И будут наслаждаться любовью! — подала голос изнывающая плоть. В любое время, когда захотят. И он никогда больше не будет знать того назойливого зудящего ощущения, будто он обманывает ее. Крадет у нее. Бесстыдно соблазняет, ничего не обещая взамен.

Джекоб опять улыбнулся, удивляясь своей ужасающей старомодности. Наверное, это и побудило его сделать предложение Мириель. Он тогда питал надежду — в сущности, уповая на чудо, — что между ними возникнут отношения, которые он мечтает иметь с Флоренс. Но этого не произошло. Они с Мириель — люди разные. Между ними не было ничего общего, даже когда они жили в браке.

А вот с Флоренс они были бы идеальной парой, размышлял он, закрыв глаза, чтобы живее представлять свою мечту. Даже теперь. Заглушая сомнения, он уверял себя, что их противоречия разрешимы, что они способны побороть взаимную неприязнь, пожениться и жить счастливо. Даже иметь детей.

Боже, это было бы здорово! Частичка Флоренс и частичка его, возрожденные в новой жизни! Он видел в воображении белокурого мальчика, с успехом выступающего на школьной сцене. А может, он пойдет по стопам матери, станет пробовать себя в писательском мастерстве. А вдруг у них родится девочка? Кто из нее вырастет: актриса или писательница? Какие у нее будут волосы: светлые или темные? А может, в ней обнаружатся другие способности и она не будет похожа ни на одного из родителей, а унаследует внешность и дарования кровных родственников Флоренс? Он часто забывает, осознал Джекоб, что Флоренс не урожденная Тревельян; эту фамилию она получила от приемных родителей. Ее ребенок может стать ученым, художником, учителем — кем угодно!

Спустись на землю, Джекоб! — урезонил он себя, осторожно поворачиваясь на бок, спиной к Флоренс. Если немедленно не обуздать полет фантазии, то он начнет претворять в жизнь свои бредовые мечты прямо сейчас.

А мечты Флоренс, наверное, далеки от его. Он отвратительно поступил с ней десять лет назад, да и сейчас ведет себя не лучше. Бесполезно надеяться, что она когда-нибудь простит его. Как бы ни старался он загладить свои грехи, между ними по-прежнему зияет пропасть и ссоры возникают из-за малейших пустяков.

Боже всемогущий, помоги мне! — молился Джекоб, замирая под ее рукой, обвивающей его за пояс.


Она ощущала под пальцами теплую гладкую кожу, обтягивавшую накачанные мускулы и грудную клетку. Отказываясь просыпаться, она продвинула ладонь дальше, чуть ниже, наткнулась на пупочную выемку, жесткие волосы и…

Флоренс резко села на кровати, сонливость как рукой сняло.

— Джекоб! Свинья! Что ты делаешь в моей постели? — гневно вскричала Флоренс, отпихивая от себя незваного гостя. Никакого от него спасу. Для него нет ничего недозволенного. Так и стремится обхитрить ее. Она натянула до подбородка одеяло, словно старая дева викторианской эпохи пред лицом коварнейшего из совратителей.

Правда, у Джекоба вид отнюдь не гнусного подлеца, отметила она, наблюдая, как он медленно поднимается в постели и потирает ладонями лицо, будто его только что вытянули из глубокого забытья.

— Что такое? В чем дело? — вяло и слегка ошалело спросил он, глядя на нее непонимающе, словно невинное дитя. — Я прилег, чтобы наверстать упущенное. — Его неожиданно просветлевший осмысленный взгляд будто пригвоздил ее к кровати. — То, что не доспал, пока бодрствовал за рулем и потом полночи искал для тебя водопровод и прочее.

Как это похоже на Джекоба! Он хамит, а она виновата.

— Напряги свою память, Джекоб, и вспомни, ведь я предлагала поменяться местами. И не раз. Но ты, со своими потугами на пресловутый героизм, каждый раз высокомерно отказывался! — Она раздраженно вздохнула и подтянула под себя ноги, как раз когда Джекоб — наверное, специально, чтобы позлить ее, — вытянул свои. Его демонстративное молчание привело ее в ярость. — Я приготовила для тебя постель. Вот там бы и "наверстывал упущенное"! Если ты забыл, напоминаю: мы договорились не спать вместе…

— Я полагал, речь идет только о сексе; ко сну как таковому это не имеет отношения. — Джекоб вновь откинулся на подушки, не выказывая ни малейшего намерения покидать ее кровать. Флоренс, взбешенная его поведением, опять потянула на себя одеяло и увидела, что он — слава Богу, хватило приличия! — в спортивных трусах. Секундой позже она уже кляла себя за то, что испытала при этом разочарование!

— Не увиливай, Джекоб! — резко сказала она. — У тебя не было оснований игнорировать постель, которую для тебя любезно приготовили.

— Там было холодно. — Он с огорченным видом обхватил себя руками и хохотнул, насмехаясь над собственной откровенностью.

— Наглая ложь! В твоей спальне уже тепло, а простыни и одеяла просушены.

— Я привык ложиться в теплую постель.

Флоренс стиснула зубы, чтобы удержаться от нецензурных выражений. Призвав себя к спокойствию, она заявила:

— В таком случае в будущем думай заранее и, прежде чем отправиться спать, положи в постель грелку с горячей водой… Внизу в буфете есть несколько штук.

— Да, жестокая ты женщина, Флоренс Тревельян, — прокомментировал Джекоб. Откинув в сторону свой конец одеяла, он с ленивой грациозностью поднялся с кровати. — Кто бы мог подумать, что ты, оказавшись в спартанских условиях, пожалеешь для товарища по несчастью несколько эргов своего тепла… Это все, что мне было нужно от тебя. Ничего больше.

Он эффектно потянулся, подмигнул ей и покинул комнату.

Флоренс со стоном зарылась с головой под одеяло и несколько минут ругала Джекоба самыми последними словами.

И она еще хотела найти в нем друга, мрачно думала она, слезая с кровати. Натянув джинсы, она принялась зашнуровывать спортивные тапочки. Для нее стало почти делом чести, осознала Флоренс, следовать в общении с ним нормам цивилизованных человеческих отношений, не опускаясь до мелочных склок и обоюдных упреков, прилагая титанические усилия, чтобы не допустить между ними сексуальной близости, потому что секс — очень зыбкая, опасная почва, чтобы строить на ней взаимосогласие.

Но Джекоб каждый раз все ее попытки наладить непринужденное общение растаптывает варварски, как Аттила, предводитель гуннов. Чудовище, сварливый извращенец, он нисколько не изменился!

Флоренс поправила на себе одежду и пригладила волосы, но спускаться вниз медлила. В минуты подобного душевного волнения она обычно искала спасения под душем или в ароматизированной ванне, но в этих суровых условиях, очевидно, придется обходиться без привычных успокоительных средств. Отсутствие должных удобств действовало на нее угнетающее. Она имела обыкновение принимать ванну по нескольку раз в день и уж конечно же бежала прямиком в душ каждый раз после сна. А здесь что делать?

Похоже, только и остается тешить свое пристрастие к чистоте утренними и вечерними омовениями. Причем в холодной воде в ледяной темной ванной. Потому что Джекоб наверняка, завидев ее с банным мешком в руке, немедленно усядется перед камином, а она из гордости не станет просить его удалиться, чтобы иметь возможность раздеться и понежиться в старой оловянной ванне у огня. А если и попросит, он постарается вернуться пораньше, чтобы застать ее голой.

Флоренс покраснела. А разве она сама не подсматривала за ним сегодня утром, когда он купался в реке? Лицемерка, ханжа!

Она нехотя спустилась вниз, но Джекоба в гостиной не оказалось. Входная дверь была распахнута настежь, и Флоренс, выглянув на улицу, увидела, что он сидит на покосившейся старой скамейке у стены двора, греясь в ярких лучах ласкового утреннего солнца. Вид у него был беззаботный, непринужденный, словно ему плевать на весь мир. Ну да, зачем ему забивать себе голову каким-то распорядком принятия гигиенических процедур и прочими бытовыми мелочами? Он ждет, что вокруг него все образуется само собой, как это всегда и бывало.

Флоренс хотелось выскочить во двор и обрушить на него поток обвинений — неважно каких, лишь бы смутить его покой. Как он может столь беспечно радоваться жизни, когда у нее голова пухнет от забот? Это просто несправедливо. Она перенесла ногу за порог, собираясь с ходу броситься в наступление, но передумала.

Зачем опять портить настроение — и себе, и ему? Пусть Джекоб самодовольная скотина и так далее и готов любую ее оплошность использовать себе во благо, но в общем и целом он ведет себя довольно пристойно и, похоже, старается ладить с ней. Она сама постоянно ищет повод, чтобы поругаться с ним. Флоренс вернулась в комнату и занялась личным туалетом. Через десять минут нервы успокоились, и она вышла к Джекобу.

— Ну что, пойдем прогуляемся в деревню? — весело предложила она. — Вроде бы я видела по дороге сюда пару магазинчиков и почту. — Она виновато улыбнулась. — Хотя, надо признать, настроение у меня было отвратительное и я особо не вглядывалась. Так что, может, это всего лишь плод моего воображения.

— Да, вечерок выдался на славу, — отозвался Джекоб, улыбаясь ей в ответ. — Но мне сдается, я тоже заметил кое-какие признаки цивилизации… — Он встал и потянулся. — Давай сначала обследуем деревню, и, если не найдем там ничего подходящего, позже съездим в Пенрит. В любом случае пивная там наверняка есть. Заодно за кружкой пива с крестьянским обедом обсудим наши дальнейшие планы.

— Как бы мы не опоздали на обед, — заметила Флоренс, живо поднимаясь со скамейки. Она глянула на часы. Надо ж, как поздно. Они проспали недолго, однако добрая часть дня была потеряна. — Медлить, пожалуй, не стоит. Не думаю, что здесь пивные работают круглые сутки!

— И то верно, — согласился Джекоб.

Через минуту они уже бодро шагали по дороге, как надеялись, в направлении деревни.

— Даже если мы и выдумали те магазины, хоть округу посмотрим. День для прогулки просто сказочный, — сказала Флоренс, настроенная на мирную беседу.

День действительно выдался чудесный, и это казалось тем более удивительным, если вспомнить проливной дождь, встретивший их накануне. Ландшафт уже утратил прозрачную чистоту раннего утра, но теплое солнце наградило его новым очарованием. Зеленые краски по-прежнему поражали сочностью, особенно на фоне скромных тонов местных каменных стен, сложенных без раствора.