«Неужели нельзя для иностранцев сделать отдельный проход?» – раздраженно подумал Кака и тут же поразился своей мысли. Ишь ты, всего пятнадцать лет американской жизни, а он уже рассуждает как настоящий интурист. Мистер Твистер, ни больше ни меньше! Кака смиренно встал в очередь и стал слушать, как бывшие соотечественники на чем свет стоит костерят отсутствие кондиционеров и вредность погранцов.

К тому моменту, когда он прошел паспортный контроль, багаж его одиноко крутился на ленте. Слава богу, что чемодан не потеряли. Кака был наслышан, как в российских аэропортах бесследно исчезают чемоданы. Он подхватил свой чемодан, поставил на него портфель и через зеленый коридор выкатился к толпе встречающих. Давыдову он увидел сразу. Она возвышалась над всеми, кто толпился у выхода в зале прилета. В одной руке она держала фирменную табличку с надписью «Константинов», на локте второй руки у нее висела огромная дамская сумка, похожая скорее на баул, чем на сумку, в руке она держала электронную книгу и была полностью поглощена содержанием этой книги. На Давыдовой была надета белоснежная свободная майка и совершенно измятая узкая льняная юбка. Тоже белая. Это очень сильно оттеняло ее темный южный загар. Жакет от этой юбки, тоже невозможно измятый, был перекинут через плечо. Жакет она поддерживала щекой. Явно было, что ей очень неудобно, но она была увлечена содержанием книги и не обращала никакого внимания на окружающую действительность. А еще она была, на самом деле, очень красивая, и все, кто выходили из дверей зала прилета, обязательно обращали на нее внимание. Константин сразу понял, что она напоминает ему Одри Хепберн.

Такая же тонкая кость, благородная внешность, темные волосы. Даже прическа такая же, этакая дуля на голове и челка. Она заметила его только тогда, когда он вплотную подошел к ней и спросил:

– Надежда?

Она оторвалась от книги, подняла глаза, и Кака понял, что попал. Глаза были просто замечательные, большие, шоколадного оттенка и какие-то очень теплые.

– Константин, – подтвердила она. – У вас продается славянский шкаф?

– Нет, осталась только никелированная кровать с тумбочкой. – Слова пароля и отзыва из любимого фильма про разведчиков всплыли в голове сами собой.

– Следуйте за мной. – Она сунула табличку с его фамилией в свою необъятную сумку, туда же последовала ее книжка, повернулась и пошла в сторону стоянки. Константин шел за ней и не мог оторвать взгляда от ее бедер. Очень хотелось за них подержаться. А еще шея с завитком темных волос! Она просто манила Каку.

«Господи, чегой-то со мной?» – удивился он. Такого с ним еще никогда не было.

Они прошли сквозь толпу таксистов, наперебой приглашающих их ехать с ними за хорошую цену. Давыдова вежливо улыбалась, благодарила и каждому объясняла, что у них здесь машина. Константин сразу же вспомнил свою бывшую жену, представив, как она прошла бы сквозь толпу с гордо поднятой головой, изображая из себя царицу. Царица из Давыдовой была ничуть не хуже, только это была царица очень милая и вежливая. Это Константину очень понравилось. Ему стало интересно, какой у нее автомобиль.

«У такой высокой женщины, наверное, должен быть огромный джип, типа «хаммера» или «шевроле-тахо», – решил он.

И действительно, на стоянке она пошла в сторону именно «хаммера», однако проследовала мимо, зашла за этот огромный «хаммер» и остановилась у маленького спортивного БМВ с откидной крышей.

– Я думал, что вы на «хаммере» ездите, – удивился Кака.

– Продала недавно, теперь к зиме надо что-нибудь с повышенной проходимостью подобрать. По нашим нечищеным дорогам без полного привода никак, особенно за городом. А это так, летний вариант – понты кидать.

– Почему понты? По-моему, очень даже красиво, – возразил Кака. – Только вот чемодан мой влезет в нее, как думаете?

– Чемодан влезет. – Давыдова распахнула вполне даже вместительный багажник. – А понты, потому что в нашем климате, если вы забыли, три месяца лето и вечная зима. А когда лето наступает, то в этом кабриолете от выхлопных газов можно рехнуться. Так что я крышу практически не складываю. Редко только, за городом или когда сына везу. Он очень уж любит. Конечно, все девчонки сразу в обморок падают и думают, кто же это едет там – такой прекрасный парень? Не иначе иностранный артист!

– А можно я тоже вас попрошу крышу опустить? Тоже хочу, чтоб девчонки подумали, что иностранный артист едет!

– Хорошо. – Давыдова вздохнула. – Все вы, мальчишки, одинаковые. Только очки черные наденьте, а то за автографами кинутся, не ровен час затопчут!

Кака достал из портфеля очки и послушно надел. Она ему так нравилась, эта фифа Давыдова, и он никак не мог понять, чего это он столько лет упирался и не хотел с ней знакомиться. Вот идиот!

Наконец они сели в машину, и он уставился на ее загорелые колени, которые вдруг оказались прямо перед его носом.

– Что? – спросила она.

– Что? – не понял он.

Давыдова вздохнула.

– Это колени, – пояснила она, полезла в свою огромную сумку, достала из нее белый шелковый шарфик и расстелила его у себя на коленях. – Так лучше?

Кака почувствовал себя бараном, но взгляд отвести не смог.

– Так тоже хорошо, – ответил он. Загорелые колени просвечивали сквозь шарфик и выглядели еще более соблазнительно, чем до этого.

Давыдова усмехнулась, и они тронулись с места.

– Пристегнитесь, а то загундит сейчас, – сказала Давыдова, выруливая со стоянки.

– Вас как зовут? – спросил Кака, послушно пристегиваясь.

– Не поняла? – удивилась Давыдова.

– Ну, Надежда – это очень официальное имя, а как вас называют близкие?

– Нюся, – ответила она, оторвавшись от дороги и внимательно посмотрев ему в глаза. – Некоторые, правда, называют тетей Нюсей.

– Мне не нравится. Какая же вы Нюся? Можно я буду называть вас просто Надей?

– Можно. А вас тогда как зовут?

– Будете смеяться. Меня зовут Какой.

– Странное имя. Не сказать, чтоб некрасивое, но очень эксцентричное. А почему так?

– Это Шестопалов еще в детстве придумал. Константин Константинов. Сокращенно – Ка-ка.

– Мне тоже не нравится.

– Тогда зовите меня Костей.

– Хорошо. А вы, случайно, не Константинович?

– Константинович.

– Дурдом.

– Надя! А можно я вас приглашу ужинать?

– Пригласите.

– Приглашаю.

– А куда?

– А куда – вы скажете. Я же ничего теперь в Питере не знаю. Чувствую себя настоящим иностранцем. Вон сколько всего понастроили. В свое время этот город стал для меня родным, а теперь ничего не узнаю.

– В центре ничего не изменилось, даже еще красивее стало.

Они мчались по шумным, запруженным автомобилями улицам, и Константин не узнавал ничего вокруг. Машина Давыдовой обращала на себя внимание прохожих и других автомобилистов. Таких автомобилей Кака в Америке не видел. Нет, конечно, богатые люди ездили на «мерседесах» и БМВ, но это в большинстве своем были машины большие, представительского класса. Эта же машинка была какая-то игрушечная, имела свое лицо и походила на автомобили из мультика про крутые тачки. Этот мультик он как-то с удовольствием смотрел вместе с Анечкой.

– Надя, мне Игорь говорил, что вы не замужем. Чего так?

– Ну, я не всегда не замужем, а периодически. Вы же тоже, как сообщает тот же источник, вроде бы не женаты.

– Был два раза. Дочке тринадцать лет. Живет в новой семье ее матери. А я воскресный папа.

– А у меня сын Степан. На втором курсе в институте учится. Живет со мной. Я пока еще не готова отдать его какой-нибудь девице.

– Ни фига себе. А я, признаться, даже забыл, что мы с вами ровесники. Как вам удается так выглядеть? В смысле, лет на десять моложе меня.

– Спасибо за комплимент.

– Никакого комплимента. Чистая правда. Так как?

– Деньги.

– Вы их к лицу прикладываете?

– И к лицу тоже.

– В Америке все женщины толстые.

– А я на диете сижу постоянно. Готовлюсь встретить мужчину своей мечты.

– А вы его как узнаете?

– Просто. У него нос особой формы.

– Как у меня?

– Не исключено.

– Когда встретите, на диету плюнете и растолстеете?

– Все может быть. Говорят, что счастливые женщины дурнеют. Лев Толстой такое утверждал, а он зря не скажет. Хотя я уже к этой своей диете так привыкла, что и не замечаю ее.

За этой легкой болтовней Кака даже не заметил, как они въехали в центр и остановились у дома из стекла и бетона. Дом был втиснут в старую застройку и выделялся из окружающей среды. Солидный подъезд был отделан черным мрамором, входные двери выполнены из тонированного стекла. Давыдова подъехала к воротам в подземный паркинг. Ворота открылись, и они скользнули в темноту и прохладу парковки. Давыдова задвинула солнечные очки на лоб, Кака последовал ее примеру. Его поразил представленный на этой парковке автопарк. Безусловно, в Америке люди живут гораздо скромнее. Миновав сверкающие «мерседесы», «порше», «крузеры» и разномастные БМВ, Давыдова приткнула свою машину рядом с красным «астон-мартином». Вылезая из машины, Кака аж присвистнул.

– Богато, однако! – заметил он, оглядывая всю эту роскошь.

– Чиним-паяем, нефть продаем, газ добываем, взятки берем и в сериалах снимаемся. Хотя артисты наши со своими кабриолетами уже практически все в Москву перебрались, – пояснила Давыдова.

– Я бы сказал, это даже несколько вызывающе.

– Банановая республика, чего вы хотите?! Деньги зачастую шальные, потом и кровью не оплаченные, а с другой стороны, голодное советское детство. И вот вам, пожалуйста, – «бентли». И чтоб непременно красный. Так что я со своей малипусенькой тачкой – скромная скромница.

– Тогда пройдемте, скромница, в нумера! – сказал Кака, вытаскивая из багажника свой чемодан.

На лифте они поднялись в холл первого этажа. На пути у них стоял пост вооруженной до зубов охраны.

– Здравствуйте, Надежда Михайловна! – поприветствовал Давыдову дюжий молодец в черной униформе.