Мари Клармон - Возрожденная любовь

– Это хорошо. Ты слишком тощий, – пропыхтел граф.

– В самом деле, – быстро согласилась она. – Опиаты оказывают сильное воздействие на организм и отбивают аппетит.

Оба мужчины уставились на нее одинаково голубыми глазами. Пауэрз застыл с открытым ртом и рукой, протянутой к тарелке с яйцами на буфете.

Она моргнула.

– Что-то не так?

Граф вздернул густую бровь.

– Не следует обсуждать опиаты за завтраком.

Подавив стон, Маргарет аккуратно опустила ладони на полированный стол.

– Если чей-то сын по-прежнему страдает от воздействия чрезмерного употребления опиатов, то следует. По крайней мере, если он желает, чтобы его сын поправился.

Граф сощурился и вонзил вилку в кусок копченой рыбы.

– Я желаю, чтобы мой сын поправился.

– Хорошо. Тогда мы будем обсуждать опиаты за завтраком, – просто сказала Мэгги. – Мне, пожалуйста, яйца, и больше ничего.

Пауэрз все еще стоял с приоткрытым ртом. Спустя мгновение он кивнул, светлые волосы засияли в утреннем свете.

– Должен с вами не согласиться. Яйца, да. – Пауэрз положил огромную порцию на ее тарелку. – Но я не единственный, кто совершенно очевидно слишком худой. Вы тоже, мадам. А теперь сделайте мне одолжение и выберите на завтрак что-нибудь еще.

Она вздохнула и посмотрела на Джеймса в замешательстве. Он выглядел совершенно серьезным. Стоял у буфета с тарелкой в руке и ждал. Мэгги подняла руки.

– Все, что считаете нужным.

– Все, что считаю нужным. Какие очаровательные слова. – Последовал звон ложек и фарфора.

Маргарет терпеливо ждала, настроившись не поддаваться Стенхоупу или его отцу.

Граф сделал большой глоток кофе. Изящно опустив чашку на блюдце, он произнес:

– Ваши методы весьма неординарны.

Она терпеливо улыбнулась. За день до этого он уже отчитал ее, и она готовилась к очередному раунду. В конце концов… Она бросила взгляд на два огромных лиловых синяка, расплывшихся по линии подбородка Джеймса. Лед, конечно, помог. Может, позднее, вечером ей удастся приложить лед к остальным его синякам. Живот пострадал больше всего.

– Маргарет?

Она моргнула.

– Да?

Джеймс кашлянул.

– Мой отец вообще-то сделал вам комплимент.

Маргарет покраснела и повернулась к графу.

– Прошу прощения. Мои мысли были… в другом месте.

Откинувшись на резной стул красного дерева, граф опустил руки на подлокотники.

– Я сказал: не могу отрицать, что мой сын поднялся раньше девяти, способен разумно разговаривать, сам оделся и ест.

– Ты так говоришь, словно никогда такого раньше не видел, – проскрипел Пауэрз и, чтобы подчеркнуть свое недовольство, шлепнул кусок рыбы на тарелку Маргарет.

– Не видел, – возразил Карлайл. – Уже много лет.

– Ерунда. – Стенхоуп обошел ее сзади и осторожно опустил перед ней синюю тарелку расписного фарфора. – Хотите чего-нибудь еще?

Что еще ей могло понадобиться? Пауэрз водрузил перед ней гору яиц, колбасок, копченой рыбы и томатов. В дополнение к этому на столе стояли чайник, кофейник, несколько тостов и настоящая радуга джемов.

– Нет, благодарю вас.

Джеймс низко поклонился, явно с издевкой.

– Тогда, если мадам позволит, я сяду.

– Мадам позволит, если вы согласитесь съесть еще порцию бекона. Вам нужно подкрепиться.

Граф захохотал.

– Моя дорогая, вы ему что, нянька?

– Кажется, да, – парировала она и потянулась к серебряному кофейнику. Ей понадобится больше, чем обычная чашка. Эти двое ее прикончат. А у нее большие планы на сегодня.

– Если бы у каждого мальчишки была няня вроде Маргарет, – сказал Джеймс, – мы бы все выросли настоящими дьяволами.

Мэгги громыхнула кофейником.

– Прошу прощения?

Граф испустил протяжный страдальческий стон.

– Мой сын, как всегда, ведет себя точно осел.

Джеймс положил себе бекон.

– Я только хотел сказать, что леди, обладающая таким терпением, будет искушать мальчишек вести себя так плохо, как только возможно, чтобы добиться наказания.

– Вы хотите меня испытать? – тихо спросила она.

Джеймс тут же прекратил веселиться.

– Этого я не планирую.

В комнате воцарилась тишина, и он вернулся за стол.

Так все и было. Истинная природа их положения. В настоящий момент виконт Пауэрз не планирует причинять себе вред или делать попытки Маргарет практически неосуществимыми, но когда человек так долго находится в темноте, свет его раздражает, неважно, каким полезным он может быть.

Она выдавила улыбку.

– В таком случае нам следует положиться на святость ваших намерений.

– Ха, – произнес граф.

– Святость? Что может заставлять вас думать, что я на это способен? – Джеймс, нахмурившись, посмотрел на ее тарелку. – Вам действительно стоит поесть.

Маргарет подцепила вилкой яйцо.

– Как Святому Франциску, сегодня вам придется отбросить собственный комфорт и дарить утешение нуждающимся.

Стенхоуп моргнул.

– Утешение.

– Это значительное слово, – радостно сказала она.

– Почему мне вдруг кажется, что я попал в осаду? – Джеймс потянулся за тостом и рассеянно намазал его маслом, каким-то чудом не уронив ни крошки.

Мэгги посмотрела на идеально чистый стол под куском хлеба. Как бы она ни практиковалась, ей так и не удалось овладеть этим утонченным умением в отношении всего, что крошилось. И хотя это было глупо, она всегда стыдилась, когда устраивала беспорядок.

– Хотите мой тост?

– Простите?

– Вы на него таращитесь.

– О нет. Я просто подумала, что нужно спросить вашего повара, нет ли у него лишних буханок.

– Мы собираемся кормить уток? – поинтересовался Джеймс, поднеся вышеозначенный тост к губам. – Парк не имел особенного успеха…

– Нет. Мы собираемся в Ист-Энд, – весело объявила она.

Граф поперхнулся:

– Я… Я не думаю, что это хорошая мысль.

– Вы отправляете меня обратно? – Пауэрз опустил хлеб. – Маргарет, с этим местом у меня связано много воспоминаний…

– Значит, нужно создать новые, – быстро пояснила она. – Которые не будут иметь никакого отношения не только к вашей боли, но и к боли других.

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

– Я собираюсь отвести вас в благотворительный приют.

– О господи, – прорычал Пауэрз.

– Нет, только ирландцы.

Стенхоуп положил локти на стол и опустил голову на руки.

– Я буду окружен вашим проклятым веселым народом, так? Это мое наказание?

– Что-то в этом роде, да, и я бы хотела, чтобы ваш отец присоединился.

Граф отодвинулся от стола.

– Я не думаю, что в этом есть необходимость.

– Разве вы не хотите принять участие в выздоровлении сына? – спросила она игриво.

– Я… Я полагал, что вы все это устроите, а потом, когда ему станет лучше…

– Меня тебе предоставят? – виконт повертел вилку. – Как когда я был ребенком, ты мог погладить меня по головке и через десять минут снова отправить в свою комнату, убедившись, что я веду себя как и полагается твоему наследнику.

– Мой дорогой мальчик, я совсем не это имел в виду.

Пауэрз смерил отца взглядом.

– Неужели?

Граф выпятил челюсть.

Несколько мгновений Маргарет была уверена, что старик встанет и выйдет из комнаты, умыв руки от такого отвратительного предложения.

Граф кивнул.

– Если это поможет, сын, тогда, конечно, я к вам присоединюсь.

– Чудесно, – сказала Маргарет, хлопнув в ладоши. День будет интересный: пара английских лордов в Ист-Энде посреди толпы голодных ирландских уличных торговцев.

Маргарет как-то поняла, что теперь ни один из них не уступит и не сдастся, и она сможет увидеть, из чего они сделаны по-настоящему.

Джеймс был чрезвычайно хорошо знаком с Ист-Эндом. Ночным. В дневное время он в основном пребывал в помещении в бессознательном состоянии, восстанавливаясь после ночных событий.

Тусклый дневной свет поглощенного угольной пылью лондонского неба никак не улучшал эту часть города. На самом деле, окруживший все водянистый свет оставлял крайне тягостный ком в горле. Ночью здесь было грязно, но по крайней мере весело, из окон ночных заведений лилась музыка и дикий гомон, характерный для людей, живущих так, словно через несколько часов они могут умереть.

А в Ист-Энде это вполне могло случиться. Несмотря на собственное финансовое благополучие, Джеймс предпочитал проводить вечера так же, как люди, делающие все, что в их силах, чтобы заработать несколько пенни, обеспечивающих ночную выпивку.

– Почему, бога ради, мы не воспользовались экипажем?

Маргарет взяла его отца под руку.

– Экипаж в здешних местах крайне не рекомендуется. Во-первых, это привлечет к нам еще больше внимания, а во-вторых, он не может маневрировать на переполненных улицах и в узких переулках, куда мы направляемся.

Граф коротко кивнул и прижал затянутую в перчатку руку к носу.

Старик пытается. Джеймс должен это признать. Он сомневался, что его отец за всю свою жизнь когда-либо высовывал нос дальше Друри-Лейн. Максимум на что он отваживался, это посещение Ковент-Гардена.

Это заставило Стенхоупа задуматься. Что бы сказал его отец о некоторых дырах, где ему доводилось валяться в ожидании темноты? Граф был бы в ужасе. Большинство и понятия не имеют, в каких условиях прозябает половина населения величайшего города империи.

– Кроме того, – добавила Маргарет, – когда вы идете по улицам, то можете по-настоящему увидеть окружающие страдания. Никаких зеркальных окон и роскошного бархата, чтобы скрыть все это.

– И это хорошо? – осведомился граф, осматриваясь.

– Ну это как сказать, – вмешался Джеймс. – Если вы желаете знать реалии этого мира и хотите изменить его к лучшему, то лучше видеть, что происходит вокруг.

Маргарет просияла.

– Разве это не факт?

От ее похвалы Пауэрзу захотелось гордиться, как школьнику. Однако он нахмурился, не желая, чтобы ирландка думала, будто ее мнение для него что-то значит.