Между тем люди Джеймса и те воины, что привел с собой Малколм, уже заканчивали сооружать пандус. Джеймс спустился вниз первый, а Малколм помог спуститься Давине. Усевшись за стол в Большом зале, Джеймс тотчас же осушил кружку эля, а затем еще и кружку воды. Живительная влага если и не вернула ему силы, то вернула способность соображать, и теперь он задавал себе бесчисленные вопросы, требовавшие немедленных ответов. И действительно, кому они с Давиной мешали? Кто хотел их смерти?

Джеймс обвел хмурым взглядом собравшихся в зале людей – усталых и перемазанных сажей. Они отдали все силы, спасая их с Давиной, – но есть ли среди них предатель или предатели? И если есть, кто они?

– Джеймс, позволь мне заняться твой рукой, – сказала Давина. – Моя служанка Коллин уже принесла мазь из кладовой.

Давина поставила на скамью корзину с чистым полотном для перевязки и глиняный горшочек с какой-то мазью, имевшей отвратительный запах. «Неужели такой гадостью можно лечить людей?» – подумал Джеймс, поморщившись. Заметив, что руки у Давины все еще дрожали, он решил, что она затеяла всю эту возню с его рукой еще и для того, чтобы хоть чем-то отвлечься и успокоиться. Он старался ей не мешать и не издавал ни звука, даже когда она зашивала его рану. Ради нее он готов был на все.

– Вот и все, – сказала наконец Давина и улыбнулась. Но было очевидно, что ее что-то очень беспокоит. – Шрам, наверное, останется, но ведь все могло бы кончиться гораздо хуже, верно? Я наложила несколько швов, чтобы поменьше крови вытекало. И надо держать руку в чистоте, а также молиться, чтобы рана не загноилась. – Немного помолчав, она вдруг нахмурилась и прижала к щеке его ладонь.

– Не беспокойся, у меня нет жара, – пробормотал Джеймс.

– Но я на всякий случай приготовлю настой от лихорадки, – сказала Давина и тотчас же стала рыться в стоявшей рядом с ней корзине.

Джеймс чувствовал, что рука его была словно в огне, но любовь, которую он видел в глазах жены, помогала забыть о боли.

– А где леди Джоан? – неожиданно спросил Малколм.

– Не может быть, чтобы она спала и ничего не слышала, – сказал Джеймс. – Пусть кто-нибудь приведет ее сюда.

Леди Джоан появилась только через час – вошла в Большой зал и царственной походкой направилась к Джеймсу. Горничная Джоан семенила следом за хозяйкой. Дождавшись, когда служанка сотрет сажу со скамьи, Джоан присела на край, скрестив ноги в лодыжках. Изящным взмахом руки она расправила юбку на коленях и с демонстративным безразличием посмотрела на Джеймса.

На Джоан было нарядное платье из синего шелка – того же оттенка, что и ее глаза, – а горловину и подол наряда украшала замысловатая вышивка золотой нитью. Ее золотистые волосы, тщательно заплетенные и уложенные короной вокруг головы, покрывала белая вуаль из тонкого полупрозрачного шелка. Держалась же она на голове благодаря золотому венцу, украшенному драгоценными камнями. Джоан выглядела совершенно безупречно, то есть именно так, как должна была выглядеть знатная богатая леди. А ведь совершенства добиться нелегко – на это требовалось немало сил и времени… Что ж, ничего удивительного, что ее так долго пришлось ждать.

Джоан не задала ни одного вопроса, и ее самообладанию можно было только позавидовать. Но столь противоестественное отсутствие любопытства, пожалуй, играло против нее, потому что возбуждало подозрения.

Джеймс едва сдерживался – ему ужасно хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть как следует. Взглянув на брата, он убедился в том, что не его одного раздражала эта женщина. Но, разумеется, ни один Маккена никогда не опустился бы до того, чтобы поднять на женщину руку.

Джеймс не торопился начинать допрос. Сделав глоток эля, он утер губы и, помолчав немного, наконец сказал:

– Хорошо, что ты все-таки изволила присоединиться к нам, Джоан. Полагаю, пожар прошел для тебя без последствий.

– Со мной все хорошо, – сказала Джоан и, театрально вздохнув, добавила: – Если, конечно, не считать того ужаса, что мне пришлось пережить.

– Неужели?… – с усмешкой протянул Малколм. – По вас и не скажешь, что вы испугались. Вы выглядите совершенно спокойной. Да и одеты так, словно на прием к королю собрались.

Джоан в раздражении передернула плечами.

– А вы бы предпочли, чтобы я пришла сюда в ночной сорочке, не так ли, сэр Малколм?

Малколм пристально уставился на леди Джоан, но его взгляд никак на нее не подействовал.

– И никто не узнал того парня, что напал на Джеймса, – продолжал Малколм. – Мы хотим, чтобы и вы взглянули на тело и сказали, знаете ли вы этого человека.

Джоан брезгливо поморщилась.

– Мне не хотелось бы смотреть на труп.

– Это не просьба, миледи, – прищурившись, пояснил Малколм.

Джоан тяжко вздохнула и пробурчала:

– Что ж, если вы приказываете… Хорошо, я посмотрю на тело. Но если никто не смог его опознать, то с чего же вы решили, что я смогу?

– Вы живете здесь дольше, чем мы, и, скорее всего, встречали больше местных жителей, – пояснил Джеймс.

Джоан посмотрела на него как на назойливое насекомое.

– Я не замечаю ни слуг, ни крестьян, – заявила она. – А если кого-то и знаю в лицо, то только свою горничную.

– Тело там, – сказал Малколм, указав в дальний конец зала.

Джоан слегка покачнулась, когда вставала. Малколм протянул ей руку, но она демонстративно предпочла опереться на руку своей служанки. Горничная Джоан нервно облизывала губы, подводя свою госпожу к телу юноши.

– Никогда прежде не видела этого беднягу, – заявила Джоан и перекрестилась.

– А как насчет вашей служанки? – резко спросил Малколм.

Горничная Джоан смертельно побледнела – казалось, вот-вот лишится чувств.

– Я не знала этого… парня, – в страхе пролепетала она.

Опираясь на руку горничной, Джоан вернулась к столу и с царственной медлительностью снова уселась на скамью.

– А вы, похоже, не очень-то взволнованы пожаром и нападением на мужа вашей кузины, – заметил Малколм.

– Нет, ошибаетесь. – Джоан взглянула на Джеймса. – Я глубоко потрясена произошедшим. Простите меня, сэр Малколм, за то, что я не устраиваю перед вами истерик, но я считаю подобное поведение в равной мере недостойным и нежелательным.

– Вы можете назвать причину, по которой кто-то хочет расправиться с Джеймсом и Давиной? – спросил Малколм.

– У всех есть враги, разве не так? И конечно же, у меня они тоже имеются. Однако у меня нет ни времени, ни желания задумываться о том, кто и почему желает зла моей кузине. – Джоан, кажется, поняла, что сказала лишнее, и, изобразив сочувствие, добавила: – Но меня очень расстраивает даже сама мысль о том, что мою кузину и ее супруга пытались убить.

Джеймс пристально посмотрел в глаза Джоан, надеясь, что она выдаст себя. Но взгляд ее не выражал ровным счетом ничего; она прекрасно умела скрывать свои чувства.

– Кто-то послал сюда этого парня с соответствующим заданием, – проворчал Малколм. – Но кто именно?…

– К несчастью, тот единственный человек, который мог бы ответить на ваши вопросы, мертв. В следующий раз, Джеймс, ты, возможно, учтешь свою сегодняшнюю ошибку и не станешь торопить смерть своих врагов, – язвительно заметила Джоан.

Джеймс замер на мгновение, потом спросил:

– Это что, предупреждение?

– Какая чушь! – Джоан вспыхнула и отвернулась; впервые ее невозмутимость дала трещину. – Я всего лишь сказала, что тебе не следует терять бдительность.

– Спасибо за заботу, – с сарказмом в голосе ответил Джеймс.

– А теперь, если я вам больше не нужна, я вернусь в постель, – сказала Джоан.

– Нет, мы с Давиной будем спать в твоей постели до конца этой ночи, – заявил Джеймс.

– А где же буду спать я? – в ужасе прошептала Джоан.

– Ну… например, здесь, в Большом зале. В восточном углу. Я велю своему пажу, чтобы нашел для тебя матрас, протянул вокруг него веревку и повесил одеяло. Вот и будет у тебя отдельная спальня.

– Как ты смеешь так со мной обращаться?! – в ярости воскликнула Джоан, повернувшись к Давине.

– Джеймс – хозяин этого замка, и он будет спать так, как положено хозяину, то есть в нормальной кровати. Наша спальня пропахла дымом, и мы там оставаться не можем, – сказала Давина.

– Тогда отберите кровать у Малколма! – закричала Джоан.

– Малколм спит в казарме, – пояснила Давина. – А я должна находиться рядом с Джеймсом, чтобы следить за раной: она может воспалиться.

– Но на моей кровати мое личное белье! – завопила Джоан.

– Я прослежу за тем, чтобы его потом постирали, – сказала Давина.

– Что ж, вижу, у меня нет выбора, – процедила Джоан сквозь зубы.

– Конечно, нет, – с веселой улыбкой подтвердил Джеймс – наконец-то хмель на него подействовал. – Но если тебя не устраивает матрас на полу, то я могу предоставить тебе эскорт до замка твоего мужа.

Джеймс никак не ожидал увидеть в глазах Джоан такой жуткий страх. Должно быть, Давина тоже его увидела. Она подошла к кузине и, легонько обняв ее, проговорила:

– Ты должна простить моего мужа. Мы все очень устали и находимся не в лучшем расположении духа.

– Ничего, я привыкла к мужской жестокости, – сквозь зубы процедила Джоан. – Мне надо забрать кое-что из своей спальни. Я могу идти?

– Спокойной ночи, – небрежно кивнул ей Джеймс.

Смерив его напоследок презрительным взглядом, Джоан вышла из зала.

– Боюсь, она будет дуться на нас еще неделю, – со вздохом сказала Давина.

– Может, это заставит ее поторопиться с отъездом, – проворчал Джеймс.

Заговорщически подмигнув брату, Малколм заметил:

– Ты всегда можешь отправить послание ее мужу.

– Нет! – воскликнула Давина. – Я согласна, у Джоан тяжелый характер, и она временами бывает очень неприятной. Но я видела ее синяки! Жестокость ее мужа ничто не оправдывает. И отправить ее туда, где ее будут избивать, я не могу. Не смогу с этим жить.

– Не переживай, любовь моя. Мы не выставим Джоан из дома, – сказал Джеймс и, взглянув на перевязанную руку, несколько преувеличенно застонал. – Рана болит, сил нет. У тебя не осталось еще настойки?