– Я ждал, что услышу о вашей помолвке, но совершенно очевидно, что ваши намерения неблагородны, – продолжал Роб злобным голосом. – У этой девушки нет ни отца, ни брата, которые защитили бы ее честь, поэтому я вызываю вас, главный врач Болдуин.

Майлс лишился дара речи и остолбенел. Потом он наконец пришел в себя настолько, чтобы вымолвить:

– Я правильно тебя понял? Ты вызываешь меня на дуэль?

– Да, сэр, вызываю.

Роб стоял навытяжку, глядя на Майлса с болью и решимостью в глазах.

Майлс оперся на стол для осмотра и показал жестом на единственный деревянный стул.

– Садись, Роб. Мы должны поговорить.

Роб отказался, мотнув головой.

– Я сказал все, что хотел.

Его усы ощетинились, а подбородок вздернулся в твердой решимости.

– Ты влюблен в нее, сержант?

Этот вопрос был излишним – ответ был очевиден по лицу Роба.

Плечи Роба опустились, и смотрел он в сторону от Майлса. Потом он кивнул одним резким движением головы.

– Да, я люблю ее. Но я никогда не пытался воспользоваться ею так, как делаете вы, – с горячностью обвинил он. – Я уже просил ее выйти за меня замуж.

Осознав, что он сказал, Роб запнулся и замолк.

Майлс почувствовал острый укол ревности, но потом подумал о своем собеседнике.

– Я так понимаю, что она отвергла твое предложение? – спросил он так мягко, как мог.

Роб с нечастным видом опустил голову.

– Да. Она сказала, что… что любит вас. Это было в ноябре, и казалось, что она ожидает… что она думает… я все ждал, что будет объявлено о предстоящей свадьбе, но ничего не произошло, так ведь? А я видел, как вы ездите к ее дому и возвращаетесь ночью.

– Это правда, что о нас идут толки?

Роб поколебался, потом отрицательно мотнул головой.

– Я размозжу голову любому, кто скажет о ней худое слово! Разговоры идут о вас, вот и все. – Он постучал пальцем в свою грудь. – Это о ней я беспокоюсь. Я не хотел говорить, что это Пейдж сказала мне о вас обоих.

Майлс облегченно вздохнул, услышав, что ее имя не перемалывают втихую в форте. Но как ему вести себя в этой ситуации с Робом? Потом он решил, что поможет ему только правда.

– Я влюблен в нее, Роб. Влюблен по уши, – признался он, чувствуя, как заливается краской его лицо. Майлс не привык обсуждать свои чувства с другими людьми. – Я могу сказать тебе только одно: я никогда не причиню ей вреда. И не позволю никому другому. – Голос его стал жестким. – Но соглашение между нами двумя дело абсолютно личное и никого больше не касается. Ты должен это понять.

– Но вы намерены жениться на ней, доктор Болдуин? Я имею ваше слово на этот счет?

Дьявол его побери, неужели этот упрямый молодой шотландец никогда от него не отстанет?

– Да, будь я проклят, я собираюсь жениться на ней!

Майлс метнул в сторону Камерона уничтожающий взгляд, который заставил бы другого ретироваться, но шотландец твердо стоял на своем, и Майлс почувствовал невольное к нему уважение.

– Ты имеешь мое слово, сержант. И я не собираюсь драться с тобой на дуэли по этому поводу. А сейчас убирайся отсюда! У меня больные, которых я должен осматривать.

– Сэр. – Роб отдал ему честь и захлопнул за собой дверь.

Майлс вытер холодный пот со лба, сознавая, что за этим его возбуждением кроется мучительное понимание того, что Камерон прав: он должен жениться на Пейдж, будет непростительно ставить таким образом под удар ее репутацию.

Если говорить правду, то он за последнее время все чаще думал о том, чтобы жениться на ней, но каждый раз, когда он взвешивал такую возможность, он испытывал страх, страх по многим причинам, страх потерять ее, страх перед тем, чтобы вновь испытывать судьбу и потерять себя, когда все будет кончено.

Он почти убедил себя, что, когда придет время, им будет легче расставаться, если они не будут женаты, если их не будут связывать законные узы.

Потому что он не сомневался, что рано или поздно он ее потеряет. Хотя последнее время она не заговаривала об этом, вопрос о ее возвращении туда, откуда она появилась, всегда оставался па повестке дня, если к тому окажется возможность. А если она появится, Майлс был уверен, что Пейдж ею воспользуется.

Если это случится, он вновь окажется одинок, так одинок, как никогда раньше. То, что происходит между ним и Пейдж, не похоже ни на что, испытанное им в его жизни, даже с Бет. Это было физическое, эмоциональное и духовное единение с Пейдж, поработившее его. Даже то, что он запросто называл любовью, оказалось совсем иным.

Потерять ее, понимал он, будет мучительно, станет ли она его женой или останется любовницей.

Ладно, подвел он итог, пригладив свои волосы и одернув мундир перед тем, как вызвать очередного больного. Теперь от него ничего не зависело.

Он дал Камерону слово, а это обязывало. При первой же возможности он сделает Пейдж предложение.


В среду утром первой пациенткой Пейдж оказалась Элен Джиллеспи. Ее здоровье после процедуры, проведенной Пейдж, стало прекрасным. К радости Элен, ее кровотечения полностью прекратились, а в результате прошла и ее анемия. Сегодня она выглядела просто хорошенькой. Она пришла за новой порцией трав, которые Пейдж прописала ей против повышения температуры в климактерический период. Когда она вышла, Пейдж открыла дверь в комнату ожидания, чтобы пригласить очередную пациентку.

– Заходите… Лулу?

Пейдж не поверила собственным глазам – Лулу Либерман ожидает у нее приема?!

Пейдж понимала, что в ее голосе зазвучало удивление, когда она обнаружила свою бывшую квартирную хозяйку сидящей у нее в приемной.

– Заходите, Лулу. – Пейдж показала ей вход в кабинет и закрыла за ней дверь, гадая, что могло привести к ней Лулу.

Ей было нелегко скрыть свои чувства, когда она увидела эту женщину, все те чувства, которые та вызывала у нее, неприятные воспоминания о ее первых трудных неделях в Баттлфорде всколыхнулись в ней, вызвав желание выгнать эту опасную женщину, способную на любую ложь.

Однако Пейдж сумела обрести свою профессиональную манеру поведения.

– Какие у вас проблемы, Лулу? Я полагаю, что вы пришли сюда за медицинским советом?

Лицо Лулу пошло красными пятнами, и она старалась не смотреть в глаза Пейдж.

– Я подозреваю, что у меня раздражение из-за того, что я пользовалась той же уборной, что и мои жильцы, – сказала она, и ее визгливый голос дрожал. – Я хочу, чтобы вы дали мне какое-нибудь лекарство против этого.

Пейдж стала настаивать на необходимости осмотра, и после длительного спора Лулу наконец согласилась.

Пейдж была поражена тем, что она обнаружила. Определить без анализов истинное происхождение было трудно, но ей стало ясно, что Лулу подхватила венерическое заболевание. Пейдж готова была держать пари на подаренный ей стетоскоп, что добродетельная Лулу не могла заполучить эту заразу через сиденье в туалете – было совершенно очевидно, что это результат сексуального общения.

Конечно, было очень соблазнительно припереть Лулу фактами, однако это неизбежно вызвало бы яростное отрицание с ее стороны, за которым последовало бы бегство и никакой речи о лечении не могло бы быть.

Профессиональное чувство ответственности взяло в Пейдж верх. Насколько она знала эту женщину, самое умное было делать вид, что она принимает на веру совершенно неубедительное объяснение Лулу, что она, сама того не зная, оказалась жертвой.

Пейдж так и поступила, с трудом сдерживая понимающую улыбку, когда эта пышечка лицемерно кляла «этих грязных животных, которые могут сделать такое с невинной женщиной».

Проблемой было лечение. В который раз Пейдж мечтала об антибиотиках.

На счастье, у нее как-то был разговор с Майлсом по поводу венерических болезней в армии – Майлс говорил, что это явление обычное.

Он объяснил ей, что принятое в настоящее время лечение является, по его мнению, опасным – она с ним полностью согласилась, когда он напомнил ей, в чем оно заключается. Она и забыла, что в девятнадцатом веке врачи впрыскивали больным сифилисом жуткую дозу мышьяка с золотом.

Майлс объяснил ей, что он вместо этого использует отвар золы и напитка, получаемого из вываренных корней чертополоха, – эффективное лечение, о котором он узнал от одного пожилого врача во время Гражданской войны. Майлс уверял Пейдж, что этот отвар излечивал почти все случаи, которые ему приходилось лечить.

У Пейдж не оказалось таких лекарств под рукой: это был первый случай, когда она сталкивалась с венерическими болезнями.

Они договорились, что Пейдж днем пришлет в меблированные комнаты мальчика-посыльного с лекарствами, продала Лулу целебную мазь, приготовленную Тананкоа, которая должна была облегчить хроническую боль от открытых ранок и жжения в области лобка.

– Никаких сексуальных контактов до тех пор, пока все не пройдет, – предупредила Пейдж. – Иначе вы заразите вашего партнера.

В ответ она получила мерзкий взгляд.

Пейдж не могла забыть, как Лулу распускала о ней грязные сплетни и почти выбросила ее на улицу, и, не моргнув глазом, увеличила свой обычный гонорар вдвое. Лулу заплатила, не говоря ни слова.

Когда эта женщина уехала. Пейдж присела на минутку и вспомнили слова, которые любил повторять ее партнер Сэм Харрис: «Каждый получает по заслугам».

Злобность Лулу отозвалась ей как следует, подумала Пейдж.


В воскресенье Майлс удивил ее: он запаковал ланч и повез ее на пикник в уединенное местечко вверх по реке, где тихая заводь, окруженная ивами, образовывала естественный плавательный бассейн.

Он продумал все, привез с собой одеяло, керамическую флягу с холодным лимонадом и брезентовый мешок, в котором запасов еды было достаточно, чтобы накормить целый батальон.

По дороге они разговаривали о Лулу. Майлс был поражен, как раньше была поражена Пейдж, когда узнал, кому понадобилось его средство от сифилиса. Он объяснил Пейдж, что уже лечил им в последнее время в форте четырех молодых констеблей.