На следующий день еще до восхода солнца он посадил их всех в фургон, и Пейдж стала показывать ему дорогу к дому Куинланов.

Деннис и Тео не были знакомы друг с другом, но, как фермеры, они вскоре увлеклись обсуждением проблем содержания скота и видов на урожай. Они зашагали в сторону амбара, а Тананкоа провела Пейдж и Клару в дом.

Сегодня Тананкоа была в национальном костюме. Пейдж впервые увидела ее в индейском одеянии. Ее платье из шкуры бизона и гетры были красиво вышиты замысловатыми узорами, изображениями птиц и цветов на светло-сером фоне, хорошо оттенявшем ее природную смуглость и большие черные глаза.

Но сегодня она вела себя как чужая, Пейдж почувствовала в своей подруге отрешенность.

Когда они вошли в дом. Тананкоа взяла Элли на руки и дала ей выпить приготовленный ею отвар из трав.

Видимо, он был невкусный, потому что Элли состроила гримасу и передернулась. Женщины улыбнулись, а Тананкоа влила ей еще одну ложку, потом третью.

Когда Элли отказалась больше пить этот настой, Тананкоа положила на пол выдубленную шкуру бизона, поверх постелила одеяло и положила на него Элли.

– Клара, ты будешь сидеть здесь, у ее ног, а ты, Пейдж, по другую сторону.

Тананкоа опустилась на колени у головы девочки, а Клара и Пейдж заняли указанные ею места. Пейдж испытала укол дурного предчувствия, гадая, каков будет этот обряд, задуманный Тананкоа.

Тананкоа сама выпила какой-то напиток из бизоньего рога, глаза ее были закрыты, похоже было, что она молится или занята медитацией. Через некоторое время она достала из кожаного мешка, лежавшего рядом с ней, маленький камень, несколько перьев и кусочек блестящего кварца. Она разложила эти предметы на равном расстоянии вокруг девочки, которая, спокойная и довольная, рассматривала все происходящее любопытными глазками. Время от времени Элли хлопала в ладошки или размахивала ручками, что-то болтая, но не пытаясь уползти.

Волнение Пейдж усилилось, когда Тананкоа запела старинную монотонную песню, гипнотизирующий ритм она подчеркивала, встряхивая трещоткой, которую достала из мешка. Держа в руке орлиное перо, она стала размахивать им над лежащей девочкой, сопровождая это пением.

Обряд все тянулся, и Пейдж боялась посмотреть в сторону Клары. Она была подавлена всей этой церемонией. Она чувствовала, как разгорячились ее щеки от дурного предчувствия. Она была уверена, что в любой момент Клара может схватить Элли с одеяла и настоит на том, чтобы уехать, но когда Пейдж все-таки глянула в ее сторону, то увидела, что Клара внимательно следит за тем, что происходит, и отнюдь не настроена так скептически, как Пейдж.

Теперь Тананкоа отбросила перо, но пение ее стало громче, требовательнее, проникновеннее. Она склонилась над Элли, и было похоже, что она вытягивает что-то из головы ребенка, нечто невидимое, но сильное.

Пейдж смотрела, не в силах осмыслить, что же происходит.

Тананкоа вспотела от усилий, вытягивая то, что могло быть невидимым шнуром, вылезающим из самой середины черепа Элли.

Элли лежала совершенно спокойно. Глаза ее казались отсутствующими, как накануне, после судорог. Внезапно ее тело начало корчиться в спазмах, руки и ноги задергались.

– У нее судороги!

Встревоженная Пейдж хотела вскочить на ноги, но Клара дотянулась до нее и тронула за руку, покачала головой и приложила палец к губам, призывая к молчанию.

Вскоре Пейдж поняла, видимо, как и Клара, что на этот раз у Элли не судороги, а нечто совсем иное. Хрупкое тельце девочки двигалось гораздо более неистово, потом она успокоилась, ее большие ясные глаза были устремлены на Тананкоа.

В тот момент, когда девочка затихла, Тананкоа резко оборвала свое пение. Элли начала тужиться.

Тананкоа подняла ее на руки и поднесла к маленькому тазу, и Элли вырвало странной темной массой.

Клара, перепуганная, дрожала.

– Ей плохо, почему ей так плохо?

Но Тананкоа подбадривающе улыбнулась Кларе.

– Ее будет рвать еще несколько раз, и ее внутренности очистятся. Она освобождается от злых духов, от которых она больна. С сегодняшнего дня она будет выздоравливать.

Последующие два часа у Элли сильный понос чередовался с жестокой рвотой. Пейдж начала волноваться насчет обезвоживания организма, но Тананкоа, похоже, видела в очищении кишечника положительный момент и настояла на том, чтобы не давать Элли пить.

Клара занималась тем, что меняла пеленки, стирала их и развешивала для просушки.

Тананкоа, похоже, точно знала, когда кончится понос. Когда прошло два часа и Элли лежала совершенно измученная на руках у Пейдж, Тананкоа бросила маленькую горсточку каких-то трав в чашку тепловатой воды и напоила ею с ложки девочку.

– Худшее позади, – объявила Тананкоа после того, как Элли проглотила несколько ложек. – Теперь она будет спать. А нам нужно приготовить ланч, мужчины скоро вернутся. – Тананкоа уложила девочку на тюфячок из меха и тепло закутала ее. – В течение следующих двух дней она должна быть в покое и не получать ничего, кроме вашего молока, Клара, – проинструктировала она.

Потом, словно вся утренняя процедура была таким же обычным делом, как компания дам, занимающихся шитьем, Тананкоа смахнула со стола свой кожаный мешок, вымыла руки в тазике, стоявшем в углу, и занялась приготовлением лепешек и помешиванием тушеного мяса, булькающего в кастрюле.


Флетчеры, торопившиеся поскорее оказаться у себя дома, подвезли в конце дня Пейдж к ее дому и поспешили к себе. Большую часть дня Элли спала, просыпаясь только для того, чтобы несколько раз пососать грудь матери. Молоко стекало, а девочка выглядела не хуже, чем до утреннего обряда.

– Но главный вопрос в том, будет ли ей лучше?

Пейдж и Майлс, которым не хотелось в такую теплую летнюю ночь оставаться в доме, прогуливались по берегу реки. Пейдж рассказала Майлсу во всех подробностях, что происходило с Элли.

Он молча слушал ее.

– Видит Бог, Майлс, я была в таком замешательстве от всех этих мумбо-юмбо, которые устраивала Тананкоа, – призналась Пейдж, крепко сжимая его руку.

Майлс улыбнулся ей.

– Когда ты в первый раз видишь такой обряд, он кажется ужасно странным. Но он срабатывает, не всегда, но достаточно часто. Индейцы верят в то, что болезни появляются от присутствия злых духов. Я наблюдал многих шаманов, когда они за работой, и мне кажется, что духовное влияние обряда на пациента так же важно, как травяной настой, который они употребляют.

– Психология и безвредные лекарства, употребляемые для успокоения больного, – согласилась Пейдж и объяснила, что она имеет в виду. – Но самое таинственное началось, когда Тананкоа как будто на самом деле вытаскивала что-то из головы Элли, – добавила она. – Я могла понять, когда она использовала обряд, чтобы произвести на Клару впечатление, что она лечит девочку, но почему мне это показалось таким реальным, когда она вытягивала… или что это могло быть?

– Может быть, она действительно вытягивала что-то из головы Элли, кто знает? Есть множество вещей, которые существуют, хотя мы и не можем их увидеть, – сказал Майлс рассудительным тоном, а когда Пейдж начала хохотать, посмотрел на нее и нахмурился. – Что тут смешного?

– Ничего. Все смешно. Понимаешь, это я должна рассказывать тебе о вещах, которые мы не можем увидеть, ты, сумасшедший, поразительный мужчина! Это я знаю про атомы, про электронные микроскопы, про вирусы, а оказывается, нужно, чтобы ты напоминал мне, чтобы я не была такой ограниченной. О Майлс, ты понимаешь, что ты далеко опередил свое время?

Он обнял ее.

– Я не хочу опережать свое время, – заявил он, подчеркивая медленным выговором значение своих слов. – Все, что я хочу, – это тебя, здесь, в моих объятиях, дорогая моя Пейдж.

– Я тоже.

Она приподняла голову для поцелуя, пораженная тем, что это правда. То, другое время, будущая эпоха, из которой она пришла, начинала казаться туманной и такой отдаленной.

В какой момент она перестала мечтать о том, чтобы найти способ вернуться туда?

ГЛАВА 15

– Могу ли я поговорить с вами, сэр, по личному вопросу?

Роб Камерон стоял по стойке «смирно», Майлс вопросительно посмотрел на него. Камерон не встретил его взгляда.

– Ладно, сержант. – Майлс глянул на других мужчин, ожидающих его в очереди заболевших, и жестом показал ему на дверь своего кабинета.

– Прошу сюда. – Он пропустил Роба вперед и прикрыл за собой дверь, надеясь, что этот разговор не займет много времени. – В чем проблемы, Роб?

Лицо молодого констебля стало красным, как его мундир, и Майлс вздохнул, будучи уверенным, что Роб собирается сказать ему.

За последнюю неделю Майлсу пришлось лечить четырех мужиков, подхвативших венерические болезни от одной из местных проституток, и он был уверен, что перед ним пятая жертва.

Он уже нанес визит Дженни, мадам, хозяйке здешнего борделя, и настаивал на том, чтобы ее девушки пришли на обследование, пока еще не все мужчины в форте подхватили сифилис. А Дженни настаивала на том, что ее девушки чистые, и когда Майлс осматривал их, то вынужден был признать ее правоту. Где же тогда эти молодые парни подхватили заразу? Он расспрашивал каждого из них, но ни один не признался, с кем он путался.

– Ну, Роб?

Этим молодым констеблям очень трудно рассказывать о симптомах их болезни. Майлс держался доброжелательно, но он должен был думать о всех тех мужчинах, которые за стенами его кабинета ждали у него приема. Он уже готов был приказать Робу спускать штаны, когда сержант с трудом сглотнул и выпалил:

– Это насчет мисс Рандольф, сэр.

Пейдж? Майлс нахмурился. Что может иметь общего Пейдж с проблемами Роба?

– Идут разговоры. Говорят, что она ваша любовница.

Роб словно выплевывал слова, а Майлс был ошарашен.

Он понимал, что обязательно пойдут сплетни, когда станет известно, что он многие ночи проводит не в своей комнате, но тут он ничего поделать не мог, кроме как игнорировать эти слухи.