– Он умер, умер! – донесся до него сквозь туман ее пронзительный бабий голос.

Кто умер? Влад машинально повернулся на крик. Спина матери ему все загораживала, он оттолкнул ее. И увидел остекленевшие глаза, уставленные в одну точку. Челюсть отвисла, по подбородку течет, поблескивая, слюна… Влад, не помня себя, схватил деда за плечи и потряс. Голова бессильно замоталась на тонкой старческой шее, глаза из-под полуприкрытых век словно следили за ним с насмешкой.

– Что ты делаешь? – остановила Влада мать. – Он же умер…

А может, оно и к лучшему, лихорадочно заработала мысль у Влада. Умер, ну и хрен с ним. Завещания не составил, значит, все нам. По-родственному. Нет, они же все описали… Нет, все не могли. Что-то всегда остается. А смерть мы спишем на зверства следствия. Точно! Они у нас еще попляшут. Еще ползать будут.

– Идите откачивайте этого идиота, – зло приказал он жене и матери. – Он тут теперь за главного.

* * *

Следствие по делу «Русской власти» тянулось два года, после чего тихо закрылось, так ни к чему и не приведя. Организация возобновила работу под новым именем, но ею рулили уже другие люди, а Влад и его отец остались ни с чем. Дом-мавзолей конфисковали сразу после смерти старого Саранцева, пришлось депутату вместе с женой перебираться в приватизированную московскую квартиру и на казенную дачу. Следователи добивались снятия с него неприкосновенности, но до этого не дошло: на следующей предвыборной конференции его просто не внесли в список кандидатов, сколько он ни суетился. Хорошо хоть пенсию депутатскую успел оформить. Его так и не арестовали. Видимо, Понизовский сдержал слово.

Но все это случилось позже, а пока, через пару дней после обыска, Влад решил навестить Карину. Сообразил, что негоже числиться в следственных протоколах лицом без определенных занятий.

– Каринка, привет!

– Ты же обещал больше не приходить, – приветствовала его Карина.

– Ну… то дело не выгорело… – начал было Влад.

– Я тут ни при чем.

– Да я ничего и не говорю… – Влад впервые вгляделся в нее. Какая-то она странная. Но он настолько привык не принимать в расчет других людей, что отмахнулся от тревожного впечатления. – Слушай, ты же замуж выходишь…

Карина между тем взяла сотовый телефон. У нее там была уже заготовлена эсэмэска: «Он тут». Оставалось только отправить. Она отправила.

– Ты не держишь слова, Володя.

Впервые она назвала его Володей. И говорила как-то странно, как будто по слогам: Во-ло-дя.

– Слушай, я по другому делу. – Выкупленное медицинское заключение об аборте, которым он ее шантажировал, Влад хранил в доме деда на всякий случай, и его конфисковали вместе с другими бумагами. Но Влад решил ей об этом не рассказывать. – Ты же замуж выходишь, – повторил он. – Продай мне агент-ство. Зачем оно тебе теперь?

– У тебя нет таких денег, Во-ло-дя, – по-прежнему чеканя слоги, ответила Карина. – А и были бы, все равно б не продала. Я все рассказала отцу, он знает, как ты меня шантажировал столько лет. Меня он простил, а вот тебя – нет.

– Да брось… То дело давнее, чего теперь вспоминать? Я хочу купить агентство. Какая тебе разница, кому продавать?

– Есть разница. Знаешь, как я к тебе отношусь, Во-ло-дя? Есть такая американская поговорка… Но ты ж всегда был двоечником… Так и быть, привожу на русском: «Я б на тебя не плюнула, если б ты горел».

– Ну зачем ты так…

Но Владу не суждено было договорить. В кабинет Карины ворвались два дюжих охранника, взяли Влада в «коробочку» и вынесли вон. Карине видно было, что его ноги не достают до земли, дрыгаются в воздухе. Дальнейшую экзекуцию она досматривать не стала, отвернулась от окна, позвонила отцу по телефону.

– Спасибо, пап.

* * *

А в тот богатый событиями день, когда у Влада делали обыск и умер его дед, так и не оставив завещания, Климов нанял секретаршу и отправил адвокату Понизовскому по электронной почте данные о слиянии, обговоренные с Германом Ланге. Ответ тоже пришел по электронной почте: «Прилагаю черновик договора. Ознакомьтесь и внесите ваши замечания, потом перешлите мне. Копию я отправил Ланге».

Климов прочел договор и решил, что составлено грамотно. Там уже фигурировала предложенная Германом сумма отчислений. Предусмотрено было все: право подписи, раздел ответственности по убыткам, платежи, заказы, налоги и многое другое, что Климову вот так вдруг и в голову не пришло бы, в том числе возможность выхода из договора и арбитраж. В специальном приложении, «кодицилле», как назвал его Понизовский, оговаривались правопреемственность, право на название фирмы, логотип, зарегистрированный торговый знак.

Чтобы не выглядеть лохом, Климов отнес проект договора своему юрисконсульту, тот прочел и одобрил, сделав мелкие, не меняющие сути поправки. Климов заставил секретаршу (про себя он в шутку окрестил ее «Новосветочкой») внести эти поправки в электронный текст и пометить маркером. Она внесла.

Климов на всякий случай за ней проверил, а то у Старосветочки был случай, когда она отправила письмо вместо Австрии в Австралию. Вроде все нормально. Тогда он послал договор приложением обратно Понизовскому, а в письме спросил: «Сколько я вам должен?»

К концу дня пришел ответ: «Нисколько, это мой подарок вам на свадьбу».

«Защите нечего добавить», – подумал Климов. Отправил ответное письмо с одним словом: «Спасибо». Потом еще немного подумал и всю переписку переправил Лине на домашний компьютер с постскриптумом: «Люблю, целую, скоро буду».

Тут позвонила Татьяна.

– У меня есть время прямо сейчас. Хочешь смотреть дом – лучше сегодня.

– Вот прямо сию минуту я не могу: мне за детьми в сад ехать. Давай через часок.

– А я должна час тут торчать?! – взорвалась Татьяна.

– У тебя всегда найдется бумажная работа, – примирительно заметил Климов. – А не хочешь – я найду другого риелтора, посговорчивее.

– Ладно, жду звонка, – буркнула она.

Климов позвонил Лине.

– Воробушек, едем смотреть дом на Можайке.

– А как же дети?

– С детьми поедем, как же без детей? Пусть тоже скажут свое веское слово. Им же там жить. Больше, чем нам.

– Но их же покормить надо! – всполошилась Лина.

– Покормим, не вопрос. Раз в жизни можно и пиццу купить. Устроим пикник.

– Ты с ума сошел, – сказала Лина, хотя слышно было, что она рада. – Двухлетние дети пиццу не угрызут.

– Гм… А у тебя там творожников не завалялось? Мы бы их с собой взяли.

– Не завалялось, но могу пожарить, пока ты приедешь. Это быстро.

– Давай. А по дороге туда мороженого купим. Раз в жизни можно их побаловать. Ради такого праздника. Давай так: сгоняй Галюсю за Митей, а я заеду за Настей. А ты пока творожников напеки. Будет у нас научное разделение труда.

– Ладно, считай, уговорил.

Как порешили, так и сделали.

Когда вся семья была в сборе, Климов перезвонил бывшей жене.

– Тань, давай мы поедем прямо туда. А ты подтягивайся.

– Да я раньше вас там буду.

– Ладно, встретимся на месте, – кротко согласился Климов.

Татьяна объяснила ему, где свернуть с Можайского шоссе направо.

Лина напекла гору сырников и еще оладий. Они были прямо горячие. Захватила целую пачку салфеток, но все равно велела Климову переодеться в то, что не жалко и легко стирать: в дороге дети обязательно перемажутся и их всех перемажут.

– Мне жалко твою машину.

– Новую купим! – отмахнулся Климов. – Между прочим, машина и вправду нужна побольше, – заметил он, загружая детей на заднее сиденье джипа. – Может, «Зафиру»? Она семиместная. Садитесь, Галюся. – Он повернулся к Лине. – Тебе тоже лучше сесть с ними сзади. У меня только одно детское сиденье.

– Мы со Смирновым на его «Логане» за детьми ездили без всяких сидений и ничего, – вставила Галюся.

– Нет, детские сиденья нужны обязательно, но уж сегодня авось пронесет. Все пристегнулись? Поехали.

По дороге Лина покормила детей сырниками и оладьями из своих рук, чтобы не оставляли следов в машине. И все равно они перемазались. Лина и Галюся еле успевали вытирать жирные рты и пальцы. Климову тоже досталось немного вкусностей, пока пережидали на светофорах. Когда выехали на Кутузовский, Климов показал им в просвете между зданиями один из зеркальных домов-монстров эпохи бывшего мэра Лужкова.

– Вот здесь офис корпорации АИГ. Тут Герман работает. И я теперь тут числиться буду. Пацанва, кому мороженого?

Пацанва выразила дружное согласие.

– Вон киоск. Я тут пристроюсь на автобусной остановке, пока нет никого, но если подъедет, придется чуток вперед протронуть.

Все прошло нормально, Лина успела вернуться, груженная мороженым, еще до прихода автобуса.

– Это кто? – спрашивали дети, указывая пальчиками на конный памятник с обнаженной саблей.

– Это памятник Петру Ивановичу Багратиону. Он был герой войны. А скоро увидим памятник Михайле Илларионовичу Кутузову… Вот он, смотрите. А этот круглый дом – Бородинская панорама. Вот подрастете немножко, и мы туда сходим. Там интересно. Там картинки.

Дети потребовали «катинки» прямо сейчас.

– Нет, сейчас уже поздно, – терпеливо втолковывала Лина, – панорама закрыта. И потом, мы же едем дом смотреть!

Ехали долго. Климов вел машину на нижнем пределе скорости. А вот и искомый поворот. Они свернули, и Лина с изумлением увидела за оградой слева от себя даже не парк, а кусочек самого что ни на есть натурального леса.

– Нам сюда. Вот Татьянина машина.

Климов негромко посигналил, вызвав звукоподражательный восторг пацанвы, потом высунулся и помахал Татьяне. Она открыла ворота пультом дистанционного управления прямо из машины, проехала внутрь, и Климов за ней следом.

Лине ужасно понравился этот кусок натурального леса. Он говорил ее душе нечто куда большее, чем правильный парк. Деревья, выросшие там, где семена упали, без всякого плана… Сейчас, в конце мая, этот кусок леса стоял уже весь зеленый. Лина с облегчением заметила, что тут нет тополей. Отлично, значит, пуха не будет. Наверное, по ночам сюда доносится шум города… Но все равно не верится, что он рядом.