Харриет держала Беллу в курсе домашних новостей. Бобби поправился и вернулся на конюшню. Преступника так и не нашли, и Харриет сказала, что о Руперте больше никто ничего не слышал.

Джеймс открыл глаза.

— Почитай мне, Белла.

Она взяла Библию.

— Я продолжу с того места, где остановилась.

— Нет, прочитай то, что ты написала.

— Что?

— Прочитай мне свою следующую статью в «Таймс».

Белла замерла. Ему, наверное, совсем плохо.

— Ты же писала что-то все эти ночи.

Да. Но это была вовсе не политическая статья. Она вспомнила, что как-то прочитала о молодом хирурге, который лечил солдат при Ватерлоо, а потом переехал в Лондон и занялся медицинской практикой. Его методы лечения не всеми признавались, но положительные результаты отрицать было невозможно.

В отчаянии она написала этому хирургу письмо с просьбой приехать. Это было на следующий день после того, как Мадлтон впервые пустил Джеймсу кровь. Она достала листок бумаги с черновиком письма, отправленного хирургу.

«Уважаемый доктор Гримсби!

Ваши услуги крайне необходимы герцогу Блэквуду. Он испытывает ужасные страдания от инфицированной огнестрельной раны. Вы будете щедро вознаграждены за работу, и также вам будут компенсированы все дорожные расходы. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее, поскольку состояние герцога ухудшается с каждым днем».

Джеймс ухмыльнулся:

— Если я правильно понял, ты не доверяешь доктору Мадлтону.

— Он деревенский врач и не имеет опыта лечения подобных ран. А доктор Гримсби лечил солдат на войне.

— Значит, ты считаешь меня достойным спасения?

— Конечно. Любая жизнь достойна спасения.

— Но ты же должна понимать, что, если я умру, наш спор относительно Уиндмура прекратится сам собой. Это поместье будет твоим.

— Вы так плохо думаете обо мне? — искренне возмутилась Белла.

Правда заключалась в том, что с каждым днем она думала о поместье все меньше. То, что она раньше считала самым важным в своей жизни, на поверку оказалось несущественным и бессмысленным.

— Боюсь, что память стала подводить меня. Напомни, что я должен тебя поблагодарить, когда у меня прекратится эта проклятая лихорадка.

— За то, что я вызвала хирурга?

— Нет. За то, что не бросила меня в беде.

Глава 18

На пятнадцатый день болезни Блэквуда прибыл доктор Гримсби. Почтовый дилижанс привез его на постоялый двор, где ожидали кучер и лакей, чтобы доставить в Уиндмур-Мэнор в карете герцога.

Белла и Коутс встречали его у дверей. Гримсби был намного моложе доктора Мадлтона, имел длинное худое лицо и нос, напоминающий кусок сыра.

— Где герцог? — спросил доктор, едва ответив на приветствие.

Коутс распахнул дверь:

— Наверх, пожалуйста.

Доктор взбежал вверх по лестнице и ворвался в апартаменты герцога. Белла и Коутс едва поспевали за ним.

Гримсби взглянул на неподвижно лежащего пациента, и его серые глаза блеснули. Джеймс спал. Его веки казались восковыми, лицо было пепельно-серым, и лишь на лбу и скулах виднелись ярко-красные пятна.

— Он в тяжелом состоянии. Хорошо, что вы догадались меня вызвать.

Гримсби поднял руку герцога и, заметив следы надрезов, сделанных Мадлтоном, и небольшие припухлости, оставленные пиявками, удивленно спросил:

— Ему пускали кровь?

— Доктор Мадлтон сказал, что это единственный способ справиться с лихорадкой, — объяснил Коутс.

— Чертов идиот! — выругался Гримсби. — Лихорадка вызвана инфицированной раной, а не дисбалансом в крови. Кровопускание только ослабляет больного!

Белла озабоченно переглянулась с Коутсом. Не было никаких сомнений, что оба думали об одном: неужели они из-за своего невежества в медицине позволили доктору Мадлтону нанести герцогу непоправимый вред?

Гримсби, казалось, прочитал их мысли.

— Нет никакого смысла винить себя за некомпетентность деревенского врача.

Молодой доктор достал из своей медицинской сумки небольшой чемоданчик и открыл крышку. Внутри оказались самые разнообразные хирургические инструменты: острые ножи с рукоятками из слоновой кости, иглы, щипцы, трепаны и даже пила — вероятно, ее использовали для ампутации конечностей.

Белла почувствовала тошноту.

— Вызовите своего самого сильного лакея, — приказал доктор.

— Зачем?

— Мне придется вскрыть и очистить рану. Кто-то должен держать герцога.

Заметив удивление на лице Коутса, доктор поторопил его:

— Быстрее, пожалуйста. Мне нужен сильный лакей, таз с горячей водой и чистая ткань.

Через несколько минут Коутс вернулся с громилой лакеем и всем, что просил доктор. Белла подумала, что горячая вода нужна, чтобы вымыть Джеймса, но доктор, к ее немалому удивлению, использовал воду для мытья своих рук и инструментов.

— Я лечил одного солдата при Ватерлоо. После того как я вычистил из раны всю грязь и гной, он выжил, — сказал Гримсби, намыливая руки. — Понимаете, медицина не точная наука. Когда какое-то средство помогает, даже если ты не вполне понимаешь, как это происходит, есть смысл использовать его снова.

Хирург взял нож.

— А теперь держите его. Ты — за плечи, а ты — за ноги, — сказал он, обращаясь поочередно к лакею и к Коутсу. — Еще мне нужна медсестра, чтобы подавать инструменты. — Его взгляд устремился на Беллу. — У вас хватит смелости?

У Беллы задрожали руки. Она никогда не думала, что придется заниматься чем-то подобным, но если она нужна Гримсби, значит, нужна Джеймсу. До сих пор она преданно заботилась о раненом герцоге. Неужели отвернется от него теперь?

Она сглотнула застрявший в горле комок, глубоко вздохнула, потом уверенно встретила испытующий взгляд хирурга и кивнула. Потом лишь на мгновение отвела глаза, чтобы не видеть, как он опускает руку с ножом.


Джеймс парил в облаках. Жар, уже много дней преследовавший его, отнял все силы, и он временами забывал, где находится и что случилось. Веки стали такими тяжелыми, что не хотелось открывать глаза. Сон был благословенным раем, местом, где он не испытывал боли, зато слышал нежный голос Беллы. Сначала это было Евангелие от Иоанна, потом — Евангелие от Луки, но дальше тексты смешались, как сложные законы, и вот он уже перестал вдумываться в смысл, а просто слушал звук ее голоса. Прошло еще какое-то время, и он вообще перестал что-то соображать, а лишь чувствовал ее присутствие. Он стал зависеть он нее, от прикосновения ее прохладной ладони ко лбу. Ему хотелось тоже касаться ее, поцеловать нежные губы… но ведь для этого надо проснуться. А во сне боль уходит, поэтому надо спать… спать…

Разбудил его крик. Глаза открылись. Кто-то пронзал его живую плоть, резал ее, кромсал на куски.

— Господи! — воскликнул он. — Помилуй меня!

Над ним склонились какие-то люди. Один человек, здоровый как медведь, крепко держал его за плечи, другой — за ноги, а какой-то тощий как жердь мясник резал его бок. Джеймс дернулся, попытался вырваться, но нож повернулся, и у него все поплыло перед глазами. Боль казалась адской — ничего подобного он раньше не испытывал. Еще чуть-чуть, и он провалится в благословенное забытье.

— Я почти закончил, — сказал мясник. — Никогда не видел столько гноя. Странно, что инфекция не отправила его на тот свет еще неделю назад.

Джеймс хотел что-то сказать, но его накрыла очередная волна боли.

Мучитель открыл черную банку, и в какой-то момент Джеймсу показалось, что сейчас он извлечет оттуда ненавистных пиявок. Но все оказалось еще хуже. Он достал из сосуда немного странного вещества и нанес на рану, а Джеймсу показалось, что его швырнули в адское пламя.

— Ублюдок! — прорычал Джеймс.

— Спокойно, ваша светлость, худшее уже позади.

Пребывая в полузабытьи, Джеймс понял, что хирург зашивает рану, а потом почувствовал, что его никто больше не держит. Он попробовал шевельнуться, но боль никуда не делась, и конечности его не слушались — не желали двигаться согласованно. Стекавшие по лбу капли пота заливали глаза.

Хирург передал банку Коутсу.

— Это заживляющая мазь, сделанная из смолы и вербейника. Ее необходимо накладывать на рану дважды в день независимо от возражений герцога. Понятно?

— Да! Да!

— При Ватерлоо многим солдатам повезло меньше, чем его светлости, который все же остался в живых после двух недель неправильного лечения. Ваш герцог — сильный человек. Тем не менее нет никакой гарантии, что он все же переживет инфекцию и кровопускание. Следующие несколько дней будут решающими.


Через три дня после приезда доктора Гримсби молитвы Беллы оказались услышанными и жар у Джеймса спал. Слава Богу, он будет жить! Впервые за последнее время она вздохнула с облегчением. Прошла неделя, и к Джеймсу вернулись аппетит, цвет лица, а вслед за ним — надменность, гордыня и дурное настроение из-за слишком долгого пребывания в постели.

Белла открыла дверь его спальни и обнаружила Джеймса отчаянно старающимся сбросить одеяла и встать. Коутс прилагал ничуть не меньше стараний, чтобы помешать ему совершить это безрассудство.

— Я хочу встать! — негодовал Джеймс. — Мне надоела эта чертова постель!

— Но приказ доктора Гримсби, ваша светлость!

— Скажи ему, пусть проваливает к дьяволу! Я чувствую себя лучше и могу встать!

Коутс поднял на нее взгляд, полный отчаяния и мольбы.

— Миссис Синклер, быть может, вам удастся вразумить герцога.

Белла молча кивнула. За время болезни Джеймса они привыкли друг к другу и почувствовали взаимную симпатию. Доктор Гримсби каждый день навещал пациента, но основная тяжесть ухода за больным легла на плечи Беллы и Коутса. Оба очень хотели, чтобы Джеймс поправился, но их мотивы были разными.