Джо Беверли - Возлюбленная демона

Золотая Лилия.

Он глубоко вдохнул весенний воздух, ценя его как марочное вино. Он благословлял тепло солнца на лице.

Но пока он дошел назад, к своим комнатам, его осторожность выросла. За двадцать тысяч фунтов миссис Селестин должна хотеть большего, чем обожающий сопровождающий. Чего? Он проглотил наживку, и теперь его будут заманивать.

Несмотря на отрицания, возможно, она искала интимной связи. Он подавил смешок. Если так, он стал самой высокооплачиваемой шлюхой в Лондоне, независимо от того какие у нее вкусы!

На самом деле, ему почти понравилась эта мысль. Он хотел бы растопить это омерзительное ледяное самообладание, увидеть ее плоть, стать неорганизованным, непослушным, диким…

Безумие. Скорее всего, в постели она останется такой же ледяной и спокойной.

Когда оборванец подметальщик на перекрестке торопливо очистил лошадиный помет с его пути, он достал шестипенсовик, пенс и грош, и бросил их парню. Слыша восторженное мальчишеское «спасибо», звенящее в воздухе, Ван прогуливался, чувствуя, как в нем разгорается оживленность.

С трудом он признал свою беду и проблему. Как давно он почувствовал это? Несмотря на приказ своей работодательницы не трогать ее без ее же разрешения, через шесть недель ухаживаний и дружбы, он сможет узнать, так ли она холодна в постели.

Даже слуга заслуживает развлечения.

Проходя по пути домой мимо оружейного мастера, он, тем не менее, вспомнил о кремне и нащупал его в кармане. Это его успокоило. Если странная миссис Селестин потребует что-то недопустимое, у него есть легкий выход.

Следующей ночью Мария вошла в особняк Йоувила в состоянии необычного смятения. Немногие предположили бы это, поскольку скрывать эмоции вполне в ее характере, но она знала, что это так, и знала почему.

Он заплатил свои долги. Все сплетничали об этом так же, как сплетничали и о губительной ночи за игорными столами.

Где он взял деньги, спрашивали они.

Пошел к ростовщикам? Если так, несчастный он человек.

Снова проиграется? И что тогда?

Печальный случай, соглашались и мужчины, и женщины. Герой войны. Прекрасный старинный род. И все же, никакой надежды. Отец разорил поместье, а у сына нет сердца, чтобы начать заново на пустом месте. Позор для такого многообещающего молодого джентльмена.

Многообещающий молодой джентльмен.

Слушая это, Мария думала о полуприкрытых веках заросшего щетиной мужчины в измятой одежде, и том, как он забрал у нее пистолет. Обещание? Чего? Возможно, тот факт, что он все еще оставался джентльменом, помешал ему выстрелить в нее.

Если он джентльмен, то отработает свой долг. И будет здесь сегодня вечером. Это пугало ее почти так же, как если он не появится. Если он придет, то ей придется иметь с ним дело.

В течение шести недель.

Он действительно пугал ее, причем лишь малая толика была страхом, что он нападет на нее. Вместо этого оставался страх перед энергией и силой, которую он источал. Она хотела отступить. Оказаться в безопасности.

Или еще хуже, она хотела прижаться ближе, вдохнуть ту энергию, поглотить ее, сдаться ему. Однажды она уже сдалась своей физической природе, и жила, сожалея об этом.

Она больше не выставит себя дурочкой.

Харриетт знала, что она чувствует. Тетя была единственным человеком, который знал все, и теперь она искоса взглянула на нее и улыбнулась – своеобразное «выше нос!» перед испытанием.

Они поприветствовали герцога и герцогиню – герцогиня была троюродной кузиной Марии – и их дочь. Леди Феодосию, которой положено быть здесь. Потом они двинулись в гостиную, и оттуда в сверкающий бальный зал.

Приглашения на вечер были, конечно же, невероятно популярны, поэтому двигаться приходилось осторожно, чтобы избежать давки. Должно быть, трудно найти ее добычу. Или ему найти ее. Мария чувствовала абсурдное искушение залезть на один из стульев, стоящих вдоль стен, чтобы видеть и быть замеченной.

– Я не вижу его, – сказала Харриетт, поднявшись на цыпочки.

– Не поднимай шум, – зашипела Мария, улыбнувшись и повинуясь знаку леди Тревис. Приятная леди с красивым, полным надежд сыном, а значит, ей предстоит разочароваться.

Многие охотились за ее состоянием. Она не лгала Вандеймену об этом, или о том, что заплатит целое состояние, чтобы иметь возможность посещать светские вечера без этой толпы, о которой она думала как о рое своих ос. Она увидела, как двое из наиболее постоянных поклонников бросились ей навстречу.

Она получила десять предложений. Десять. Сняв траур всего несколько недель назад.

Конечно, все дело не только в деньгах, признала она, приветствуя лорда Уоррена и сэра Берли Фокса. Она была Данпот-Ффайф. Брак с Морисом не принес пользы ее репутации, но, в конце концов, он умер, и оставил ее очень богатой вдовой с превосходной родословной. Банка варенья для ос.

Она улыбалась и болтала, пытаясь не выделять кого-либо из мужчин и парируя наиболее неуклюжие попытки флиртовать или польстить. Где Вандеймен? Почему его здесь нет?

Она замерла прямо посреди праздной беседы с герцогиней. Что, если он заплатил свои долги и пошел домой, чтобы застрелиться?

– Мария?

– О! Мне так жаль, Сара. Конечно, я буду патронессой вашего благотворительного общества для раненых солдат. Правительство должно было сделать намного больше. И, в конце концов, Морис много заработал, снабжая армию.

Она заплатит, чтобы загладить свою вину – перед солдатами, которые носили дрянную обувь и форму, и лордом Вандейменом, который был уничтожен. Благотворительные учреждения для военных были страстью Сары Йоувил, потому что она потеряла своего младшего сына при Ватерлоо. Сегодня вечером она была одета в темно-серый и черный.

Мария помнила лорда Дариуса, очаровательного молодого мошенника, вечного шалопая, но ее ум теперь беспокоился о другом молодом человеке приблизительно того же возраста. А вдруг лорд Вандеймен лежит в луже крови?

Она жаждала снова ворваться в его комнаты, предотвратить бедствие, но оставалась на месте и улыбалась. Если он мертв, то он мертв, и это открытие ничего не исправит.

– Татуировки, мама? – с сомнением спросил лорд Грэвенхэм, старший сын герцогини.

Мария сосредоточилась, и попыталась предположить, о чем они говорили.

– У моряков они есть, – убедительно сказала Сара. – Поэтому, если они утонут, их тела легче опознать. Если бы у солдат были татуировки, это послужило бы той же самой цели.

– Это не повредит, – сказал лорд Грэвенхэм, но Мария подозревала, что он думал о том же, о чем и она. Больше десяти тысяч трупов после Ватерлоо были брошены в братские могилы, чтобы предотвратить распространение болезней. Одним из них был Дэр, но в подобной ситуации, кто бы опознавал труп по татуировкам?

– Я заразилась этой идеей от лорда Уайверна, – произнесла Сара. – Друга Дэра, – добавила она для Марии. – Одного из этой компании шалопаев, которую они образовали в Харроу, хотя, конечно, тогда он не был Уайверном. Просто Кон Сомерфорд. Такие хорошие друзья и такие хорошие мужчины… – Она прижала к глазам носовой платок с траурной каймой и воспользовалась моментом, чтобы взять себя в руки. – Ему и двум его друзьям сделали татуировки перед уходом на фронт. На груди. «Джи» для Джорджа.

– Но это такое распространенное имя, не так ли? – сказала Мария, стараясь вникнуть и проявить интерес. – Для настоящего опознания, должно быть что-то более характерное. Полное имя?

– Их все назвали Джорджами.

Мария мельком взглянула на лорда Грэвенхэма, задаваясь вопросом, дошла ли, наконец, Сара до сути.

– Конечно, им нужно было что-то еще, – продолжала Сара. – У Уайверна есть дракон. Это соответствует титулу, который он унаследовал, хотя в то время он и не мог этого ожидать. Двумя другими были Джордж Хоукинвилл – у него ястреб, и Джордж Вандеймен с татуировкой демона. Созвучно титулу, и, конечно, фамилии. Не слишком мудрый выбор. – Она пожала плечами. – Но тогда им было всего шестнадцать лет. Я так рада услышать о нем хорошие новости.

– Вандеймен? – спросила Мария, немного более высоким голосом. – Тот, который потерял свою удачу? – У него на груди демон?

– Я говорила герцогу, что мы должны что-то сделать. Он и другие были так добры к Дэру в прошлом году. Профессиональные военные, вы понимаете. Но, кажется, дела Вандеймена пошли на лад. Так что, вы сможете помочь мне и в этом, Мария? Мне нужно будет нанять людей, которые могут сделать татуировки и договориться о сотрудничестве с Хорсгардз [3]…

Оркестр взял более громкую ноту, оповещая всех, что танец вот-вот начнется. Сэр Берли вертелся рядом. Мария пообещала поддержать глупую затею с фондом татуировок и подала руку своей постоянной осе.

Она любила танцевать, хотя и знала, что делает это с изяществом, а не воодушевлением. Они называли ее Лилией из-за бледного цвета лица и привычки к ношению бледной одежды, и Золотой из-за ее возмутительного богатства. А еще она знала, что они называли ее Увядшей Лилией и грубо шутили в мужских клубах о том, такая ли она вялая в постели.

Она хотела бы оживиться, и, возможно, пошалить как в шестнадцать лет. Но годы научили ее контролю и осмотрительности, и они управляли ей даже в танце.

В постели – что ж, это частный случай.

Повернувшись в фигуре танца, она увидела его.

Она пропустила шаг, и с поспешным извинением сконцентрировалась на танце. Когда она оглядела комнату, Вандеймен ушел.

И все же, он здесь. Она не могла ошибиться, эти бледно-золотистые, изящно стянутые в хвост волосы, еще более блестящие по сравнению с темным вечерним костюмом.

Он здесь.

Живой.

Готовый выполнить их соглашение.

С резким ударом сердца она осознала, что все началось.

Когда танец закончился, Мария почувствовала себя раскрасневшейся, необычное для нее явление. Она поклонилась партнеру, ощущая как рой ос оживился, ища следующего шанса подобраться к банке с вареньем. Мария игриво отложила выбор.