В облике Эллиотта сквозило нечто угрожающее. Белла подумала, он, возможно, хорошо чувствует себя в светском обществе. Она представляла, как он, обнаженный до пояса, боксирует или фехтует, поражая соперника сверкающим клинком. И сглотнула.

— Мне пора идти, — сказал Эллиотт. Он встал, взглянул на нее и заговорил еще более низким голосом, от чего у нее мурашки пробежали по спине: — Встретимся на обеде, моя дорогая. Я с нетерпением буду ждать этой встречи, а потом вечера.


Белла кое-как выдержала обед. Наверное, Эллиотт разговаривал с Хенлоу, ибо обед подали по всем правилам, хотя за столом сидели лишь они вдвоем. Она догадалась, Эллиотт устроил урок этикета, который ей предстоит освоить в столовой без гостей.

Из стола вынули все створки, чтобы им было легче общаться. Эллиотт сидел во главе стола, она устроилась на противоположной стороне. Рядом с ее тарелкой стоял набор из ложек и вилок, далее расположились бокалы и рюмки. На столе лежала большая крахмальная салфетка, чтобы не испачкать шелковое вечернее платье, и ряд блюд, к которым нужно было подобрать соответствующий столовый прибор.

Эллиотт все время поддерживал разговор, большей частью на темы, в которых она ничего не смыслила, пришлось заняться мясным желе, прежде нашлась сказать что-то разумное по повод дополнительных выборов в Эвешеме в следующем месяце.

Затем, пока Белла думала, что делать с седлом барашка и крохотными, чрезвычайно скользкими белыми луковицами, он спросил, что она думает по поводу отречения Наполеона.

— Боюсь, я совершенно не знаю, разумно ли было выбирать для Наполеона такое место, как Эльба. Этот барашек превосходен. Он из вашего собственного стада?

— О да, леди Хэдли, он из нашего стада.

Белла решила, что ему понравилось упоминание фермы.

— Думаю, безопаснее было бы отправить Наполеона куда подальше. Мне не нравится, что Эльба почти рядом с Францией.

— Вы полагаете, что он может сбежать и нам снова придется воевать? — Это была тревожная мысль, ведь мир продолжался всего две недели. — Может быть, возобладает иное мнение, и его отправят в другое место.

— Возможно.

Тут Эллиотт заговорил о взглядах правительства этому поводу. От перечисления имен министров и оппозиционных политиков у нее закружилась голова. Белла подозревала, что Эллиотт пытается отвлечь ее от мыслей о спальне, но она старалась держаться наравне с ним. Очевидно, ей придется читать газеты, чтобы не выглядеть невеждой во время званых ужинов.

Ей все же удалось одолеть пять блюд и вспомнить без напоминания, что Эллиотта следует оставить одного за бокалом портвейна. Она делала вид, что читает, пока он не присоединился к ней, затем набралась смелости и еще час вела утонченно вежливую и в высшей степени ни поучительную беседу, пока не принесли поднос с чаем.

— Леди Хэдли.

— Милорд.

Белла знала, Эллиотт собирался говорить о ее нежелании сегодня днем или сообщить, что ожидает, когда они лягут на брачное ложе. Она села прямо и состроила радостное и заинтересованное лицо. Знала, как это делать. Ей придется справиться с этим, и чем дольше откладывать, тем хуже. Теперь Эллиотт ее муж, она в долгу перед ним. Беллу преследовала более циничная мысль, она должна привязаться к нему ради ребенка. И чем больше он будет доволен своей женой, тем охотнее примет маленького подкидыша в свое гнездо.

— Вы ведете себя за столом очень изящно.

— Спасибо. — Слава богу, Эллиотт еще не собирался говорить о постельных делах. Тут до нее дошел смысл его слов, она прикусила губу, скрывая улыбку, которая грозила перерасти в неподобающую для леди ухмылку радости. — Весьма приятно слышать от вас такие слова. Я хорошо понимаю, что вы делаете все возможное, чтобы познакомить меня с этикетом.

Эллиотт положил ногу на ногу, пальцы пирамидой и взглянул поверх нее. Наверное, думал, что выглядит грозно, но Белле его взгляд показался благожелательным.

— Думаю, я смогу помочь. Вряд ли приятно, когда тебя учат, как вести себя за столом.

— Я никогда не задумывалась о практической стороне статуса жены виконта, — грустно призналась она.

— Вполне возможно, — недовольно сказал Эллиотт, затем, к ее большому удовольствию, сменил тему разговора, заметив, что она, видно, вообще ни о чем надолго не задумывалась, кроме своей влюбленности, иначе не оказалась бы в нынешнем положении. — Мне пригласить Бейнтонов в гости? Если будет хорошая погода, мы с Джоном сможем совершить прогулку верхом. Я хочу спросить его, что делать с лесным массивом. А вы с Анной приятно проведете время вместе.

— Да, конечно. Пригласите. — Мысль о том, чтобы провести время вместе с подругой, которая сможет объяснить таинства деторождения, очень обрадовала ее. — Спасибо, Эллиотт. Я понимаю, как много хлопот доставляю вам.

— Никаких хлопот. Я уже чувствую преимущества семейной жизни, — сказал он. Она не понимала, о каких преимуществах он говорит. Казалось, она создает ему одни хлопоты. Наверное, он думал, что после сегодняшней ночи… Его озорная улыбка немного встревожила ее. — Скажите мне, хотите ли вы поехать в Вустер за покупками, одеждой, обстановкой для обновления ваших комнат. Может быть, вы с миссис Бейнтон однажды захотите совершить такую поездку?

— Не думаю, что потраченные деньги станут для вас преимуществом.

— Мы должны превратить это место в наш очаг. Это стоит денег. Я готов смириться и уже велел заняться отсыревшими и растрескавшимися окнами.

— Хорошо, в таком случае, что вы думаете о туалетах?

Эллиотт расхохотался.

— Осмелюсь спросить, к чему такой вопрос. Куда вы хотите их пристроить? И где, черт подери, мы найдем воду?

Белла принялась рассказывать о том, что читала по этому поводу. О резервуарах для воды, свинцовых трубах и вентиляции. Принесли чай.

— Могу представить, что сказал бы Даниэль, если бы слышал нас, — заметил Эллиотт.

Белла разливала чай, думая о старинном и красивом вустерском чайном сервизе, к которому ей придется привыкнуть.

— Если он и раньше считал нас неромантичными, можно представить, что он скажет по поводу увлечения сантехникой во время медового месяца.

— Я бы не осмелился обсуждать такие вещи, если бы здесь присутствовал еще кто-то. Понимаю, что леди не следует говорить об этом, но мне кажется, с вами можно говорить обо всем.

— Спасибо.

Выражение лица Эллиотта стало менее насмешливым.

— Романтичное замечание, леди Хэдли.


Спустя час Белла думала о том, сколь романтично чувствует себя Эллиотт. Она сидела за своим туалетным столиком, пока Гвен расчесывала ей волосы. «Такие некрасивые волосы», — подумала она. Прямые, рыжеватые, простые, несмотря на то, что она полоскала их настоем розмарина. Разве мужчины замечают такие вещи или же из-за того, что она далеко не красавица, они вряд ли обращают внимание на такие мелочи, как цвет волос и форма носа? Наверное, лучше не думать о том, что мужчинам кажется привлекательным. Ее муж ведь не ожидает, что она… Лучше вообще не думать об этом. Не думать ни о чем, без чего можно обойтись.

— Какую ночную рубашку вы наденете, миледи?

— Бежевую с лентами медного цвета, — наугад решила Белла. По крайней мере, такая рубашка, в отличие от зеленой, не будет выглядеть неприятно на фоне розовой драпировки.

К тому же она больше обнажала. Казалось, в ее лифе слишком много ткани и слишком мало в юбках, если только не стоять неподвижно.

— Гвен, и неглиже, пожалуйста.

Горничная принесла этот предмет одежды и поставила рядом тапочки.

— Духи, миледи?

— У меня их нет.

— Миледи, я нашла в серванте вот это. — Гвен достала позолоченный флакон и вытащила пробку. Обе женщины наклонились понюхать духи.

— Фу! Только не это. Этим духам место в…

— Совершенно верно. — Гвен сморщила нос. — Думаю, их оставила одна из содержанок покойного лорда. Миледи, мне вылить их? Жаль флакон, он красивый.

— Да, — согласилась Белла. Содержанки? Оргии. Неужели Эллиотту понравятся такие духи? Белла решила, что ей это безразлично. Она все равно не станет пользоваться ими. — Сохрани флакон, Гвен. Теперь можешь идти.

— Спасибо, миледи. Спокойной ночи.

Белла села, вспоминая запах духов, и вообразила, что могло происходить в этой комнате. Мужчины ждут определенных услуг от женщин, одетых как она.

— Арабелла?

Она не слышала, как вошел Эллиотт. Вскочила, точно испуганная куропатка, за которой гонится свора псов.

— Прошу прощения, я вошел без стука.

Ее смущение забавляло его. Эллиотт явился в том же халате из голубого шелка, который носил два дня назад. Только без рубашки и с босыми ногами. «Значит, под этим шелком на нем ничего нет», — догадалась Белла, чувствуя себя так, будто задыхалась.

Она должна сказать что-то.

— Я думала об одежде, хотелось узнать, понравится ли вам этот комплект. — Белла чуть подергала юбки. — По-моему, этот цвет очень красив. Вам так не кажется?

— Мне кажется, что хозяйка этой одежды тоже очень красивая, — ответил Эллиотт, подошел и положил руки ей на плечи.

— Ах, Эллиотт, вы ведь знаете, я не очень красива.

— Должен признаться, вы выглядите немного изможденной, когда голодны или испуганы, — признался Эллиотт. — Я не видел вашего настоящего облика. День венчания стал для меня откровением, и мне следовало сказать об этом. Теперь я больше замечаю карие глаза, длинные ресницы, идеальную кожу, рот, созданный для того, чтобы есть клубнику.

— Он слишком большой.

— Он создан для поцелуев. Носик.

— Он слишком длинный и прямой.

— Он создан для того, чтобы вызывающе смотреть сверху вниз. Ваши волосы.

— Они прямые и мышиного цвета.

— Зато мышка очень хорошенькая. А когда я вижу ваши волосы распущенными… — Он коснулся их. — Я думаю, что мог бы проделать с ними множество вещей.