Матерью Натали была аристократка, бельгийская кузина Мориса, Кларетт, а отцом являлся Морис. Когда ее официальные родители умерли, она приехала, чтобы жить с ним. Правду никогда не произносили вслух, но Tante [9] Луиза и Oncle [10] Чарльз знали, что Морис и Кларетт любили друг друга с подросткового возраста.

Натали оказалась восхитительной девочкой, но Мария обижалась на наличие такого упрека в своем бесплодии под собственной крышей. А теперь она пригласила туда демона.

Она криво улыбнулась, вытерев руки и намазав их кремом. Нет никакой опасности. Если она была не в состоянии пойти к своему мужу, требуя секса, она, конечно, не сможет вторгнуться в комнаты своего сопровождающего.

Глава 5

Следующим утром Мария сидела за столиком в своем будуаре, пытаясь притвориться, что работает над счетами, но с тревогой ощущая его прибытие. Она послала экипаж и не имела никаких причин полагать, что он не приедет, как уговорено. Однако чувствовала, что у нее не будет ни мгновения спокойствия, пока он не прибудет.

Безопасность.

Ерунда конечно, но она так чувствовала.

У нее вырвался смешок, и она положила голову на руку. Она хотела обернуть мужчину во фланелевую ткань и защитить его, как мать болезненного ребенка. Бывает ли что-нибудь более забавное?

И все же, было не смешно рассматривать его как нежного человека, если иметь в виду некоторую хрупкость. Ее задача – вновь сделать его сильным, не давая воли своим непристойным желаниям.

Экипаж? Она вскочила на ноги и выглянула в окно. Да. Ее экипаж. Наконец-то!

Сердце внезапно забилось сильнее, она заставила себя остановиться и глубоко вдохнуть.

Ты сделаешь его вновь сильным, Мария, а потом позволишь ему уйти. Ты не должна позволять произойти чему-то, что может запутать ваши отношения.

Горло болело, а это тревожное предупреждение.

Даже если он проявит к тебе интерес, то это будет просто игра, игра, чтобы доказать, что он – твой хозяин, а не твой должник. Имей некоторую гордость!

Это замечательно сработало, приводя ее в чувство. Она посмотрела в зеркало, чтобы увериться, что она как обычно холодна и изящна. Простое утреннее платье, белое в узкую, бледно-голубую полоску. Фишю [11] гарантировало скромность и подходило к белому хлопковому чепцу, с бледно-голубыми лентами, завязывающимися под подбородком. Она выглядела замечательно, как почтенная вдова, и, защищенная таким образом, спустилась поприветствовать гостя.

И почти столкнулась с Натали, мчащейся к лестнице.

– Я просто хотела посмотреть, – прошептала девочка, сверкая ямочками. – Этим утром я отыскала про него информацию в библиотеке. Его упомянули в официальных донесениях четыре раза! Он должно быть очень храбрый.

– Да, думаю, да. – Инстинкт заставил Марию говорить прохладно, даже зная, что она должна казаться влюбленной. Она взглянула на свою шестнадцатилетнюю "племянницу" и переколола шпильку, поддерживая ускользнувшие завитки. – Так как ты подобающе выглядишь, почему бы не спуститься и не быть представленной должным образом?

Взволнованное восхищение осветило лицо Натали. Она не умела скрывать эмоции. Все видно, и обычно в два раза сильнее.

Невысокая, с волосами мышиного цвета, Натали не могла претендовать на титул красавицы, но у нее хватит живости и характера, чтобы пользоваться неистовым успехом, когда Мария выпустит ее в свет. Ей уже исполнилось шестнадцать. В следующем году выход в свет уже не отложишь. Грандиозная ответственность.

Она услышала, как внизу открылась дверь, раздались голоса, и продолжила спускаться, осознавая, что Натали рядом, словно осязая ее волнение. Моля небеса, чтобы она не слишком шумела. На изгибе лестницы, где холл попадал в поле зрения, она помедлила.

Ван надел коричневый камзол и бриджи цвета буйволовой кожи, которые могли быть теми же самыми, которые он носил два дня назад, но теперь они смотрелись опрятно. Сам он выглядел настолько благополучно, что она чувствовала себя так, будто видит его впервые. Ее поразило плавное изящество его движений, и искренняя непринужденная улыбка, которой он, как наградой, одарил лакея, несущего его багаж.

Такой очаровательный молодой мужчина…

Она взяла себя в руки и двинулась дальше, спустившись по лестнице, затем пересекла холл и протянула руку.

– Лорд Вандеймен, добро пожаловать в мой дом.

Он обернулся, все еще улыбаясь, и поклонился ей.

– Так любезно с вашей стороны пригласить меня, миссис Селестин.

Его глаза вспыхнули, указывая на ее попутчицу, и она сказала:

– Моя племянница, милорд. Натали Флоренс.

Он поклонился, и Натали присела в реверансе, ямочки от волнения стали еще заметней. О Господи, подумала Мария, не позволяй ей увлечься им. Я не смогу справиться с этим вдобавок ко всему.

Тут она поняла, что он легко и просто болтает с Натали, и если бы у него были ямочки, то их тоже было бы видно.

О Боже, не позволяй ему влюбиться в Натали!

Но вдруг ее словно овеял холодный ветер – она поняла, что это вполне возможно. Они будут все время сталкиваться друг с другом. И что тут неправильного? Через год Натали будет готова к сезону, и если бы лорд Вандеймен начал ухаживать за ней тогда, то все было бы абсолютно закономерно.

И она бы негласно стала его мачехой!

Вот тот путь, на который она его серьезно ориентировала.

Он повернулся к ней.

– Объявления в газеты отправлены, моя дорогая. Может быть, мне нужно было подобрать более интимный момент для этого, но почему общество не должно быть свидетелями нашего счастья? – Он достал из кармана кольцо и протянул руку.

Быстрый взгляд в сторону – Натали стоит рядом, руки сжаты от переживания и восторга, никаких признаков ревности. Уже хорошо.

Мария этого не ожидала. Она торопливо стянула кольца, которые ей дарил Морис, и протянула ему руку. Он надел ей на палец новое кольцо – с небольшим трудом.

Ван жалобно посмотрел на нее.

– Я прикинул размер у ювелира, но думаю, оно еще немного растянется.

– Достаточно легкое. – Она взглянула на кольцо, которое оказалось удивительно скромным. Маленький алмаз, окруженный жемчугом. Она не возражала против простоты, но ожидала чего-то претенциозного и яркого. Возможно, она вспомнила Мориса. Кольцо, которое она только что сняла, было с очень большим голубым бриллиантом.

– Мелкие камни были рубинами, но я попросил их поменять, – сказал Вандеймен. – Так как у вас склонность к неярким цветам.

Ей не нравилось аляповато-показушное кольцо Мориса, но, в то же время, ее оно не слишком беспокоило. Не из-за ценности, а потому что оно было безвкусно. Неужели такой он видел ее?

Она взглянула на него, в светло-желтом и коричневом, и на Натали в смелом полосатом платье с лазурным поясом.

Возможно, пришло время измениться. Но не в течение следующих шести недель. Для дела безвкусица вполне подходит. Вполне.

– Оно прекрасно, – сказала она. – А сейчас, позвольте мне показать вам дом и вашу комнату, милорд.

Она отправила Натали назад, к ее урокам – Мария не хотела, чтобы неоперившийся птенец участвовал в любовной интриге – в течение следующих шести недель, по крайней мере – и повела Вана наверх.


Когда Ван в итоге оказался один в своей спальне, он покачал головой. Когда в последний раз он находился в такой элегантной и роскошной обстановке? И находился ли когда-нибудь?

В его юности Стейнингс был прекрасным загородным домом, но это был загородный дом, дом. Дома его лучших друзей были еще больше. Поместье Хоукинвилл – древнее, хаотичное, Сомерфорд-Корт – довольно уродливое строение времен Реставрации [12], но чудесно радушное. Служба в армии бросала его повсюду: от свинарников до дворцов, но все они видали виды.

Этому дому должно быть меньше двадцати лет, и он обустроен с большим богатством и неплохим вкусом. Ему он не очень нравился – никогда прежде он не был в месте, где все казалось настолько блестящим и новым – но это была необычная обстановка.

– Хорошее напоминание, что это не твоя обстановка, Ван, – бормотал он, исследуя свои новые апартаменты.

Нунс уже разложил его скудное имущество в ящики и столик с зеркалом, на котором стояли несколько наполненных графинов и чаши с фруктами и орехами. Богато инкрустированный изогнутый спереди стол содержал плотную писчую бумагу и все необходимое для письма. Полки со стеклами содержали набор книг, которые, казалось, были выбраны с заботой, чтобы удовлетворить любые возможные вкусы.

Выбраны ею?

Не слишком мудро согласиться переехать сюда, но вчера вечером он был не в состоянии сопротивляться. Его соблазнило удобство проживания, но еще он хотел узнать Марию Селестин, понять, что здесь происходит, и что он чувствует.

Гадес, он почти восхищался ею! Ван не чувствовал такого давным-давно, но по ее реакции было очевидно, что он ее совершенно недооценил. Конечно. Он был нанятым сопровождающим и ничем больше, а он набросился на нее.

Он снова и снова прокручивал воспоминания о той ночи.

Все его гордыня. Он хотел подчинить ее. Отвратительная мысль. И все вышло из-под контроля.

Что-то в ней вывело его из себя. И это не просто ее холодность. Сегодня, когда она спускалась вниз по лестнице, то, как она двигалась, заставляло его затаить дыхание, даже несмотря на то, что она была в бесформенном бледном платье и маскирующем чепце.

Вчера вечером она надела сложный тюрбан. Во время их первой встречи она была в шляпке без полей. Он почти злился, что она скрывает волосы. Мягкие, темно-русые завитки выбивались из-под ее чепца, а когда она повернулась к племяннице, он увидел сбежавшие завитки на ее длинной, бледной шее.

Вились ли они по всей длине? Как они уложены? Какой длины? Когда она обнаженная в постели, будут они растекаться вокруг нее – длинные, свободные, светлые?