоминали об ужасах прошлой жизни, а Джеймс точно может вызвать эти воспоминания.

– Грейвз, – начал он. – Наверное, это было ошибкой…

Грейвз остановился на площадке, и его обычно непроницаемое лицо смягчилось.

– Хотя не в моих правилах вмешиваться, на этот раз я должен это сделать. Вы не самый приятный человек на свете, но вы помогли вызволить мою госпожу, и мне известно, что она о вас беспокоится. Не смейте сейчас от нее убегать.

С этими словами Грейвз развернулся и продолжил свое торжественное молчаливое восхождение.

Джеймс стиснул зубы. Его больно кольнуло высказывание дворецкого, но он был прав. Виконт отдалился от друзей из-за простой необходимости оказаться подальше от их любви и счастья. Он был не состоянии смотреть на них, когда его собственный брак с Софией закончился так трагически.

Сегодня Стенхоуп пришел сюда от полного отчаяния. Когда он проснулся этим утром один, он понял, что должен найти способ полностью отказаться от опиума. Он хотел, чтобы Маргарет могла его уважать, и был только один способ достичь этого. Виконт не может вернуться к бутылке, за которую схватился, когда умерла София. Было сложно поверить, что все начиналось так невинно – пара небольших глотков из бутылки с настойкой опия жены, чтобы помочь усыпить боль от ее смерти. Но в этом больше не было ничего невинного. Если Пауэрз вернется к опиуму, то не выживет. Наконец он может это признать. А он хотел выжить.

Он хотел жить со своей раздражающе прекрасной женой Маргарет.

Грейвз повернул направо и переступил арочный дверной проем.

– Ваша светлость, виконт Пауэрз.

Послышался тихий возглас и шорох юбок.

Джеймс расправил плечи и заставил ноги двигаться. До комнаты оставалось всего три проклятых шага, но каждый давался так тяжело, словно он шел через болото.

Мэри стояла там. Смотрела на него. Гордая, сильная, в фиалковых глазах по-прежнему сверкал огонь. Она слегка приоткрыла рот и уронила руки на пышные зеленые юбки.

Голос подвел его. Она выглядела совсем по-другому, но в то же время совсем как раньше. За год нездоровая худоба покинула ее фигуру. На теле и лице появились плавные изгибы, темные волосы были тщательно накручены и уложены. Здоровый румянец озарял когда-то иссиня-бледное лицо.

И было что-то еще. Крой небольшой блузы, прикрывавшей живот, ясно заявлял об одном: они с Эдвардом ждали ребенка.

Джеймс склонил голову.

– Ваша светлость.

– Ты чертов осел, – выдохнула Мэри и кинулась через комнату.

Он совершенно застыл, когда она обхватила его руками, словно боялась, что он может внезапно исчезнуть.

Пока маленькая фигура обнимала его, Джеймс стоял потрясенный. Он в лучшем случае ожидал прохладной любезности.

Пауэрз неуклюже держал руки по швам. Мэри сжала его еще раз и отступила. Сощурив глаза, она заявила:

– Надо сказать, сэр, у вас довольно крепкие нервы, если вы заявились сюда спустя столько времени без предупреждения.