Джеймс стиснул зубы, повел плечами, чтобы расслабить затекшие мышцы, и встал с кровати. Внезапная слабость и головокружение напомнили ему о том, что он накануне переусердствовал с выпивкой.

Нетвердой походкой Джеймс прошел к двери и распахнул ее. Скрипнули кожаные петли, и от этого противного скрипа голова разболелась еще сильнее. Увидев в коридоре молоденького пажа и заметив недовольную мину паренька, Джеймс усмехнулся про себя. Как видно, мальчишке не по душе было то, что ему поручили. Он, очевидно, считал для себя унизительным прислуживать второму сыну вождя.

Джеймс провел ладонью по лицу, после чего на мгновение прижал пальцы к пульсирующим болью вискам. И вдруг рявкнул:

– Принеси мне горячей воды для умывания! И еще – кувшин эля и что-нибудь поесть!

Джеймс криво усмехнулся, заметив, как недовольство на лице паренька сменилось страхом. Мальчик со всех ног бросился выполнять поручение своего господина. Джеймс выругался сквозь зубы, глядя ему вслед. В горле у него пересохло, а живот сводило от голода. Он не хотел напугать мальчишку настолько, чтобы тому понадобилась вечность, дабы набраться мужества для возвращения.

Захлопнув дверь, Джеймс вернулся к кровати и присел. От простыней пахло розмарином и лавандой. Пуховая подушка так и манила к себе, но он устоял перед искушением рухнуть на нее головой и вновь провалиться в сон. Чтобы заставить его нарушить установленный распорядок, аромата розмарина, собранного заботливыми материнскими руками, и чистого постельного белья из лучшего льна, вышитого теми же руками, было маловато. Джеймс не собирался отменять свою ежедневную тренировку только потому, что вернулся домой.

К тому же, если он не хотел встречаться с бывшей возлюбленной, то лучшего занятия не сыскать – едва ли Давине придет в голову заглянуть на площадку, где обычно разминалась замковая стража. События вчерашнего вечера не оставили у него сомнений в том, что он должен навсегда вычеркнуть ее из своей жизни, выбросить из головы. Ему даже думать не хотелось о том, что ждало его в том случае, если у него вновь возникнут чувства к этой женщине. Он и так знал, что его ждало. Разбитые мечты и крушение иллюзий…

Но как выбросить ее из головы, если она каждый день будет появляться перед его глазами?

Дверь открылась, и в комнату вошел паж. Тощие руки мальчика посинели от натуги – поклажа весила едва ли не столько же, сколько он сам. Джеймс поднялся ему навстречу, желая помочь, но тут же передумал. Похоже, мальчишке не хватало уверенности в себе. Успешное выполнение своего долга поможет ему выковать характер.

Осторожно опуская на стол поднос с едой, паренек нервно прикусывал нижнюю губу. Затем настала очередь кувшина с элем, а потом – не слишком чистой на вид кружки. Оставалось только избавиться от опасно накренившегося таза с горячей водой, который паренек кое-как удерживал у локтевого сгиба левой руки.

– Поставь воду на стол у окна, – приказал Джеймс.

Паж вздрогнул в испуге, затем, торопливо семеня, подошел к столу и поставил таз куда было приказано. Половина воды расплескалась по дороге.

Джеймс хмуро смотрел на лужицы драгоценной горячей влаги, растекавшейся по полу. Он гордился тем, что наводил страх на врагов, но запугивать пажа, чей страх делал его неуклюжим… Это, наверное, излишне.

– Как тебя зовут? – спросил Джеймс.

– Ко… Колин, сэр. – У паренька дрожал подбородок.

– И какой же сегодня день, юный Колин?

Лицо паренька от растерянности вытянулось.

– Сегодня вторник, сэр.

– Понятно. – Джеймс машинально потирал пальцами шрам под скулой, вспоминая холодок от лезвия ножа, прижатого к горлу. И еще он помнил, как в изумлении расширились глаза врага, когда он воткнул ему нож под ребро и провернул его в ране. – Так вот, по вторникам я не ем пажей на завтрак. Ясно?

– Да, сэр.

– Я оставляю это удовольствие на пятницу. Советую об этом помнить, – добавил Джеймс.

Но улыбка, на которую он рассчитывал, так и не появилась на лице Колина; казалось даже, что он еще больше струхнул. Сжалившись над мальчишкой, Джеймс отпустил его взмахом руки.

– Я могу идти? – с надеждой в голосе спросил Колин.

Джеймс молча кивнул, и парень тотчас же выбежал из комнаты. Впрочем, Джеймс успел заметить, как вспыхнули благодарностью глаза мальчишки.

Джеймс тяжко вздохнул. Опять это проклятое чувство вины! Оно стало для него настолько привычным, что он уже не представлял свою жизнь без нее. Парень был благодарен ему за то, что он позволил ему сбежать. Что он, людоед? Или прокаженный? Сначала Давина, а теперь Колин. Кто следующий?

Джеймс ополоснулся до пояса уже порядком остывшей водой, после чего в той же воде вымыл кружку. Аппетит пропал, но он все же поел овсяных лепешек и сыра, запив все это элем.

Одевался Джеймс не спеша. Ему не хотелось спускаться в главный зал, когда там люди. Он был не в настроении ни с кем болтать, а особенно со своими родственниками.

Убирая меч в ножны, Джеймс в очередной раз спросил себя, не допустил ли он ошибку, покинув Святую землю.

Жизнь крестоносца полна опасностей, но зато она проста и понятна. Ты тренируешь тело, ты сражаешься, ты промываешь раны, хоронишь мертвых, ешь, спишь, просыпаешься – и все повторяется в том же порядке.

За прошедшие годы Джеймс свыкся с таким «размеренным» существованием в окружении таких же, как и он, отщепенцев, находившихся вдали от родины, вдали от тех, кого они когда-то любили. Он привык к суровым условиям и научился не замечать ни телесных страданий, ни душевных.

Уже во дворе Джеймс осмотрелся. Солнце все никак не могло пробиться сквозь серые тучи. А где-то вдали тонули в тумане вершины зубчатых скал. Вчера вечером, когда Джеймс подъезжал к дому, любуясь величественным пейзажем, он думал о том, что никогда не видел ничего прекраснее родных гор. «Даже воздух тут пахнет по-другому», – думал Джеймс, вдыхая терпкий и влажный аромат сосен. Воздух этот бодрил и поднимал настроение – пусть даже холодная сырость пробирала до костей. Господи, как же ему всего этого не хватало!

В этот утренний час повсюду в замковом дворе шла какая-то работа. Женщины с тяжелыми корзинами, наполненными только что постиранным бельем, торопились развесить его пораньше, чтобы оно успело высохнуть за день. А из дверей кухни исходил аппетитный запах свежего хлеба, смешивавшийся с куда менее аппетитными запахами, исходившими из конюшни и хлева.

На площадке уже собралось немало воинов, но звона мечей слышно не было; вместо того чтобы упражняться, воины были заняты разговорами. С появлением Джеймса разговоры стихли, и люди из замковой стражи занялись наконец делом.

Джеймс отыскал взглядом Малколма. Тот бился на мечах с пареньком, у которого едва начала пробиваться щетина. И тут вдруг Джеймс понял, что поможет ему обрести душевное равновесие.

Внезапно Малколм обернулся и, широко улыбнувшись, произнес:

– О, вижу, ты наконец вылез из теплой постели, братец. А мы думали, ты весь день проваляешься.

– Весь день валяться мне не по силам, а вот все утро – в самый раз, – проворчал Джеймс.

– А я думал, крестоносцы ни на час с мечом не расстаются, – насмешливо заметил старший брат.

– Так и есть. Жизнь у крестоносцев трудная – не то что у тех, кто живет в шотландских горах. – Джеймс наблюдал за братом, гадая, насколько быстро сможет его разозлить. – Ты, я вижу, все еще любишь сражаться с мальчишками, у которых молоко на губах не обсохло. Легко демонстрировать ловкость и силу, когда соперник – неопытный юнец.

Джеймсу удалось добиться желаемого.

– Я умею и люблю обучать молодых, – сквозь зубы процедил Малколм. – Не хочешь ли и ты показать, на что способен?

– Это можно, – с деланым безразличием ответил Джеймс. – Но только в том случае, если ты найдешь мне достойного противника.

– Сэр Малколм лучше всех владеет мечом, – заявил один из молодых воинов, и все остальные дружно закивали в знак согласия.

– Что ж, я готов сразиться с тобой, брат, – сказал Малколм без тени улыбки.

– Вашей матери это не понравится. – Маккена-старший тотчас же подошел к ним и встал между сыновьями.

Джеймс поднял глаза к небу, чтобы определить время по солнцу, потом спросил:

– Разве мать сейчас не на службе? Или она изменила своим привычкам и перестала ходить в церковь?

– В это время она всегда посещает мессу, – ответил отец, едва заметно усмехнувшись.

– Тогда нам стоит поторопиться, – заявил Джеймс.

Вокруг братьев тотчас собрались зрители, приветствуя участников поединка хлопками и ободрительными возгласами. Джеймс слышал, что некоторые из них начали делать ставки, но нисколько не удивился тому, что на него решились поставить лишь очень немногие (в клане Маккены было не принято ставить против наследника вождя). Поэтому, надевая шлем, Джеймс мысленно пообещал этим немногим, что им не придется жалеть о своих ставках. Пусть все увидят, что и он – достойный сын своего отца.

Малколм с боевым кличем вытащил меч из ножен, и Джеймс усмехнулся, решив использовать элемент неожиданности, чтобы сразу получить преимущество. Вместо того чтобы тратить силы на крик, он атаковал молча, и клинок его со свистом рассек воздух. Стремительный выпад – и Малколм согнулся пополам от боли; Джеймс тупой стороной меча ударил его под дых.

Едва держась на ногах, Малколм взревел и сделал широкий замах, целясь в брата, но Джеймс вовремя пригнулся, и все же клинок просвистел так близко от его лица, что он почувствовал дыхание смерти. Чуть помедлив, Джеймс сделал ложный выпад влево перед тем, как провести стремительную атаку справа. Однако Малколм был готов – блокировал удар, подставив меч. Сталь звонко ударилась о сталь. Потом – еще раз. И еще…

А толпа ликовала. Было очевидно, что каждый из соперников обладал ловкостью и силой, да и в мастерстве ни один из них не уступал другому. Джеймс чувствовал, как по спине его струился пот. Малколм был выше ростом, что давало ему преимущество, но Джеймс знал, что он проворнее брата.