Бобби Хатчинсон - Возрождение любви

Как в ночном кошмаре увидела она детей, больных туберкулезом, дифтеритом, и вновь ощутила свою беспомощность, раздражение от отсутствия лекарств или возможностей лечить.

Она в уме подсчитала месяцы, и ее охватила тревога. Весной ему будет всего семь месяцев. Будет ли он достаточно здоровым, чтобы противостоять опасностям?

– Как его зовут? – До нее дошел голос Аннетт.

– Александр, – сказала Пейдж. – Александр Майлс Болдуин. По отцу.

– Ну что ж, молодой Алекс, – взяла его на руки Аннетт, – твоей мамочке надо немного отдохнуть, а потом она постарается покормить тебя.

Пейдж дотянулась и пожала руку Сэма.

– Спасибо, партнер, ты проделал большую работу.

Он покраснел и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Не о чем говорить. Я приду посмотреть тебя чуть позже, как только тебя отвезут в твою палату. А теперь отдыхай.

Засыпая, она мысленно видела лицо своего сына.

Когда она проснулась, кругом были гвоздики и розы от Сэма и персонала больницы. Они принесли погремушки и мягкие игрушки для ребенка и то и дело забегали в палату с ахами и охами над Алексом.

Пейдж понимала, что они стараются восполнить тот факт, что в эти дни, проведенные ею в больнице, у нее не было других посетителей, и она была тронута и благодарна им за их внимание.

Не было обезумевших от любви дедушек и бабушек, склоняющихся над колыбелькой Алекса, не было мужа, поддерживающего ее при первых болезненных шагах после операции, не было друзей, которые тайно приносят в палату гамбургеры и жареный картофель.

Странность заключалась в том, что она все это замечала, но не придавала этому никакого значения – весь мир крутился теперь вокруг одного крошечного мальчика. За все годы ее работы акушером все дети, которых она принимала, не подготовили ее к тому, что она чувствовала по отношению к Алексу. То и дело она разворачивала пеленки и разглядывала каждый дюйм его тельца, вновь и вновь убеждаясь, что он в полном порядке.

Он был больше чем в порядке, – он являл собой образец здоровья. С первых же дней он в большом количестве поглощал ее молоко, спал в положенные часы и прибавлял в весе с необыкновенной быстротой.

Когда Пейдж достаточно окрепла, она забрала его домой, и ее ранее тихая и одинокая квартира оглашалась музыкой голодных воплей Алекса. Она купила кресло-качалку и подолгу сиживала у окна, рассказывая сыну о его отце, о другом мире, в котором он был зачат, а за окном она видела суматоху современного города и сравнивала его с Баттлфордом.

Октябрь перешел в ноябрь, и шестнадцатого ноября Алексу исполнилось шесть недель. Она понимала, что это безумие, но тем не менее испекла пирог и купила коляску, чтобы гулять с ним.

* * *

16 ноября 1885 года Луи Райела повесили как изменника, несмотря на прошения о его помиловании из Франции, Англии, Ирландии и Соединенных Штатов. Даже королева Виктория просила помиловать его, но премьер-министр остался непреклонен.

– Райел будет повешен, – объявил сэр Джон Макдональд, – даже если каждая собака в Квебеке будет лаять в его защиту.

По телеграфным проводам эта новость донеслась от Оттавы до Баттлфорда, и Майлс провел долгую ночь за бутылкой виски, стараясь побороть дикое одиночество в душе и разочарование в своих соотечественниках.

– У тебя получаются прекрасные дети, Пейдж, – сообщил Сэм, с улыбкой глядя на вертевшегося Алекса и пытаясь запеленать его. – Этот парень отличается цветущим здоровьем, да и ты хороша. За три месяца ты здорово поправилась. Эти ваши прогулки очень оправдывают себя. Черт побери, эта штука слишком узка, она давит на животик бедного ребенка. Попробуй сама. – Он отступил в сторону, давая ей место. – А теперь скажи, когда ты соскучишься и вернешься на работу?

Пейдж запихнула толстенькие ножки Алекса в красные ползунки и бросила на Сэма удивленный взгляд.

– Я очень занята с Алексом. Кроме того, я не думаю, Сэм, что тебе нужен третий врач.

Он выглядел смущенным.

– На самом деле так оно и есть. Но один мой приятель открывает в центре города клинику для женщин, сразу после Рождества, а рядом есть детская комната. Он наш коллега, ты помнишь Натана Филдинга? Я говорил ему о тебе, так что, если он будет звонить, ты уже знаешь, о чем будет разговор. Речь идет о работе в определенные часы, никаких ночных вызовов, ты сама можешь решать, сколько больных брать на себя. Это поможет тебе, а потом, если ты захочешь вернуться и снова работать здесь… или ты все еще хочешь попробовать исчезнуть снова, когда придет весна?

Пейдж старалась не встречаться с ним взглядом.

– Я… я так думаю… Я сама не знаю. Я еще ничего не решила.

Ее любовь к Майлсу противостояла насущной потребности защитить ее сына от опасностей того давнего времени.

Она подхватила Алекса и прижала к себе, зарыв нос в его мягкие кудряшки. Каждый раз, когда она думала о том, чтобы взять его туда, она начинала волноваться, но мысль, что она может никогда не увидеть Майлса, была невыносима, вызывала физическую боль у нее в груди.

– Мне ужасно не хватает Майлса, но Алекс еще так мал. А мои шансы вернуться туда настолько шаткие!

Это все было правдой, но она не говорила Сэму, что начинает задавать себе вопрос: хочет ли она пытаться? Первая мощная реакция, которую она ощутила, когда родился Алекс, становилась все сильнее – всепоглощающее желание предоставить своему сыну все преимущества современной медицины и современного образа жизни.

Сэм никак не комментировал.

– Единственная причина, по которой я задал этот вопрос, помимо работы, конечно, в моем кузене Лео. Ты помнишь, я говорил тебе о Лео, ученом в университете? Ну так вот, я рассказал ему о тебе, и он умоляет меня, чтобы я представил его тебе. Из-за машины, над которой он работает, ему очень важно услышать от тебя непосредственно о твоем опыте.

Она нахмурилась и покачала головой.

– О Сэм, я не знаю. Ты единственный человек, с которым я могу спокойно говорить обо всем.

– Это тебе решать, но с Лео тебе будет очень легко. Он не зациклен на общеизвестных концепциях возможного и невозможного, это уж точно.

Она затрясла головой.

– Послушай, Пейдж, ты знаешь, что в эту пятницу у нас в больнице состоится большая гулянка в связи с наступающим Рождеством, ты не можешь не пойти туда, так почему бы тебе не разрешить мне привезти тебя туда, мы пробудем там час или около того, а потом мы можем встретиться с Лео и поужинать. Как ты считаешь?

Пейдж опять покачала головой.

– У меня нет никого, кто посидел бы с Алексом.

– Так возьми его с собой. Это семейный праздник. Ты ведь помнишь, как проходят эти предрождественские вечеринки, – это чистый зоопарк. Все медсестры спрашивают про тебя, особенно Аннетт. Там будет много детей. Будет и Санта Клаус, ты же не хочешь лишить Алекса возможности увидеть Санта Клауса?

Пейдж заколебалась. Она старалась игнорировать витрины магазинов, разукрашенные улицы, музыку, передаваемую по радио. Это Рождество представлялось ей мучительно одиноким.

В памяти было живо воспоминание о последнем Рождестве, о приеме, который она устроила для всех своих друзей, о Майлсе. В тот день у нее в доме были Деннис и Арман, и никто не думал в ту веселую ночь, что эти двое мужчин погибнут в ближайшие месяцы.

В этом была беда Баттлфорда. Жизнь там была так непредсказуема, происходило столько всего непредвиденного, трагического, чего никто не мог контролировать.

Но было и хорошее, напомнила она себе. Был Майлс и их любовь. Он всегда присутствовал в ее подсознании, вместе с ностальгической болью, которая сопровождала ее воспоминания.

Что за чепуха! Ей необходимо выйти на люди, она слишком много времени проводит с Алексом, слишком много думает и тревожится.

– Хорошо, Сэм. Мы будем готовы около трех.

Ее неожиданное согласие одновременно удивило его и обрадовало.

– Пейдж, дорогая моя, это ведь первый раз, когда я назначаю тебе свидание.

Она подмигнула ему.

– Ты забыл рождение Алекса. И кроме того, не забывай, это общая вечеринка. Нас будет трое. Четверо, считая твоего кузена.

Он кивнул и сделал страдальческое лицо.

– Попрошайки не выбирают, как говорила моя святая мама. Я получу то, что смогу получить.

Пейдж улыбнулась чепухе, которую он нес, но заметила и тоскливое выражение его лица, когда он смотрел на Алекса. Она знала, что Сэм влюблен в нее, и это вызывало у нее грусть.

Почему жизнь так чертовски сложна? Все было бы так просто, если бы она могла полюбить Сэма, а не Майлса.

Но она не могла.

А Майлс ждет ее где-то там.

В каком-то времени.

Вечеринка удалась на славу.

Как и предсказывал Сэм, все сотрудники больницы устроили большой ажиотаж вокруг Алекса, и Пейдж почувствовала себя расслабившейся, она смеялась неизбежным больничным шуткам, даже получила удовольствие от бокала вина, который принес ей Сэм.

Когда они уходили из ресторана, Пейдж даже перестала нервничать по поводу встречи с кузеном Сэма.

– Пейдж Рандольф… Простите, Пейдж Болдуин. А это мой кузен Лео Клаусон.

Сэм представил их друг другу. Лео взял ее руку в свою и держал так довольно долго.

Лео оказался моложе, чем Пейдж предполагала, и выглядел интереснее, чем-то напоминая Линкольна. По какой-то непонятной причине она представляла его более пожилым вариантом Сэма – коротышкой, лысым и полноватеньким, а Лео оказался очень высоким и угловатым, с густыми длинными каштановыми волосами, которые эффектно падали ему на шею. Он был в дорогом сером костюме, старомодном галстуке в синюю полоску и в ярко-синих туфлях для бега на больших голых ногах, словно он по рассеянности забыл надеть ботинки и носки.

У него были приятные глаза, мягкие, карие и выразительные, и, как и обещал Сэм, с ним было легко разговаривать.

Он разглядывал Алекса, который ерзал в своей коляске, потому что скоро его следовало кормить. Алекс весьма серьезно относился к своему расписанию принятия пищи.