– Объяснитесь, мадам.

– Я познакомилась с Анни Менье в Ангулеме, в ее родном квартале Умо. Ее посоветовал мне один торговец, а также моя старшая сестра. Отец Ролан в то время как раз подыскивал прислугу, и я взялась ему помочь. Анни отрекомендовали нам как серьезную и трудолюбивую женщину, однако я быстро в ней разочаровалась. Эта женщина выпивала и показала себя раздражительной, капризной и ленивой.

– Кюре описывает Анни в тех же выражениях, а вот Эрнест Менье, сын покойной, нарисовал намного более выигрышный портрет своей матери, которую любил всем сердцем.

Нервничая все больше, Матильда посмотрела в окно. Голая черная ветка тополя раскачивалась на ветру на фоне серого неба. Кто-то из следователей откашлялся, другой строгим тоном продолжил:

– Также по вашему распоряжению ваша служанка, Сюзанна Бутен, отнесла в пресбитерий травяной отвар.

– А что в этом дурного? Я сказала мужу, что хочу приготовить для Анни отвар, и он не стал возражать. Я взяла тра́вы, которые хорошо помогают при желудочных коликах: мяту, вербену и бадьян. Неужели вы упрекнете меня в том, что я хотела облегчить страдания больной?

– Между тем, чтобы облегчить страдания и положить им конец, один шаг, мадам! – отрезал ее собеседник. – Можете быть свободны.

– Положить конец? – возмутилась Матильда. – Как вы смеете даже предполагать такое! И это при том, что все ваши подозрения основываются на банальном злословии!

Она встала и вышла из комнаты, смахивая слезы, – сама невинность, страдающая от безосновательных обвинений.

Бледный от волнения Колен заключил ее в объятия.

– Ты достойно пережила эту муку, дорогая?

– Это было ужасно, Колен! Прошу тебя, пойдем домой! Я вся дрожу!

Дома чету де Салиньяков ожидал приятный сюрприз: приехали родители Матильды и привезли с собой Жерома.

– Мама! Мамочка любимая!

С этими словами мальчик кинулся матери на шею.

Матильда ласкала сына, но у ее радости был горьковатый привкус. Ее не покидало ощущение нависшей угрозы. Стало ясно, что ее подозревают в убийстве наравне с любовником, и нужно было найти в себе силы пережить долгие часы тревог и ожидания.

В Сен-Жермен, на протяжении нескольких дней

«Расследование застопорилось из-за отсутствия доказательств вины!» – сообщила своим читателям ангулемская пресса и региональная ежедневная газета.

Ко всеобщему облегчению, следователи из Сен-Жермен уехали. Они столкнулись с серьезной дилеммой: взять под стражу предполагаемых подозреваемых на основании информации, которая могла оказаться измышлением недоброжелателей, либо повременить с арестом. Тем более что речь шла о супруге почтенного доктора и священнослужителе, который, по отзывам прихожан, усердно исполнял свои обязанности.

Жители же Сен-Жермен с трепетом ожидали начала судебных заседаний, в ходе которых иные были бы вынуждены давать показания.

Если и оставалась возможность повлиять на свидетелей, чье мнение могло склонить чаши весов Фемиды в ту или иную сторону, то только на этом этапе расследования.

И доктор де Салиньяк предпринял такую попытку. Он стал собирать друзей и пациентов в своей гостиной, чтобы убедить их в невиновности кюре. Ролан Шарваз получил приглашение на одно из таких мероприятий, но вежливо отказался.

– Я больше не хочу участвовать в собраниях мирян, – смиренным тоном проговорил он. – Видит Бог, я дорого заплатил за приятные моменты, проведенные у вас в доме, мой друг, ведь на этом основании меня считают недостойным церковного сана.

Матильда вздохнула с облегчением, узнав, что больше ей не придется принимать у себя любовника. Как и Шарваз, она жила словно в замедленном ритме, в состоянии постоянной тревоги. Любовники не писали друг другу и не встречались, поскольку это было бы слишком рискованно. Малейший промах – и мнение всего городка могло обернуться против них. Соблюдая осторожность, они выжидали – каждый в своем убежище, – не зная, когда на них обрушится карающий меч правосудия.

Часто Матильда вспоминала дождливый день, когда они с Роланом решили отравить служанку ради сохранения своей любви и положения в обществе. Тогда им казалось, что все продумано до мелочей и они нигде не допустили ошибки, но Анни, оказывается, рассказала все сыну и школьной подруге, и ужасное слово «адюльтер» дошло до следователей – первая фальшивая нота, которая могла испортить слаженный концерт лжесвидетельств.

* * *

Накануне Рождества доктор де Салиньяк получил анонимку, уличающую его супругу в неверности. Этот удар он принял стоически, не дав ужасным подозрениям всколыхнуться в сознании. Его родители и тесть с тещей как раз приехали в Сен-Жермен по случаю зимних праздников. Они-то и стали свидетелями его возмущения.

– Грязная клевета! Просто омерзительно! – заявил он, размахивая листом бумаги, на котором было всего несколько строк. – Каким извращенным должен быть у человека ум, чтобы измыслить такое!

Матильда оторвалась от вязания и с тревогой посмотрела на мужа.

– Колен, что случилось? – спросила она.

– Все те же глупости! Сплетни на твой счет, – пробормотал супруг.

Отец Колена сделал Сюзанне знак увести из комнаты внука. Арман де Салиньяк хорошо относился к невестке, поэтому поспешил выразить свое мнение.

– Отправь эту пакость в огонь, Колен, – сказал он. – Мы все знаем, что жена тебе верна и что вы любите друг друга. Мы на вашей стороне, хотя надо признать, что все эти нападки становятся невыносимыми!

Отец и мать Матильды согласились с Арманом, а сама супруга доктора расплакалась.

– Не могу больше! – призналась она между рыданиями. – За что меня так не любят? Почему нам все желают зла?

– Не плачь, моя бедная крошка! Не надо! – принялся умолять ее супруг, поглаживая по плечу.

Он вспомнил, как после родов жена оказалась на краю могилы, как он боялся за нее и как молил Господа оставить ее в живых. Его молитвы были услышаны. И он до сих пор страшился потерять женщину, которую любил всем сердцем.

– Ты ни в чем не виновата, и я буду защищать тебя от клеветы, чего бы мне это ни стоило, – шепотом пообещал он.

Тронутая такой преданностью, Матильда стала проявлять по отношению к мужу еще бо́льшую заботу и нежность. Этот солидный, уважаемый всеми человек мало-помалу становился ее героем, примером для подражания. Вместе они смогут защитить сына! Нельзя допустить, чтобы скандал коснулся и Жерома тоже!

В первые дни января, перед праздником Богоявления, они снова отвезли сына родителям Матильды в Ла-Рошфуко, подальше от неприятностей и атмосферы всеобщей подозрительности, все еще ощущавшейся в Сен-Жермен.

* * *

То было мудрое решение. 17 января 1850 года эксперты, выполнявшие анализ жидкостей и состояния внутренних органов организма Анни Менье, представили свой отчет. При проведении экспертизы использовались специальные реактивы, эффективность которых была проверена и доказана. Вот выдержка из этого отчета:

В жидкостях, содержащихся в желудке и кишечнике, а также в стенках желудка и кишок и в печени обнаружено значительное количество сульфидов, визуально обнаруживающих себя в виде многочисленных пятен; промывочные воды мышьяка не содержат.

Симптомы, которые наблюдались во время болезни, и повреждение тканей, описанные в отчете по аутопсии, указывают на отравление ядовитым веществом раздражающего действия.

На основании указанного выше и с учетом результатов химического анализа мы пришли к выводу, что мадам Анни Менье умерла от отравления препаратом, содержащим мышьяк.

Итак, отравление было доказано. Но встал новый вопрос. Преступление или суицид? Следователи, которым поручили дело, решили, что это выяснится со временем. Сомнений больше не было: расследование продолжается!

* * *

А Ролан Шарваз между тем совершенно успокоился. Присутствие сестры благотворно сказалось на состоянии его нервной системы, истерзанной разлукой с Матильдой. К тому же он рассчитывал вскоре увидеться с любовницей. «Все само собой успокоится, и мы снова сможем встречаться! Для первого раза я отправлю Марианну в Мартон, чтобы нам было спокойнее», – пообещал он себе.

* * *

Двадцать второго января следователь и судебный исполнитель явились к доктору де Салиньяку. Сюзанна впустила этот суровый дуэт в дом и проводила во врачебный кабинет.

– Мы должны задать вам вопрос, доктор. Имеется ли у вас мышьяк?

– Да. Я купил шестьдесят граммов мышьяка в начале декабря в Ангулеме, – ответил тот с ноткой удивления в голосе. – Пятнадцать граммов ушло на отраву для крыс, которые, как оказалось, завелись у нас в погребе и на чердаке. Причем часть отравы я передал Морису, моему арендатору, у него та же проблема.

Следователь произвел быстрый подсчет, после чего заявил:

– Значит, у вас должно остаться порядка сорока пяти граммов. Можете показать нам этот мышьяк?

Колен, который начал понимать подоплеку этого визита, любезно отпер шкафчик с медикаментами, где хранились, помимо прочего, и ядовитые вещества. Страха он не испытывал. Разумеется, флакон из синего стекла с сорока пятью граммами мышьяка на месте. Куда ему деться? Рука доктора не дрогнула, когда он потянулся за флаконом. Однако, едва узрев злосчастную емкость, он испустил хриплый крик, побледнел и упал как подкошенный.

Судебный исполнитель поспешил подобрать стеклянный флакон.

– Цел… – с облегчением прошептал он. – Но я бы сказал, что двадцати граммов до заявленных сорока пяти тут точно не хватает. При том, что грамма хватит, чтобы отравить человека!

– Вы правы, – вздохнул следователь и с подозрением воззрился на доктора, который понемногу приходил в себя.

Он помог Колену подняться и принялся его расспрашивать – вежливо, без намека на ожесточение.

– Доктор, известно ли вам, куда подевались недостающие двадцать граммов?