Флоренс в нерешительности остановилась в зеленой ложбине и помотала головой, словно надеялась таким образом упорядочить путаницу своих чувств и мыслей. Пора положить конец этому бреду. Сколько можно метаться из стороны в сторону? То она прощает Джекоба, восхищается им, жаждет его любви, а в следующую минуту яростно ненавидит, обвиняя во всевозможных грехах, и смакует печальное прошлое, лишая себя счастливого будущего.

И какую же роль во всем этом играет секс, Фло? — спросила она себя, вновь трогаясь с места. За десять лет они с Джекобом дважды были вместе, и каждый раз после близости с ним весь ее мир переворачивался вверх дном. Смогут ли они когда-нибудь наслаждаться друг другом, не создавая вокруг себя хаос? И если это возможно, избавятся ли они от своих демонов?

Флоренс глядела по сторонам, выискивая ответы в красочной зелени леса. Может быть, ей все же удастся достичь цели, которую она ставила перед собой, собираясь в Озерный край? Может, ей удастся излечиться от Джекоба и вернуться к нормальной жизни? Секс в данном случае, как она уже убедилась, не лучшее лекарство, но если ничего не предпринять, она просто сойдет с ума. Очевидно, только разрушительный взрыв чувств принесет обоим облегчение…

Добравшись до того места, где она пряталась накануне утром, Флоренс не увидела в реке Джекоба, но небольшой ворох его вещей — полотенце, кроссовки, джинсы — свидетельствовал о том, что он где-то рядом. Флоренс огляделась, напрягая слух в надежде уловить хоть какой-нибудь звук, указывавший на присутствие человека, но не услышала ни единого шороха. Джекоб исчез. Будто его унесли инопланетяне.

Флоренс продолжала всматриваться в прибрежные заросли и в конце концов пришла к выводу, что компанию ей составляют только река, деревья и камни. Она зашагала по узкой тропинке, тянувшейся вдоль реки, и через пару минут вышла к небольшому влажному лесу, льнувшему к каменистой возвышенности. Прямо перед ней лежала неглубокая лощина, почти такая же, как та, в которой она останавливалась чуть раньше.

Она увидела Джекоба, и только чудо, представшее ее взору, удержало ее от возгласа удивления и приветствия.

Джекоб, вопреки собственным утверждениям, делал упражнения тай-чи-чуань не в обнаженном виде. Он был облачен в темные атласные спортивные трусы, оттенявшие кремовый тон его гладкой кожи, и вся его фигура, выполнявшая движения с грациозной медлительностью, напоминала ожившее мраморное изваяние. В коротких волосах сверкали капли воды — значит, он уже окунулся, — и, хотя он раскачивался, приседал и поднимался с открытыми глазами, взгляд его был рассредоточен, словно сознанием он находился где-то в другом месте. Джекоб был настолько погружен в исполнение совершенных форм тай-чи-чуань, что казалось, будто он и не дышит вовсе.

Флоренс тоже затаила дыхание. Джекоб словно перетекал из одной изящной позы в другую; голые ступни, казалось, вообще не касаются поросшего травой дерна. Все это он проделывал в полнейшем молчании, и Флоренс боялась пошевелиться, опасаясь, что малейшее ее движение привлечет его внимание. Сейчас, наверное, он способен слышать даже быстрое биение ее сердца, способен уловить, как вздымается и опускается ее грудь.

Флоренс раньше уже доводилось видеть исполнение упражнений тай-чи-чуань, да она и сама не раз пробовала освоить китайскую гимнастику, но сейчас она наблюдала настоящее таинство. Джекоб был абсолютно расслаблен и в то же время, как это ни парадоксально, все его существо дышало мощной энергетикой. Прежде она никогда бы не назвала подобные ритмические движения искусством, но, наблюдая за Джекобом, другого определения им просто не находила. На ее глазах он моделировал шедевры красоты и силы. Она воочию лицезрела поэзию телодвижений.

И вдруг волшебное мгновение оборвалось — оборвалось так же неожиданно, как и предстало ее взору. Джекоб внезапно отчаянно зарычал и упал на колени, спрятав лицо в ладонях.

Флоренс не раздумывая ринулась вниз, подбежала к нему, присела рядом на корточки и обхватила рукой за теплые голые плечи.

— Что случилось? В чем дело? — спрашивала она, не в силах остановить свои пальцы, поглаживавшие гладкую кожу мускулистого торса, пластикой которого она так восхищалась всего несколько секунд назад. — Джекоб! Прошу тебя, скажи, что случилось? Что с тобой?

Джекоб поднял голову; руки будто сами собой упали к ногам и сжались в кулаки; глаза — два светлых бездонных колодца гнева и смятения.

— Дело в тебе, Флоренс… — произнес он хриплым надтреснутым голосом. — В тебе!

ГЛАВА 16

— Что ты имеешь в виду? Что я такого сделала?! — запротестовала Флоренс, намереваясь подняться и уйти, но Джекоб решительно взял ее за плечи.

— Тебе ничего и не надо делать, Фло. — Он сверлил ее немигающим взглядом; кожа на лице натянулась от напряжения, словно он в душе вел упорную борьбу — с собственной судьбой, с ней, с самим собой. — Достаточно того, что ты существуешь! Кроме тебя, я ни о чем не могу думать!

— А ты не думай! Тебя никто не заставляет! — Она попыталась стряхнуть с себя его руки, но он держал ее неумолимой хваткой.

— Меня не надо заставлять! — тихо проскрежетал он. И куда только девалась его безукоризненная дикция? — Я хочу о тебе думать. Это мой собственный выбор. Наверное, я — сумасшедший мазохист, но это так.

— Ты несешь вздор…

— Как я уже сказал, я не желаю проявлять здравомыслие!

— Джекоб…

— Замолчи, Флоренс. Хоть раз не спорь! Ответить она не успела, потому что он накрыл ее рот своим, сильными подвижными губами бесцеремонно раздвинул ее губы и языком нащупал ее язык.

К черту все! Разве она не этого желает? Флоренс покорилась его натиску, изгибаясь в его объятиях, словно ива под порывами ветра. Она опрокинулась на землю, увлекая за собой Джекоба. Ее ладони бороздили по его спине, затем сползли ниже, бесстыдно поглаживая упругие ягодицы. Джекоб, не отрываясь от ее губ, гортанным хрипом выразил свое удовлетворение и полностью подмял ее под себя, вжимаясь в нее пахом.

— Это уже не игра, Флоренс. Не дразни меня, — выдохнул он ей в ухо. — Скажи что-нибудь… Иначе я уже не смогу остановиться. — Его пальцы ласкали ее шею, плечи, ключицы и вдруг зависли над грудью, едва касаясь соблазнительной округлости. Джекоб дрожал всем телом, словно натянутая тетива, но его открытая ладонь оставалась неподвижна, как при выполнении упражнений тай-чи-чуань.

— Не надо останавливаться, — твердо сказала Флоренс и притянула его ладонь на свою грудь, затем прижалась к нему всем телом, ощущая его обжигающую эрекцию сквозь слои своей и его одежды. Ею овладело нетерпение. Хотелось в полной мере, без преград, чувствовать его близость.

Джекоб недовольно вскрикнул, когда она, желая поскорее раздеться, отстранилась от него. Его затуманенные желанием глаза наполнились тоской и страданием человека, которого предали.

— Не шуми! Я никуда не ухожу, — успокоила его Флоренс и стала стягивать через голову спортивную фуфайку. Джекоб заулыбался, глаза зажглись торжествующим блеском. Он метнулся к ней и принялся проворно расстегивать на ее джинсах пуговицы и молнию, в то время как она сама спешила высвободиться из обуви. А вот кто из них стянул с нее трусики, Флоренс уже сказать не могла; их с безумной торопливостью тащили вниз сразу две пары рук.

Лежа обнаженная на траве в залитой солнцем ложбине, она испытывала невероятную гордость за свое тело, но снедавший все ее существо сладострастный голод вселял в нее страх. С тихим стоном она кинулась к Джекобу, срывая с него шорты, целуя и смакуя языком его грудь, и, когда ее ладонь сомкнулась на искомой плоти, она услышала судорожный вздох.

— О, Флоренс, Флоренс, Флоренс, — проникновенно приговаривал он, нетерпеливо покачивая бедрами, каждым движением своего тела поощряя ее к ласкам. — С тобой никто не сравнится. Никто… — Джекоб закинул назад голову и, обнажив зубы, зашипел от удовольствия. Флоренс подняла голову, любуясь его терзаемым сладострастной мукой лицом.

И с тобой, Джекоб, не сравнится никто, молча отвечала она. Что бы ни случилось, как бы все ни обернулось, мне ни с кем не будет так хорошо, как с тобой. С чувством фатальной неизбежности она перевернулась на спину и полностью отдалась во власть Джекоба.

Может, это в последний раз, в последний раз, думала она. Боль предстоящей потери привнесла дополнительный пыл в исступленность их страсти. Владевшее обоими дурманящее возбуждение, простое физическое наслаждение, которое они дарили друг другу, по силе ощущений не поддавалось определению. Это было нечто особенное, трепетно красивое, восхитительно нежное, как редкий бутон, плод дерева, цветущего раз в жизни.

Когда акт любви был завершен, Флоренс откатилась от Джекоба, стремясь спрятать лицо, ибо в откровенности оргазма открыла ему все. Слабея от нараставшего в ней блаженного восторга, она признавалась ему в любви, целовала его губы, подбородок, шею, восхваляла до небес. Она излила ему всю душу, но в ответ не услышала ни слова. Лишь хриплый, почти страдальческий вскрик в минуту избавления от напряжения.

Солнце поднималось все выше, день обещал быть чудесным, но Флоренс объял холод. Она не смела смотреть на Джекоба. Опустошенная, растерянная, она сидела, притянув колени к животу, и обнимала себя руками.

На талию легла нежная ладонь.

— Эй, — прошептал Джекоб, не лаская ее, но просто успокаивая невинным прикосновением. — Что с тобой, Фло? — Он увлек ее на траву и заставил взглянуть ему в лицо. — Я причинил тебе боль?

— Нет, все в порядке. — Она вновь попыталась сесть, но Джекоб не позволил. Он прижал ладонь к ее щеке и охнул, обнаружив, что она влажная.

— В порядке? — В его ясных голубых глазах стоял вопрос.

— Да… в полном порядке, — убежденно проговорила Флоренс, стараясь придать голосу естественность, хотя понимала, что ее мир изменился безвозвратно. Она слабо улыбнулась. — Я всегда такая после… после этого. Выход из напряженного состояния и прочее… Если бы мужчины были более чувствительными существами, я уверена, они тоже бы плакали, — закончила она с нервным смешком.