Давыдова по этому взгляду сразу поняла, что у Шестопалова с Лилей все уже было, и порадовалась, уж очень они подходили друг другу. Оба пухлые и добродушные.

– Знаю я это непорочное зачатие! – возмутился Шестопалов. – Одного Максом зовут, а другого Стасом.

– Ты, Надька, дурью-то не майся, скажи, кто отец! Мы с ним быстро разберемся по комсомольской линии, вмиг жениться побежит! – сурово объявил Максимов.

– Сдурел, что ли? Толик, неужели ты мог себе представить, что кто-то не захочет на мне жениться? – удивилась Давыдова.

– Действительно, странно, – согласился с ней Максимов. – Давыдова, поясни-ка друзьям свое поведение.

– Я хочу быть матерью-одиночкой. Ясно вам?

– Ясно, но почему? – удивилась Лиля.

– Потому что мне пора рожать Степана, я все рассчитала. Сейчас диплом защищаю, выхожу на работу – и сразу в декрет. Бар-то наш в связи окончанием учебы прикрывается, а жить на что-то надо. Игорь, молодец, оверлок достал. – Она кивнула в сторону замысловатой машинки, стоящей у окна. – Надо производство штанов налаживать. Хорошо б еще нам всем в одно предприятие распределиться. Или ты, Толик, по комсомольской линии попрешься?

– Попрусь обязательно, только это нашему предпринимательству не помешает, а, наоборот, поможет. Новые возможности откроются. Только я в толк не возьму, почему тебе замужество-то помешает?

– А зачем? Сажать себе на шею балбеса с инженерной зарплатой, который жрет больше, чем домой приносит, да еще убирай за ним, стирай и гладь. На хрена, спрашивается?

При этих словах Давыдовой Лиля плотнее прижалась к Шестопалову и встревоженно поглядела ему в глаза.

– Слушай, а если он будет деньги нормальные зарабатывать?

– А в этом случае я не хочу от него и его денег зависеть. Они ж, знаете, балбесы эти, нынче здесь, завтра – там!

– Где там? – поинтересовался Максимов.

– Ну, не знаю, за границу, например, уедет, и пишите письма мелким почерком.

Максимов и Шестопалов переглянулись. Шестопалов потрогал у Давыдовой лоб:

– Ты не заболела, Надюша? Почему ты заранее какие-то гадости от людей ждешь? Ты ж не знаешь, что дальше будет?

– Знаю, ничего хорошего. Во всяком случае, до тех пор, пока я своего настоящего мужчину не встречу. Я его еще не встретила, это факт. А рожать пора.

Степка родился в апреле. По этому поводу Давыдова даже помирилась с мамой. Та, вместе с отцом, вся в слезах, приехала встречать Давыдову из роддома. К этому моменту Давыдова уже наладила производство своих замечательных штанов. Даже удалось прикупить еще один оверлок. Штаны шили в основном такие же матери-одиночки. Одна жила этажом выше и знала всех одиноких матерей в округе. Девчонкам нужны были деньги, и они трудились не разгибая спины. Давыдова работала наравне со всеми. Штаны шли нарасхват. Ими торговали предприимчивый Макс, Шестопалов и комсомольский Максимов. Сидя за машинкой, Давыдова не раз вспоминала слова матери о том, что она будет работать на швейной фабрике и пришивать воротничок. Конечно, никакой воротничок она не пришивала. Она кроила ткань и выдавала девчонкам заготовки в виде простроченных клапанов для карманов и прочих ответственных деталей. Это была достаточно тяжелая работа, но она обеспечивала Давыдовой очень приличный заработок.

Когда началась перестройка, в страну сплошным потоком хлынули разные штаны и прочие колониальные товары. Тем не менее штаны их подпольной фабрики продолжали пользоваться спросом. За хорошее качество. Шестопалов и Давыдова уволились с работы и организовали свою собственную фирму. Штаны уже продавали в своем магазине, даже видеосалон учредили, да еще торговали съестным. Со временем подключились к компьютерной сборке и строительным работам. Максимов крутился при городской власти и оказывал предпринимателям всяческую поддержку, организовывал различные льготы и послабления. Естественно, за долю. Слава богу, было чем делиться! Давыдова уже перестала участвовать непосредственно в швейном производстве, переложив свои обязанности на ту самую толковую мать-одиночку, живущую этажом выше. В предприятии Давыдова теперь занималась учетом, контролем и распределением. Собственные доходы всех комбинаторов с началом перестройки и развитием собственного бизнеса существенно выросли. Давыдова даже обменяла свою комнату с большой доплатой на двухкомнатную квартиру. Квартира была в центре, ремонт делала бригада их с Шестопаловым предприятия.

Давыдова пригласила всех на новоселье. И Шестопалова с Лилей, и Толика Максимова с женой, и родителей. Когда гости уже разошлись и Давыдова стояла в прихожей, провожая родителей, мама вдруг с гордостью в голосе сказала:

– А все равно, что бы ты ни говорила, а комнату тебе выделили мы с отцом!

– Да я, собственно, ничего такого не говорю, – удивилась Давыдова. – Постойте-ка.

Она побежала в комнату, открыла ящик стола и достала оттуда пачку долларов.

– Вот, – сказала она, протягивая деньги маме. – На эти деньги сейчас можно купить очень хорошую комнату.

Мать переменилась в лице и отодвинулась от денег.

– Пап, только не обижайтесь, ладно? – Давыдова поняла, что сейчас получит не совсем нужную реакцию, и повернулась к отцу. – Я хочу, чтобы вы взяли эти деньги и как можно быстрей обменяли свою квартиру обратно. Только лучше прежней, в центре. А мои ребята вам ремонт сделают. Я заплачу.

– Все-то ты деньгами меряешь! – возмущенно все-таки высказалась мать.

– Спасибо, дочка! – Папа взял деньги и поцеловал Давыдову. – Я тобой горжусь.

– Чем это ты гордишься, интересно? – Мама явно не собиралась сдавать позиции.

– Тем, что наша дочь умнее нас и идет своим путем. Заметь, достаточно трудным. Но у нее все получается. Она живет гораздо лучше нас, а будет жить еще лучше!

– Спасибо, папа! Ты не представляешь, как я рада, что ты меня понимаешь. – На глаза у Давыдовой навернулись слезы.

– Все равно. – Мама никак не унималась. – Девушка должна побывать замужем!

– Это другой вопрос. Всему свое время! – рассмеялась Давыдова.

Она проводила родителей, закрыла за ними дверь и пошла кружить по своей замечательной квартире. Степка уже спал, она поцеловала его в макушку и задумалась о том, что пора бы уже и появиться главному мужчине ее жизни.

На следующий день резко потеплело и Давыдова наконец надела свое новое замечательное белое итальянское пальто и белые сапоги. Из зеркала на нее смотрела невероятно эффектная дамочка. Как из модного журнала.

Конечно, в таком виде надо ездить в машине с шофером, в крайнем случае на такси, но Давыдова ездила на работу в метро. Копила деньги на собственную машину. Даже курсы уже автомобильные закончила и получила права. Правда, деньги, отданные вчера родителям, слегка отдаляли эту ее мечту, но деньги дело наживное. Ее машина от нее никуда не денется.

Давыдова сосредоточенно шла от метро к офису, старательно обходя большие лужи, караулившие ее на всем пути. В уме она считала деньги – конечно, не свои, а их с Шестопаловым предприятия. Свои-то чего считать? Это разве деньги? Раз, два – и нету! Другое дело деньги фирмы. Их и считать-то интересно. Здесь убыло, там прибыло. Давыдова прикидывала, не купить ли еще один магазин. Она почему-то была твердо уверена в том, что со временем недвижимость очень сильно подскочит в цене, особенно коммерческая. В самый разгар своих меркантильных мыслей она вдруг подвернула ногу и со всего маху брякнулась в огромную лужу. До входа в офис оставалось всего каких-то пятнадцать метров. Было жалко пальто, нога болела, и жутко хотелось плакать. Давыдова стояла на четвереньках, не в силах подняться на ноги, и думала, как «красиво», наверное, она выглядит со стороны.

Гарик. Вариант первый

Вот есть такое странное выражение «взять за шкирку». Например, щенка там какого-нибудь или котенка. Малыша, например, тоже за шкирку взять можно, ну, если он одет во что-нибудь, что предполагает наличие этой самой шкирки. Вся вышеперечисленная компания являет собой пример полной беспомощности и зависимости от того, кто в данный момент держит индивидуума за эту самую шкирку. Взять за шкирку кого-нибудь другого, кроме указанных товарищей, вам вряд ли удастся. Сил никаких не хватит, чтоб дядьку кого-нибудь взрослого за шкирку взять. Да что там дядьку, кота большого и то не больно-то и возьмешь. Пупок развяжется.

А вот совсем даже не маленькую Давыдову кто-то вдруг взял за шкирку и резко поставил на ноги. Как только воротник ее белого роскошного пальто при этом не оторвался? Уму непостижимо! В этот короткий миг, когда невидимая сила вытаскивала ее из лужи, Давыдова ощутила себя тем самым беспомощным котенком. Сразу почему-то вспомнилось детство, когда взрослые водили ее за руку и говорили, что ей делать. Даже то самое детское ощущение счастья и спокойствия на короткое мгновение вернулось к Давыдовой.

Когда она уже стояла на ногах и смогла наконец оглядеться, перед ней вырос здоровенный мужик. Ростом он был не менее двух метров и не менее метра имел в поперечнике. На затылке абсолютно лысой большой головы каким-то чудом держалась маленькая клетчатая кепка. Мужик широко улыбался, отчего на его румяных щеках играли практически девичьи ямочки. Ресницы у него тоже были какие-то девичьи, однако под ними скрывались хоть и веселые, но одновременно с этим довольно жесткие глаза серого, стального цвета. Подбородок тоже был совсем не девичьим, а квадратным и слегка небритым. Давыдова даже подумала, что он похож на уже сложившийся в девяностых образ джентльмена удачи, промышляющего рэкетом.

Только что пиджака малинового не хватало. Одет был мужик в явно дорогой свитер крупной вязки, модную куртку с вельветовым воротником и такие же вельветовые штаны. Ботинкам на толстой подошве была не страшна никакая лужа. На вид он был постарше Давыдовой лет на десять. Не меньше.

– Что же это вы, тетенька, по лужам валяетесь-то? Рановато для купального сезона. Вот в мае уже можно, а сейчас и простудиться недолго! – сказал мужик, заботливо отряхивая зажатыми в кулаке перчатками белое великолепие Надиного пальто.