В густом коричневом соусе вместе с морковью, картофелем и луком плавали приличные куски баранины. Пауэрз слышал о непригодных в пищу кашах и супах, подаваемых в благотворительных столовых. Но это? Он бы сам с радостью это съел: и баранину, и все остальное.

Кэтрин легонько ткнула его локтем.

– Восхищаетесь нашим блюдом, милорд?

Эта женщина напоминала ему жужжащую над ухом пчелу. Она не оставляла Стенхоупа без присмотра почти ни на минуту. Наверное, боялась, что он подсыплет в еду мышьяк. Ей явно не понравилось, когда он объявил о своем статусе супруга Маргарет.

– Так и есть.

– Мы гордимся тем, что можем предложить.

В конце зала открылись двери.

Еще несколько добровольцев, в основном женщин в простых платьях и длинных фартуках, поспешили внутрь. Когда появятся бедняки?

Джеймс знал, что Маргарет хочет, чтобы он увидел их страдания, но он совершенно точно постарается не обращать внимания на них. Позже он пошлет им пару сотен фунтов, и это поможет унять сантименты его жены. Пауэрз уже и так видел достаточно страданий. Годы войны, а также смерть его жены и дочери позаботились об этом.

Кэтрин поправила густую сетку в волосах и заткнула выбившуюся прядь.

– У вас есть какие-нибудь вопросы?

К собственному удивлению, виконт спросил:

– Откуда у вас средства на мясо?

– Наш покровитель – ирландец.

Джеймс не понял ответа.

Она хмыкнула.

– Ирландцы очень экономны. В отличие от англичан они не позволяют себе мяса или чего-либо дорогостоящего. Они сварят самые дешевые куски рыбы и несколько картошек, вот и весь их хлеб. Наш патрон наскребал, копил, работал до седьмого пота, и теперь он – один из богатейших торговцев в городе. Он хочет, чтобы его народ мог иногда позволить себе то, чего сам никогда не имел.

– Большинство ирландцев в Лондоне и вправду питаются так скудно? – спросил он. Ее цветистая речь не выходила у него из головы.

Кэтрин кивнула.

– Да. И здесь лучше, чем в Ирландии. Там была только картошка, которую, разумеется, невозможно было достать во время голода. Когда она снова появилась, ее ели практически пустую. Может, если повезет, с каплей бекона.

– О господи. – Он уставился на рагу, которое теперь представлялось настоящим пиршеством.

– Я и не думала, что вы так несведущи, милорд.

– Я тоже.

Кэтрин странно на него посмотрела.

– По крайней мере, вы интересуетесь. Большинство бы и не задумались.

– А ваш покровитель? – осведомился Джеймс, удивляясь, что за человек так щедро кормит тех, кто считается отбросами общества.

– Он приехал в самый разгар голода и рабским трудом вытащил себя из канавы. Как я и говорила, он жертвует деньги, чтобы его народ, приезжая в этот безнадежный город, мог почувствовать хоть каплю доброты.

Безнадежный город. Значит, Джеймс не единственный, кто так думает. Он часто смотрел на почерневшие здания, на низкое промозглое небо и удивлялся, что Бог может позволить людям так жить. Но ведь тот же Бог позволил его жене и дочери умереть.

В отличие от этих людей, после всех раздумий Пауэрз может отправиться домой к мягкой постели, хорошей еде и ему никогда не придется клянчить деньги, чтобы забыться, когда захочется.

К ним подошла Маргарет.

– Вы оба выглядите очень серьезными.

– Твой муж задал много правильных вопросов.

Взгляд Маргарет потеплел от удовольствия.

– Он очень сообразительный.

– Слишком сообразительный, – сказала Кэтрин с улыбкой.

– Вы готовы, милорд? – спросила Маргарет.

Стенхоуп взял большой деревянный половник, сердце учащенно забилось. Что-то происходит с ним в этом месте. Что-то, чего не происходило раньше, когда он напивался или пытался убежать другим способом. И все это из-за Маргарет.

– Джеймс.

Она моргнула.

– Прошу прощения?

– Не милорд. – Он сглотнул, поражаясь, что на него нашло. – Джеймс.

– Джеймс, – перебила Кэтрин. – Хорошее ирландское имя. Я думаю, мы позволим вам остаться, милорд.

Джеймс не мог отвести взгляд от своей жены. Ее губы раскрылись, а дыхание замедлилось.

Она знала, что означают его слова. Совсем недавно он взбесился, когда она назвала его по имени. Теперь он сам предложил называть себя так.

Если и было когда-либо мгновение, когда Джеймс хотел остаться с Мэгги наедине, то это сейчас. Он хотел обнять ее и целовать в губы, просто чтобы узнать ее. Узнать вкус ее губ, языка и дыхания, смешивающегося с его дыханием.

На этот раз воспоминания его не остановят, потому что, как бы это ни было странно, он хотел создать новые воспоминания.

– Джеймс, – произнесла Маргарет… И вдруг рассмеялась.

Пауэрз застыл. Как она может недооценивать важность момента.

– Что?

Она указала пальцем.

– Ты капаешь соусом на пол.

Он поглядел вниз, и в самом деле – соус капал с половника на каменный пол. Стенхоуп быстро сунул черпак обратно в котел и выругался. Но потом тоже засмеялся, не мрачным сардоническим смехом, но тем, который все чаще появлялся, когда Маргарет была рядом. Тем, в котором и вправду было то, что, по ее словам, существовало на свете. Радость.

– Пора, – сказала Мэгги, придвинувшись ближе. Она осторожно дотронулась пальцами до руки мужа и сжала ее.

Он смаковал нежное прикосновение даже после того, как она направилась к большой линии буханок темного хлеба, выложенного на конце стола. Виконт смотрел, как шуршат ее юбки, и поражался, как что-то, столь обыкновенное, может так на него действовать.

Он совершал разные поступки, жестокие. А близость с женщинами? Мало чего он не делал. И все же осторожное прикосновение Маргарет заставило все эти воспоминания померкнуть, словно Джеймс превратился в чистый лист, на котором можно написать все, что пожелаешь.

Миска неожиданно дернулась. Джеймс встрепенулся.

Перед ним стояла молодая девушка не старше пятнадцати лет, но, как и у мальчишки на улице, ее взгляд принадлежал кому-то, прожившему слишком долго.

Рыжеватые волосы были аккуратно заплетены, но явно не мыты бог знает как давно. Ее костлявые пальцы ухватили деревянную миску, словно та была спасательным тросом. Скорее всего, так оно и было.

Большие зеленые глаза выжидающе на него уставились.

– Ну чего уставился, а?

Он прокашлялся.

– Прошу прощения?

Джеймс опустил в ее миску полный половник похлебки, и прежде чем он успел произнести что-то еще, она исчезла. Перед ним мгновенно выросла очередная миска.

Изнуренное лицо за изнуренным лицом, сломленные, дерзкие, они представали перед ним в ожидании хлеба насущного.

С каждой наполненной миской Пауэрз должен был чувствовать ужас всей этой трагедии, но здесь не было ничего печального. Сказать по правде, из разных углов доносился смех.

Где же глубокие страдания?

Стенхоуп наливал так быстро, как только мог.

– И что такой шикарный тип здесь делает?

Джеймс обернулся к юному голосу, который, наконец, отважился с ним заговорить.

Девочка лет восьми, едва достающая до края стола, таращилась на него.

– Я шикарный? – спросил он. Горло внезапно сжалось.

Она одарила его взглядом, говорившим, что, может, он и шикарный, но явно тупой.

– Ага, еще какой.

Очередь рассосалась, и за девочкой больше никого не было. Она подняла руки, снова протягивая миску.

– Похлебку, будьте добры.

Джеймс чувствовал себя так, словно двигается сквозь трясину, когда размешивал похлебку, чтобы удостовериться, что девочке достанется несколько кусков мяса и овощей. Ее светлые волосы спадали на задиристое лицо непокорными локонами.

В отличие от девочки, которую он видел вчера в парке, этот ребенок обратил на него внимание.

Бóльшая часть его хотела отойти и направиться к выходу, только чтобы убраться от нее подальше. Вместо этого он заставил себя двигаться медленнее.

– Сколько тебе лет?

Девочка снова посмотрела так, будто говорила, что он еще более тупой, чем она подумала сначала.

– Мне столько же, сколько моему языку, но больше, чем зубам.

Джеймс улыбнулся.

– Кто тебя такому научил?

– Бабуля.

– Она здесь?

Лицо малышки помрачнело.

– Она в Ирландии.

– Ты скучаешь по ней?

– Вы что, слабоумный, мистер? Конечно, скучаю.

– Но ты здесь с кем-то?

– С мамой. Она занимает мне место, чтобы не пришлось есть стоя.

– Могу я познакомиться с твоей мамой?

– Зачем это? Она не такая, как те леди на улице.

Джеймс побледнел. Откуда этому ребенку известно про такие вещи?

Он выругал себя за глупость. Он видел девочек не старше ее, пытавшихся продавать себя в переулках Сент-Джайлза.

– Нет, юная леди. Я просто хочу познакомиться с вашей мамой.

Она смерила его ярким кобальтовым взглядом, словно уличный торговец, осторожно осматривающий новый товар.

– Думаю, это можно.

– Отлично. – Джеймс положил половник и вытер руки полотенцем, чувствуя, что может покинуть свой пост на несколько минут.

– Пройдемте?

Она сморщилась.

– Вы странно разговариваете.

Он наклонился.

– Вы тоже.

– Вовсе нет, – фыркнула девочка.

Схватив миску с супом, она двинулась вперед.

– Хотите, я понесу вашу миску?

Девочка бросила на него подозрительный взгляд.

– Возьмите собственную похлебку.

От мысли о том, что можно украсть еду у ребенка, Джеймсу стало в очередной раз не по себе.

– Как тебя зовут?

– Бриджет, – бросила она через плечо, с трудом балансируя наполненной до краев миской.

Девочка шла очень осторожно, и Пауэрзу пришлось, соответственно, умерить шаги, наблюдая за множеством людей, среди которых он пытался обнаружить ее возможную мать.

Молодая женщина со светлыми, коротко остриженными до подбородка волосами сидела на скамье. Ее ладони упирались в деревянный стол, словно удерживая ее от падения, но она ясно улыбалась.