— Хорошо, Эллиотт. — Краем глаза Белла заметила его насмешливый взгляд, но он не стал отпускать замечания относительно ее покорности. — Значит, живущие в Доуэр-Хаус родственники относятся к материнской линии?

— Да. Двоюродная бабушка Алис приходится старшей сестрой моей матери, леди Абботсбери. Дороти — ее незамужняя дочь. Есть еще три другие дочери, все замужем. Они живут поблизости. Надеюсь, вы скоро познакомитесь со всеми в этой округе.

— Члены местного общества дружны? — Мысль о новых друзьях, с которыми придется иметь дело и сойтись, тревожила. Она попадет в общество множества людей, от которых придется скрывать правду.

Они вернулись в «Королевский дуб», где уже ждал экипаж.

— Дружны? Не знаю. Конечно, они пришли на похороны, нанесли положенные визиты и выразили соболезнования, однако не могу утверждать, что я знаю кого-либо.

— Но вы наверняка очень хорошо знаете соседей? — Белла опустилась на подушки, радуясь возможности расслабиться. Вчерашняя поездка в дилижансе оказалась настоящей пыткой.

— Я не жил в Холле с тех пор, как поступил в Оксфорд.

— Должно быть, вы там часто бывали?

— Нет. — Казалось, Эллиотт желал ограничиться односложными ответами, но, видно, заметил удивление на ее лице. — Моя мать умерла вскоре после того, как я поступил в Оксфорд, а с отцом произошел несчастный случай на охоте, пока я учился. Я думал, Рейфу будет угодно, чтобы я управлял имением. У него не было тяги к таким делам, он часто давал ясно понять, что ему это скучно. Однако оказалось, у него больше привязанности к своим владениям, чем я думал.

— Он отверг вашу помощь?

— Рейф обвинил меня в том, что я хочу захватить все в свои руки, занять его положение в местном обществе. Он почему-то увидел во мне угрозу. Я был очень молод и обиделся. Это сказалось на моем настроении. У нас вышел страшный скандал, я ударил его по красивому носу, должно быть, вы заметили небольшую шишку. Такие дела. Восемь лет мы ни разу не обменялись добрым словом, и в Холле я стал нежеланной персоной.

— Как ужасно! Мне трудно вообразить, что я могу враждовать с Линой и Мег. Вы оба тогда были еще очень молоды, хотя позднее вполне могли бы примириться. — Поведение Рейфа казалось странным. Он ведь должен был принять помощь брата в управлении имением, которое его мало заботило. Не думая, Белла накрыла ладонью руку Эллиотта, отчего та, казалось, застыла. Она убрала ладонь, почувствовав, что совершила ошибку.

— Несомненно, для меня все обернулось хорошо. Я вернулся в имение, доставшееся мне по наследству. Научился управлять им и расчетливо вкладывать деньги. Потом занялся спекуляциями — шахтами, каналами, жилищным строительством — и обнаружил, что у меня есть способности к этому. Рейф посчитал, что я поверхностно занимаюсь ремеслом, не достойным нашего класса, и ясно давал мне это понять, когда наши пути пересекались.

— Видно, Рейф не подходил для сельской жизни, — тихо заметила Белла. — Мне казалось, он выглядел потерянным. — Эллиотт не ответил, и она рискнула продолжить: — Думаю, в городе он чувствовал себя гораздо лучше. В нашей деревне он казался таким умудренным опытом молодым человеком, изысканным, точно сверкающий драгоценный камень. — «Перестань говорить о нем. Я не желаю вспоминать прошлое, Эллиотт и слышать не хочет об этом».

Беллу пугала мысль о встрече с лондонским обществом. Но ведь Рейф говорил, что с ней жизнь в деревне станет сносной. Именно она приучит его к сельским обычаям, прелестям свежего, чистого и простого бытия. Белла поверила и успокоилась. Теперь только она осознала его ложь.

— Конечно, Рейф был изыскан. Вы обнаружите, что я не такой. Менее изыскан, гораздо откровеннее. Принадлежу к богатым любителям спорта, занимаюсь боксом, люблю верховую езду, скачки, посещаю кулачные бои. — Вот почему он такой худощавый и жесткий. — Вы не находите мои увлечения противными?

Белла покачала головой. По правде говоря, все это ее даже очень волновало. Когда она представила Эллиотта раздетым до пояса с поднятыми кулаками, пульс вдруг ускорил бег.

— К тому же я, наверное, более настойчив, чем он. — (Белла не нашлась с ответом. Это угроза или предупреждение?) — Вот и контора мистера Левишема.


Белла откинулась на подушки и невидящим взором смотрела на мелькавшие за окном сельские пейзажи. В сердце она все еще ощущала пустоту, будто Рейф, отвергая сельскую местность резкими словами, оскорбил ее. Однако сейчас его лицо, к счастью, слилось с лицом Эллиотта, а голос — с его голосом. Белла жалела о том, что не может сказать Эллиотту все, заставить себя рассказать о том страшном дне в маленьком амбаре, поведать о том, что тогда говорил и делал Рейф, и своих чувствах. Приходилось скрывать сокровенные мысли от брата Рейфа, которому предстоит смириться с утратой. Эллиотт отчетливо понимал, как нечестно поступил с ней Рейф. Да, они расходились во мнениях, но Белла была уверена, что Эллиотт стремился к примирению с ним. Как же ей сказать, что его брат поступил с ней подло?

К тому же не стоит говорить, что она некрасива, наивна и неискушенна. Рейф ей так и сказал. Но ведь Эллиотт не слепой.

Белла села прямо, стараясь выказывать неподдельный интерес к пейзажам за окном. Видно, в этих местах выращивали много фруктов. Она приберегла это наблюдение для возможного разговора. Леди обсуждают нейтральные темы, а она очень сомневалась, найдется ли у нее столько подобных тем, сколько полагается знать виконтессе.

Будет лучше, если она перестанет все время думать о ворохе одежды. Конечно, Эллиотт прав, она должна соответствовать своей роли, но при этом он вряд ли стал бы одевать жену, у которой не нашлось даже приданого.

— Что вас беспокоит? — спросил Эллиотт, она вздрогнула.

— А как вы поняли, что меня что-то беспокоит? — Белла тянула с ответом.

— Вы прикусили нижнюю губу и хмуритесь. Желаете о чем-то спросить меня?

— Я хотела поблагодарить вас за всю эту красивую одежду.

— Я же говорил, вам необходимо выглядеть подобающе своему положению, — ответил он с некоторым раздражением.

— Знаю. Платья, шляпки и так далее. Понятно. Однако все другие вещи… — Белла почувствовала, как у нее запылали щеки, — нижнее белье и ночные рубашки. У меня раньше не было таких красивых вещей. Вы поступили очень предупредительно, купив их для меня.

Белла краем глаза заметила, что его губы дрогнули. Она повернулась так, чтобы можно было смотреть ему прямо в глаза.

— Почему вы улыбаетесь? Я сказала что-то смешное?

— Нет, простите. Дело в том, что мужчину не следует хвалить за вещи, которые он покупает больше ради удовольствия.

И скривил губы, что тут же напомнило о Рейфе, когда тот поцеловал ее. Белла не без брезгливости поняла, что это означало. Экипаж ехал по впадине, внутрь кареты проникла тень, почти скрыв лицо Эллиотта. Это придало храбрости, и она спросила:

— Вы хотите сказать, мы вступим в настоящий брак?

Экипаж снова выехал на освещенное солнцем место.

Глава 6

— Как именно вы понимаете настоящий брак? — Темные брови Эллиотта взмыли вверх.

— Я думаю о том, как мы поступим. Или не поступим. Хочу сказать, что мы женимся, рассчитывая на то, что родится мальчик, ваш наследник. Тогда не придется делить ложе. Если случится так. Я хочу сказать, если родится мальчик. Если же девочка, я так понимаю, вы захотите наследника, поэтому… — Но до этого еще очень далеко, не следовало думать об этом сейчас.

— Арабелла, вы намекаете на то, что мы не станем делить брачное ложе до тех пор, пока не родится ребенок, а если это будет мальчик, между нами не будет близких отношений? — строго спросил Эллиотт.

— Ну да. Я хочу сказать, вы ведь женитесь на мне не по любви, поэтому…

Эллиотт посмотрел на нее, Белла резко отвернулась, уставившись в окно. Она знала, что Эллиотт видит лишь поля ее новой шляпки и раскрасневшиеся щеки. «Угораздило же меня завести такой разговор. Я готова сквозь землю провалиться».

Белла услышала, как он втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

— Арабелла, мы поженимся. Я готов выполнить свой долг по отношению к ребенку Рейфа и к вам, но при этом не собираюсь становиться монахом! — проворчал он.

Белла обернулась, покраснев еще больше, подозревая, какие страсти бушуют под этой спокойной внешностью.

— Ах! Я думала… но я ведь не знаю вас!

Неужели он желал ее? На этот раз Эллиотт, похоже, не собирался помогать ей. Сидел и наблюдал с непреклонным выражением лица, как она путается в собственных мыслях.

— Как долго вы знали Рейфа? — наконец спросил он.

— Восемь дней, — призналась она.

— И все это время вы провели в его обществе? Вы стали близкими во всех отношениях, поняли его умом и сердцем?

— Нет, конечно. Мы могли встречаться лишь тайком, уединиться на какой-нибудь час. Много ли влюбленных знают друг друга до свадьбы умом и душой? Я любила его. То есть я думала, что люблю. Конечно, я его совсем не знала.

— Вы влюбились в мужчину, которого знали пару дней, не считая часов, когда вы встречались тайком, — бесцеремонно заметил Эллиотт. — Рейф был сложным человеком, как любое живое существо. Вы ведь не думали, что знаете его лучше, чем меня.

— Но я не люблю вас! — выпалила она.

— Верно. — Эллиотт согласно кивнул. — Что же помешало трезво мыслить, лишило чувства опасности? Вы были ослеплены, пришли в отчаяние, вас обманули или соблазнили?

— Нет! Я хотела сказать, как раз это и произошло со мной. Но разве у вас нет любовницы? — в отчаянии спросила Белла.

— Нет. Сейчас у меня нет любовницы.

— Но ведь может появиться, — сказала Белла. — Я не стала бы возражать. — «Пожалуйста, заведите себе любовницу. Тогда мне не придется стыдиться своего невежества, неповоротливости. Моих страхов».