Когда она вошла в спальню Коннора, он стоял у окна, а на полу у его ног лежал Цыган. Коннор обернулся в столбе света, лившегося через окно, улыбнувшись при виде Лауры.

— Ты так давно не приходила, любимая. — Лаура прижалась спиной к закрытой двери, глядя на него, на его безупречные черты, ос­вещенные лучами солнца, на его сильную вы­сокую фигуру, прикрытую мягким голубым кашемиром. Он был мечтой во плоти. Прин­цем, сошедшим со страниц волшебной сказки. Викингом, проделавшим путь в тысячу лет, чтобы добиться ее руки. Но был ли он че­ловеком?

— Лаура, в чем дело, любовь моя? — Он подошел к ней, и на его лбу появились мор­щины. — Что случилось?

Как мог человек остаться в живых после такой раны? Вот он направляется к ней боль­шими, легкими шагами, как лев, рана которого оказалась всего лишь царапиной.

Она подняла руку, когда он подошел совсем близко.

— Прошу тебя, не прикасайся ко мне.

Она не могла ни о чем думать, когда он дотрагивался до нее.

Коннор остановился в нескольких футах от нее.

— Что с тобой?

Она облизала сухие губы.

— Мне нужно знать…

Боже, помоги! Это не может быть правдой!

— Что именно?

— Меган сказала мне, что ты вылечил ее глаза.

Он устремил на нее неподвижный взгляд, не мигая, как человек, которому вынесли давно ожидаемый приговор.

— Это правда?

Умоляю тебя, скажи, что это неправда! Пожалуйста, скажи, что между нами ничегоне изменилось!

— Правда.

У Лауры все сжалось внутри, как от удара.

— Кто ты?

— Я — человек, Лаура. Человек, который любит тебя всей душой и сердцем.

Лаура покачала головой.

— Ты же не человек, верно? Он набрал в грудь воздуха и выпустил его долгим вздохом.

— Я — человек, но не такой, как ты.

— Ты — ведьмак. — Она еще крепче при­жалась плечами к крепкой дубовой двери. — Или чародей, или как там называют людей, занимающихся магией.

— Я — один из Сидхе. Мой народ — Туата-Де-Дананн.

— Боже мой! — Лаура прижала ладонь к губам, пытаясь удержать болезненный стон, который родился в ее груди и поднялся к гор­лу.

— Лаура, во мне нет ничего ужасного.

Она поморщилась, когда его пальцы осто­рожно прикоснулись к ее руке.

— Не прикасайся ко мне!

Черты его лица исказились от боли. Он отступил на шаг, как будто это могло уменьшить ее страхи.

— Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, — прошептал он глухим, напряженными голосом. — Ты — мое сердце.

— Ты управлял моим сознанием, не так ли?

— Никогда.

— Ты влиял на мои мысли, околдовал меня.

Он улыбнулся, но его улыбка была полна боли, которую Лаура ощутила так же ясно, как боль в своей груди.

— Любовь моя, я никогда не пытался око­лдовать тебя.

— Я чувствовала что-то странное с того мгновения, как ты появился в нашем доме, какое-то необъяснимое влечение, вот здесь. — Она постучала кулаком по сердцу. — Как буд­то меня тянуло к тебе против моей воли. И те­перь я знаю, почему.

— То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе. Это заклятье старо, как время. И гораздо более прекрасно, чем любые заклинания моего наро­да. Это заклятье любви.

— Заклятье чудовища.

— Взгляни на меня, Лаура. — Коннор вы­тянул руки в стороны, широко расставив паль­цы. — Я похож на чудовище?

Его черные волосы окаймляли лицо, локон падал на гладкий лоб, шелковистые пряди бес­порядочно вились у шеи. Он смотрел на нее живыми синими глазами — такой красивый, слишком красивый для смертного человека.

— Убирайся из этого дома! И из моей жизни!

— Лаура, не надо так говорить.

— Убирайся туда, откуда ты пришел! И по­кинь мои сны!

Она распахнула дверь и убежала, захлоп­нув дверь за собой. Но бежать ей было не­куда — боль осталась с ней, глубоко внутри ее существа, как будто ее разбили на множес­тво осколков, которые невозможно собрать снова. Лаура бежала по коридору, чтобы най­ти убежище в своей спальне, где она упала на мягкое одеяло, покрывающее кровать, и разрыдалась.

Коннор смотрел на дверь, не в силах по­шевелиться. Ему казалось, что все силы по­кинули его и жизненная энергия убывает сквозь трещину, расколовшую сердце. Тихо прошеле­стел ветерок, как листья, трепещущие в теплый летний день. На него нахлынул запах прянос­тей и вереска, и он понял, что в комнате есть кто-то, кроме него.

— Я не думала, что она отвергнет тебя, — прошептала Эйслинг, кладя руку ему на пле­чо. — Я ошибалась.

— Мне нужно время, вот и все.

— Пойдем, сумрачный воин, пора домой.

— Нет. — Он взглянул на нее, увидев со­чувствие в ее голубых глазах, и понял, как сквозь него протекает ее любовь. — Я не могу уйти.

Эйслинг покачала головой.

— Ты ничего не добьешься, если оста­нешься.

— Я не признаю поражения. — Коннор стиснул зубы. — Нет, Эйслинг, только не это. Ведь я сражаюсь за свое будущее.

— Ты жил зачарованной жизнью, мой пре­красный воин. — Эйслинг печально улыбну­лась, ее глаза были полны тревоги за него. — К тебе никогда не прикасалась холодная рука поражения. И я знаю, что ты останешься, что­бы продолжать борьбу. Но знаю я и то, что ты должен уйти, чтобы победить.

— Уйти? Ты просишь, чтобы я сбежал, как трус. Каким образом это принесет мне победу?

— Забудь о своих привычках викинга и до­верься мне, — прошептала она.

— Я не уйду отсюда. Не проси меня об этом.

— Я — не полукровка. Ты должен пони­мать, что твоя сила не сравнится с моей.

— Я должен остаться. Я должен доказать ей, что я — не чудовище. Я должен доказать ей, как сильно я люблю ее.

— О, мой милый! — Эйслинг прижала ладони к его щекам. — Ты подарил ей свое серд­це, свою душу, самую лучшую, какая только может быть. А она все равно отворачивается от тебя. Она не стоит тебя.

— Я знаю, что она любит меня; я чувствую это здесь, — сказал он, прижимая руку к серд­цу. — Я провел с ней слишком мало времени. Еще немного — и я научу ее не только любить, но и доверять.

— Она только сильнее разозлится, если ты останешься.

— Я не могу ее покинуть.

— К победе не всегда ведет прямой путь. — Эйслинг взяла его под руку. — Идем.

Медальон на его груди, около того места, где находилось разбитое сердце, нагрелся.

— Нет!

Эйслинг щелкнула пальцами, и они исчез­ли. Залитая солнечным светом комната опу­стела.

Глава 26

Остин Синклер стоял на каменных плитах в оранжерее Генри Тэйера и любовался нежной белой орхидеей, внимательно рассматривая, как бледные розовые прожилки бегут по изо­гнутым лепесткам, и не пропуская ни одной точечки пыльцы на изящном желтом пестике, как будто до этой минуты никогда в жизни не видел орхидею.

Аромат цветка долетал до него по воздуху, который прилипал к коже, как мокрый шелк. Все его чувства были более обострены, чем когда-либо в жизни, благодаря силе, текущей в нем, хотя от бурного потока тепла и света, который он ощущал, когда Коннор взял его за руку, остались только бледные воспоминания.

— Вы говорите, что кто-то стрелял в Сидхе?- Фрейзер Беннетт пошевелился в плете­ном кресле, заскрипевшем под его тяжес­тью. — Он выживет?

— Да, выживет. — Остин взглянул на Фрейзера, который вместе с Генри сидел за круглым плетеным столом в нескольких футах от него. — И я уверен, ему будет очень ин­тересно узнать, кто в него стрелял.

Фрейзер отхлебнул чай из чашки.

— Вы думаете, он начнет розыски? Остин гладил пальцами нежные лепестки орхидеи.

— Фрейзер, если бы вас пытались убить, вам не было бы интересно узнать, кто на вас покушался?

— Конечно. — По щеке Фрейзера сбегала струйка пота. — У вас есть какие-нибудь до­гадки, кто мог это сделать?

— Есть. — Остин улыбнулся, глядя на Фрейзера и пытаясь проникнуть за его защи­ту. — А у вас?

— Это мог быть грабитель. — Фрейзер опустил глаза. — А может быть, Фи­липп Гарднер захотел избавиться от соперника.

— А может быть, некто захотел «уничто­жить угрозу», — добавил Остин тихим и ров­ным голосом.

Фрейзер вскинул голову и посмотрел на Остина расширенными глазами.

— Неужели вы полагаете, что это сделал я? Остин беззвучно подошел к столу.

— Фрейзер, где вы были сегодня утром? Фрейзер взглянул на Генри, который сидел, оперевшись подбородком на руки, и безраз­лично смотрел на них.

— Спал в своей кровати.

— Экономка сказала мне, что видела, как вы выходили из дома на рассвете, — сообщил Остин.

— Правда? — Фрейзер ослабил узел белого галстука. — Я понятия не имел, что было так рано. Я плохо сплю и часто выхожу гулять, когда меня что-нибудь беспокоит.

Остин положил руки на спинку плетеного кресла, не сводя с Фрейзера ледяного взгляда.

— А беспокоило вас присутствие Туата-Де-Дананн в Бостоне.

— Да, совершенно верно. — Фрейзер дос­тал носовой платок и вытер пот с губ. — Но я не пытался убить его.

Остин обхватил пальцами спинку кресла.

— Куда вы ходили утром?

— Гулял.

— По Общинному Лугу?

— Нет. — Фрейзер вытер пот со лба. — Я ходил к реке.

— Вы видели Коннора? Фрейзер отрицательно покачал головой. Остин мгновение разглядывал его, не в си­лах прочесть чувства, скрытые за темной сте­ной в душе Фрейзера.

— Коннор обладает потрясающей способ­ностью читать мысли людей. Я уверен, что он захочет встретиться с вами, когда окончатель­но поправится.

Фрейзер поцокал языком.

— А я не хочу с ним встречаться.

— Если он решит с вами встретиться, Фрейзер, — Остин улыбнулся, — у вас вряд ли будет выбор.

— Генри, а мне казалось, что операцию возглавляете вы. — Фрейзер переместился на самый край кресла, как будто хотел сбежать. — Вы так и собираетесь сидеть и позволять этому человеку угрожать мне?