Джеймс гнал прочь мысли о Давине, но из этого ничего не получалось – мысли о ней крепко засели у него в голове. Да и как забыть о ней, если из-за необъяснимой прихоти отца ему пришлось стать невольным свидетелем ухаживаний своего старшего брата. А что, если Малколму все же удастся ее соблазнить?

Джеймс знал, как бы он поступил, если бы на Святую землю все еще уходили корабли с крестоносцами. Там он по крайней мере знал, зачем просыпался каждое утро. У воина, как известно, хватает забот, и ему некогда казнить себя за былые ошибки.

К тому же за эти пять лет он приобрел множество полезных навыков и изучил все секреты воинского мастерства. Наверное, он мог бы вполне прилично зарабатывать, сражаясь на рыцарских турнирах. Но даже если он изберет для себя эту стезю, то все равно придется ждать до весны. Зимой турниры не проводят, и жить сейчас ему придется здесь, в замке. Значит, остается лишь терпеть, стиснув зубы, да молиться о том, чтобы Давина вернулась домой сразу после праздников.

– Она сильно изменилась? – спросила у Джеймса мать.

Он болезненно поморщился. Проклятие, что с ним творится?! Погруженный в мысли о Давине, он даже не услышал, как к нему подошла мать.

Не смея посмотреть матери в глаза, Джеймс с деланым безразличием спросил:

– Ты говоришь о леди Давине?

Леди Айлен с улыбкой кивнула.

– Да, конечно. О ком же еще? В свое время ты жил у Армстронгов несколько месяцев. Вы не могли не видеться постоянно.

Взгляд Джеймса подернулся дымкой, когда он попытался представить Давину такой, какой она была пять с лишним лет назад. Как он любил ту бойкую девушку! И ведь счастье было так близко! За что же его столь жестоко обманула судьба? Нет в жизни справедливости – хоть возмущайся, хоть смирись.

– Джоан, дочь лэрда Армстронга, – вот та была настоящей красавицей. К тому же она знала себе цену и умела подчеркнуть свою красоту. Все смотрели с восхищением на нее, я тоже. А Давину я почти не помню, – добавил Джеймс, пожимая плечами.

Он не любил лгать. И ему было особенно стыдно лгать матери, которая никогда не обделяла его любовью и вниманием.

Леди Айлен окинула сына пристальным взглядом.

– А где ты был, когда напали на Давину?

Джеймс вздрогнул и замер на несколько мгновений. Потом посмотрел прямо в лицо матери и тихо спросил:

– Что тебе известно о том дне?

– Ничего. Я лишь знаю, что она подверглась насилию и случившееся с ней в тот день отчасти объясняет ее нежелание выходить замуж.

Джеймс судорожно сглотнул. Он всегда боялся этого момента, но знал, что его не избежать.

– Это случилось из-за меня, – проговорил Джеймс хриплым шепотом. – Я должен был спасти ее.

Он услышал, как его мать тихо вздохнула.

– Из-за этого ты и покинул Шотландию?

– Да.

Леди Айлен помолчала немного.

– Я всегда знала, что ты не просто так уехал. Но почему ты вначале не повидался с нами?

– Я вас опозорил. Я не мог. Мне было стыдно перед вами.

– Но тебе нечего стыдиться, мой мальчик. Что бы ты ни сделал, мы можем понять тебя и простить.

Джеймс видел, как просветлело лицо матери. А сейчас в глазах ее была любовь. Он вдруг снова чувствовал себя мальчишкой, провинившимся мальчишкой, обласканным всепрощающей материнской любовью.

Леди Айлен смотрела на сына долго и пристально. Наконец спросила:

– А что сейчас?

– Я научился с этим жить, – признался Джеймс, надеясь, что мать удовлетворится его ответом и прекратит допрос.

– Если ты не хочешь об этом говорить, я не буду настаивать, хотя мне и понятно, что ты сказал далеко не все. Ты пытаешься скрыть правду, но я вижу, как ты смотришь на Давину.

Джеймс переминался с ноги на ногу, не зная, куда деваться от смущения.

– Ты все это себе придумала, мама.

– Так ли? Ох, поверь мне, мой мальчик, я-то все вижу… Вижу, что временами ты смотришь на нее так, словно она твоя последняя надежда на счастье. Ведь так, Джеймс?

Он сделал глубокий вдох. Отважившись наконец взглянуть матери в глаза, Джеймс понял, что она знала правду. И лгать ей было бы глупо.

– Было время, когда я действительно так думал, – признался он. – Но это время прошло.

– Так что же произошло между вами? – спросила Айлен.

– Что было, того не вернешь. Что разбито, того не склеить, – глухо пробормотал Джеймс.

В глазах матери появился блеск – казалось, в голове у нее зрел какой-то хитроумный план.

– Но что мешает тебе построить мост через пропасть, что вас разделила? – спросила она.

– Слишком поздно.

– Нет, не поздно, – заявила Айлен. – Ничего не поздно изменить, пока не произнесены брачные клятвы. Или ты хочешь, чтобы она вышла за Малколма?

– Она не выйдет за него.

– Откуда такая уверенность? Твой брат знает подход к женщинам, и, судя по всему, он поставил перед собой цель сразить ее своим очарованием.

Джеймс поймал себя на том, что гневно раздувает ноздри.

– Она не выйдет за него, – повторил он, сжимая кулаки.

– И все же… Если Давина выйдет за твоего брата, я хочу быть уверенной в том, что у нее не осталось к тебе никаких чувств. Как и у тебя к ней.

– Я не буду за ней ухаживать, мама. – Удивительно, но он сказал это почти спокойно.

Леди Айлен вздохнула, потом вновь заговорила:

– Ты так же упрям, как твой отец. Я не требую от тебя ничего такого, что причиняло бы тебе боль. Но я не позволю тебе прятаться от нее. Впрочем… Довольно о чувствах. Давай поговорим о деле. Скоро праздник, и мы уже начали развешивать рождественские гирлянды. Но, как всегда, нам не хватило тех веток, что собрали дети слуг. Так вот, я хочу, чтобы ты отправился в лес за еловыми ветками, плющом и омелой. И возьми с собой Давину.

Джеймс хотел наотрез отказаться, но тут вдруг подумал: «А ведь не помешает лишний раз убедиться в том, что Давина не выйдет за Малколма».

Коротко кивнув, Джеймс произнес:

– Что ж, если тебе это доставит удовольствие, то я сделаю это.

Глава 11

– Немедленно перестань ныть, иначе сама будешь искать дорогу до замка, – сказал Джеймс своей строптивой племяннице, сопроводив угрозу взглядом, от которого и бывалым воинам становилось не по себе.

– Не надо так, Джеймс! – воскликнула Давина, вступившись за девочку.

– Ты хочешь сказать, что ее визг не действует тебе на нервы?

– Может, этот звук и не очень приятен, но ведь ты должен понять, что малышка напугана, – заметила Давина.

– У меня пальчик болит, – жалобно протянула Лилея, демонстрируя Джеймсу уколотый палец.

– Вот видишь, она не только напугана, но еще и поранилась, – сказала Давина.

«Да в своем ли они уме? – думал Джеймс. – Поранилась? Чем? Хвойной иголкой? А если бы она настоящей иглой укололась, то мы бы, верно, оглохли от ее визга!»

– Мы ее оба предупреждали не раз, чтобы не трогала остролист, – пробурчал Джеймс. – Сама виновата, что укололась.

Давина строго смотрела на девочку, но голос ее был мягким и ласковым, когда она тихо сказала:

– Милая, не надо трогать колючие ветки. Ты поняла?

Джеймс видел, как Лилея надула губы. Все она прекрасно слышала, и все она поняла – вот только не желала подчиняться!

Джеймс уже не раз пожалел о том, что согласился взять Давину с собой в лес. Он и сам не вполне понимал, какие чувства испытывал к Давине, одно лишь знал точно: она заставляла его страдать. Когда Давина предложила взять с собой на прогулку Лилею, он был только за – рассчитывал, что девочка создаст между ними нечто вроде защитного барьера, сгладит остроту боли, которую неизменно вызывало у него присутствие Давины. Увы, ему и в голову не могло прийти, что Лилея не сгладит ситуацию, а, напротив, обострит ее.

– Уже темнеет, – сказал Джеймс. – Мы отъехали от замка гораздо дальше, чем я собирался. Пора возвращаться.

– Но я хочу собрать еще плюща… – заныла Лилея. – Ой, там что-то есть! – вдруг радостно воскликнула девочка и помчалась по скользким камням к скале, покрытой какой-то зеленой растительностью.

– Лилея, вернись на тропинку! Опасно бегать по камням, упадешь! – закричала Давина, бросившись следом за девочкой, но та сделала вид, что не слышала, и убегала все дальше.

– Черт бы ее побрал! Она что, мох от плюща отличить не может? – проворчал Джеймс.

С неба посыпалась ледяная крупа, и он стал торопливо заталкивать найденные ветки в седельную сумку. Покончив с этим, Джеймс погладил по шее уставшего жеребца, затем взглянул на Давину, пытавшуюся догнать несносную девчонку. Сам он не собирался участвовать в этой игре в догонялки. В конце концов, это не он придумал взять с собой маленькую бестию. Пусть теперь сама отвечает за последствия своих решений.

Джеймс в очередной раз посмотрел на небо, сыпавшее крупным градом.

– Что они там застряли? – пробурчал он себе под нос.

И тут вдруг раздался отчаянный визг Лилеи:

– Помогите! Я падаю!

Джеймс нахмурился, скрестив руки на груди. Он нисколько не сомневался в том, что его племянница просто играла, приглашая их с Давиной погоняться за ней.

– Джеймс, пожалуйста, скорее сюда! – крикнула Давина.

Тяжко вздохнув, Джеймс неспешно пошел на крик. Ему надоели эти детские шалости. Надоело потакать капризам несносной девчонки. Он устал, замерз, и больше всего ему сейчас хотелось поскорее вернуться домой, сесть у огня и выпить кружку горячего пряного вина.

Он увидел Давину, как только поднялся на гребень скалистого холма. Что ж, теперь стало понятно, почему Лилея внезапно пропала из виду.

– Осторожно, – предупредила его Давина, но он и сам чувствовал, как скользят подошвы по обледеневшим камням.

Джеймс едва не скатился к расщелине между камнями. Осмотревшись, спросил:

– Где же девочка?

Глаза Давины расширились от ужаса, и она прошептала:

– Я не могу ее найти. Я слышала ее крик, но теперь она молчит.