Он сжал ее руку.

— Я настоящий. Такой же настоящий, как любой человек в вашем веке.

Она смотрела на тыльную сторону его ла­дони. Ладонь была длинной и изящной, зо­лотистую кожу слегка оттеняли темные волос­ки. Было невозможно отрицать реальность его существования, когда он держал ее так, и она чувствовала тепло и силу его тела, с каждым вдохом вбирала в себя благоухание его кожи.

— Ты можешь исчезнуть, пропасть без пре­дупреждения.

— Только с тобой. — Он поднял ее руку и прижался губами к ее ладони. — Я люблю тебя так сильно, что кроме тебя мне больше ничего не нужно от жизни.

Она смотрела в его глаза, впитывая жадно тепло, поднимающееся из синих глубин. Ее губы раскрылись. Она чувствовала внутри себя перемену, почти неощутимую, но все же про­изошедшую. Что-то незаметно поддалось, уг­рожая самому ее существу.

Боже, помоги ей! Когда он улыбается, зима сменяется теплыми летними днями. Когда он прикасался к ней, она верила в волшебство. И несмотря на самые лучшие намерения, в ней проснулась мысль — если все, что она когда-то считала невозможным, в каком-то смысле воз­можно?

— Пора идти. — Она высвободила свою руку и сжала пальцы в кулак, надеясь сохра­нить тепло, оставшееся от его прикоснове­ния. — Отец ждет нас.

Глава 17

Коннор привык к веселым обедам. В кругу его семьи застольная беседа лилась с такой же легкостью, как весеннее вино из бочонка. За столом Салливенов все было по-другому. Он обмакнул кусок омара в соус из масла и белого вина, внимательно глядя на женщину, сидев­шую напротив. Пламя свечей освещало лицо Лауры, удлиняя ее черные ресницы.

Хотя обед был превосходным, Лаура едва прикасалась к устрицам, и сейчас водила ма­леньким кусочком омара в соусе по своей та­релке. Она сохраняла молчание, сидя, как пре­красная статуя, пока Коннор парировал каж­дый выпад ее отца, сочиняя детали своего выдуманного существования.

Лаура подняла темные брови, бросив на Коннора взгляд, как будто смотреть на него было запретным удовольствием. Выражение ее лица смягчилось единственный раз, когда их взгляды встретились. Коннор увидел в ее гла­зах тепло, любопытство и желание, которые давали ему надежду и силу.

— Вы даже не представляете, как мы с Ла­урой были удивлены, когда Коннор явился посреди ночи. — Софи отпила воды из бока­ла. — Я даже не могу припомнить, когда в пос­ледний раз его видела.

— Странно, — произнес Дэниэл, рассмат­ривая Коннора, с любопытством и подозре­нием. — Не припоминаю, чтобы кто-нибудь из вашей семьи когда-нибудь бывал в Бостоне.

— Конечно, вы не можете помнить, — вме­шалась Софи, прежде чем Коннор успел рас­крыть рот. — Я навещала их в Англии. Пакстоны — мои родные со стороны бабушки по линии матери. Коннор — мой кузен, сын Блейка. Вы помните Блейка?

Дэниэл нахмурился, глядя через стол на Софи.

— Нет, боюсь, что не помню.

Лаура тоже смотрела на тетю, затаив ды­хание.

— Бедняга умер несколько лет назад. Ка­жется, от тифа. Вся семья умерла, кроме Кон­нора. В то время он занимался исследовани­ями в Ирландии. — Софи взглянула на Конно­ра, улыбка маскировала ее беспокойство. — Он — последний из Пакстонов.

Дэниэл вертел бокал с вином, и хрусталь отражал свет свечей в канделябрах.

— И что же привело вас в Бостон, мистер Пакстон?

— Ну, он приехал… — начала было Софи.

— Я приехал, чтобы познакомиться с ва­шей дочерью.

Лаура шумно выдохнула, как будто Кон­нор дал ей пощечину.

Дэниэл перевел взгляд с Софи на Лауру, затем его глаза остановились на Конноре.

— Долгий путь вы проделали, чтобы по­знакомиться с юной леди.

— Неужели? — Коннор взглянул на Лауру, улыбнувшись, видя, как ее щеки заливает ру­мянец, — ради иных женщин мужчина может проделать путь в тысячу лет и все же думать, что путешествие было не напрасным.

— Я понимаю любого человека, желающе­го познакомиться с моей дочерью. — Дэниэл смотрел на Коннора так, как будто стремился проникнуть в его мысли. — И я уверен, что вы поймете, почему я не всякого мужчину под­пущу к ней.

— Ваша дочь — сокровище, которое нужно беречь. — Коннор не сводил глаз с Дэниэла. — Было бы глупо позволить кому-нибудь недо­стойному похитить его.

— Да, глупо. — Дэниэл отвел взгляд от Коннора, стиснул зубы, и на его щеке заиграл желвак. Он посмотрел на Софи, сидевшую на противоположном конце длинного стола, как будто искал ответы на загадки.

— Эй, ты куда?! Назад! — раздался крик Фионы откуда-то из-за двустворчатой двери, ведущей в буфетную.

— Фиона, лови пса! — прокричал Ридли. Дверь распахнулась, с такой силой ударив­шись о стену, что задребезжал хрустальный абажур настенного светильника. Все, сидевшие за столом, обернулись. В открытую дверь во­рвался Цыган — белая молния, за которой мчалась серым облаком Фиона, схватившись пухлым руками за подол темно-серой юбки.

— Что за черт! — вымолвил Дэниэл.

Цыган устремился к столу. Он зацепил за скатерть костью, которую держал в зубах, и исчез под столом, утащив скатерть за собой.

Софи вскрикнула.

У Лауры перехватило дыхание.

Тарелки заскользили по столу. Бокалы оп­рокинулись. Канделябры зашатались.

— О Боже! — Лаура бросилась за своей тарелкой и успела поймать ее в воздухе. Куски омара полетели во все стороны. Ее стул на­кренился, и она с шумом свалилась на пол.

Коннор схватил канделябр. Вокруг него на пол сыпались тарелки. По скатерти катились бокалы и падали, не разбиваясь, на красные и белые розы, вышитые на ковре. Коннор встал и поднял свечи, ожидая следующего уда­ра. Но он не последовал. Ураган окончился так же быстро, как налетел.

— Святые угодники, спасите нас, — про­шептала Фиона, но ее голос прозвучал как удар грома во внезапной тишине.

Опустив тяжелый серебряный канделябр на опустевший стол, Коннор взглянул на Лауру. Она посмотрела на него ошеломленным взгля­дом, как будто только что побывала в объяти­ях торнадо, швырнувшего ее на землю.

Она сидела на полу с тарелкой в одной руке и пустым бокалом — в другой. С ее под­бородка стекал соус. Кусочки омара застряли в золотистых локонах, выбившихся из-под че­репаховых гребней и каскадом спадавших ей на плечи.

— Это неописуемо! — воскликнул Ридли, стоявший рядом с Фионой, — маленький человечек с белым полотенцем, повешенным на руку, и широко раскрытыми темными глазами, обозревающими катастрофу, постигшую без­укоризненно накрытый стол.

— Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? — спросил Дэниэл, все так же сидя во главе стола, ничем не запачканный, с бока­лом вина в руке. Перед ним простиралась об­ширная равнина полированного красного де­рева.

— Это моя вина, и только моя! — сказала Фиона, схватив бокал, застывший на самом краю стола. — Следить за собакой было моим делом. Можно было догадаться, что она почу­ет кость от окорока.

Софи прочистила горло, пытаясь скрыть то, что вряд ли походило на смех.

— Давненько ей не приходилось видеть во­круг себя столько пищи.

Дэниэл нахмурился, глядя на Лауру.

— Ты не ушиблась?

Лаура покачала головой, снимая с себя ку­сок омара. Пока Коннор смотрел на ее ис­пуганное лицо, все происходящее показалось ему абсурдом. Он стиснул зубы, едва сдержи­вая смех, и направился ей на помощь.

— Это совсем не смешно, — произнесла Лаура хриплым шепотом, когда Коннор за­брал из ее рук тарелку с бокалом.

— Тебе нужно было посмотреть моими глазами, — прошептал он ей на ухо.

Она бросила на него яростный взгляд.

Он подмигнул.

Дэниэл, наклонившись, заглянул под стол, затем устремил на Софи мрачный взгляд.

— Надо полагать, это похожее на волка существо, обгладывающее кость, — та самая милая собачка, которую Лаура сегодня при­вела домой.

— Бедняжка замерзла и хотела есть, и ей некуда было идти, — объяснила Софи, разгла­живая скатерть рукой. — Я заверила Лауру, что такой благородный человек, как вы, никог­да не бросит животное на верную гибель.

Дэниэл поставил бокал на стол.

— Вы так ей сказали?

Софи кивнула, и на ее губах появилась улыбка, когда она взглянула на него.

— Вы — слишком добрый человек, чтобы прогнать несчастное беззащитное животное.

Дэниэл поднял темные брови, глядя на Со­фи, как человек, до конца осознавший, что его загнали в угол.

— Вам стоило посмотреть, как наша ма­ленькая Меган привязалась к псу. — Софи сло­жила на коленях руки. — Просто прелесть! Вы буквально осчастливили девочку, позволив Цыгану остаться у нас.

Дэниэл шумно вздохнул. Он поджал губы и обратил свой мрачный взгляд на Лауру — воплощение человека, собирающегося принять решение.

Коннор почувствовал, как Лаура, стоявшая рядом с ним, напряглась, ожидая услышать вердикт отца.

— Поскольку ты привела это животное в дом, то тебе и отвечать за него, — уголок рта Дэниэла искривился, как будто он старался подавить улыбку. — Надеюсь, ты позаботишься, чтобы собака получала достаточно пищи и не приходила в столовую во время обеда. Лаура выдохнула из груди воздух. — Хорошо. Можешь положиться на меня.

— Несносность этого человека превосхо­дит все границы. — Лаура провела щеткой по вымытым волосам. — Смеяться надо мной, как будто я играю в спектакле!

На ее губах появилась улыбка, когда она мысленно восстанавливала подробности про­исшествия. Глубоко внутри зародившись, на­растал смех и, наконец, она была не в состоя­нии его сдержать. Боже милосердный, можно себе представить, как нелепо она выглядела!

Лаура смотрела на свое отражение, видя в зеркале улыбающееся лицо с пунцовыми ще­ками. Но оно казалось ей лицом незнакомки. Когда в женщине, которую она знала как Ла­уру Салливен, начали совершаться изменения? Когда разум и ответственность стали казаться ей петлей вокруг шеи?

Она положила щетку с серебряной ручкой на вышитую салфетку, постеленную на туалет­ном столике розового дерева. Лаура сама вы­шила на салфетке изящные розовые бутоны с изумрудными листьями и сложную кружев­ную бахрому. Вышивание помогало ей убить время, заполнить пустые часы. Сейчас ей каза­лось, что она всю жизнь убивала время. Все ее дни были пустыми до того мгновения, как в ее жизнь ворвался Коннор.