Смеясь, Жулия, может быть, вспоминала про себя слова сестры, прозвучавшие так горько: «Нас всех троих обидели… ты смертельно боишься подойти к мужчине… вот она, правда, о дочерях Монтана…»

Сейчас никто не мог ей бросить подобного упрека. Нет, она не боялась приблизиться к мужчине, она смотрела ему прямо в глаза.

Глава 3

Шику всерьез задумал писать книгу об Отавиу Монтана. По-человечески он был очень симпатичен ему, но вместе с тем как журналиста Шику интересовало и время, которое будущий герой считал своим, и его прошлое. Шику хотелось разгадать тайну его прошлого, он хотел знать, что так потрясло мягкого, обаятельного Отавиу, погрузив его на столько лет в летаргический сон.

Для начала он пошел в архив, который есть в каждой уважающей себя газете, и хотя «Коррейу Кариока» была газетой малопочтенной, архив у нее был. Шику попросил подобрать ему все публикации Отавиу, а также все, что есть относительно деятельности молодого и старого Монтана.

Сотрудник архива рассыпался в обещаниях, но как только за Шику закрылась дверь, тут же позвонил самому Сан-Марино и доложил, что журналист Шику Мота интересуется семьей Монтана. Он прекрасно помнил летучку, на которой шеф говорил о том, что не желает никакой утечки информации по поводу прошлого его названого брата, и наложил на эту информацию запрет.

— Не отказывайте, но тяните, — распорядился Сан-Марино и взял Мота на заметку. Этот молодой человек в последнее время довольно часто попадался ему на дороге, и, стало быть, нужно не упускать его из поля зрения.

Снова зазвонил телефон, и Сан-Марино поднял трубку. На этот раз звонок был уж совсем неприятным. Звонил главный рекламодатель и спонсор газеты, он был вне себя: в колонке «Светская хроника» опубликовали фотографию его молодой жены в объятиях какого-то актера с телевидения. Мало этого. Фотографию сопровождал крайне недвусмысленный комментарий.

— Фигейреду! Мы дружим уже столько лет! — запел Сан-Марино. — Это недоразумение! Чистейшей воды недоразумение! Кто-то из идиотов в редакции, не иначе! Он будет наказан за клевету, и мы сообщим нашим читателям о наказании, чтобы впредь было неповадно клеветать на самую достойную из семей!

Однако Фигейреду бросил трубку, не пожелав слушать никаких оправданий. Лихость какого-то репортеришки могла обойтись Сан-Марино в несколько миллионов долларов. Удивительно ли, что он пришел в ярость и жаждал крови? Хозяин немедленно вызвал к себе Вагнера.

— Придурка, автора заметки, выгнать в шею, – распорядился он. — На первой полосе опубликовать семейный портрет Фигейреду и рассказать с восхищением, какая крепкая и замечательная семья у этого козла! Все ясно?

Вагнеру было все ясно, но он хотел возразить кое-что, объяснить, попросить… Антониу не дал ему вымолвить и слова, он грозно взглянул на своего главного редактора, и тот с почтительным поклоном ретировался.

Посидев несколько минут за своим столом, он вызвал к себе Жака Делона. Жак был журналистом старой школы, всегда одет с иголочки, надушен, изысканно остроумен и любезен. Глядя на его благоухающие седины и безукоризненные воротники, каждый принял бы его за английского лорда или французского аристократа.

— Я… э-э-э… насчет материала в отделе «Светской хроники» в последнем номере, — начал Вагнер.

— Получился отличный материал, — сразу же оживился Жак, и глаза его озорно заблестели. — Ничего не скажешь, сенсационный репортаж, гвоздь номера! Эта девица работала раньше в кабаре, но ей удалось подцепить Сириу Фигейреду, она забеременела, и они поженились. Но это ее ничуть не остепенило, она по-прежнему любит молоденьких мальчиков. Разница только в том, что теперь платят за удовольствие не ей, а она деньгами мужа. Недаром я веду столько лет эту рубрику, Вагнер! Ты оценил, как прозрачно и деликатно я намекнул на самые разные обстоятельства? Да, ничего не скажешь, этот материал получился.

— И ты тоже за него получил, — меланхолично продолжал Вагнер.

— Неужели премию? — расхохотался Жак самодовольно.

— Скорее нагоняй, а точнее, выгоняй, — так же меланхолично сообщил Вагнер.

— Не понял, — проговорил Жак, разом потерян всю свою веселость и игривость, — повтори еще раз.

— Сеньор Сан-Марино просит тебя оставить нашу газету сегодня же, — справился, наконец, с решением шефа Вагнер.

Делон вдруг стал ловить открытым ртом воздух.

— Я сердечник, я сердечник, – жалко повторял он. — Моя колонка — это моя жизнь. Материал вышел такой остроумный.

— Ты перестарался, Жак, — мрачно сообщил Вагнер, — и уволен. Но это ничего, главное, дышать, дыши глубже, дыши глубже…

— У меня двое племянников, я плачу за их учебу в университете, — прибавил он с жалкой улыбкой, которая так не вязалась с его выхоленным лицом и благородными сединами. Вагнер! Помоги мне! Сан-Марино не может быть таким жестоким! Всю свою жизнь, весь свой талант я отдал этой газете, и теперь…

Рано иди поздно, все люди уходят, – поставил точку Вагнер. — Сан-Марино принял решение и не желает его обсуждать. Я лучше всех знаю, чего ты стоишь, Жак, старина, но ничем не могу тебе помочь!

Когда Делон вернулся в редакцию, на нем лица не было. Коллеги обступили его с веселыми вопросами, пытаясь свести на нет шутками и подначками разнос, который, судя по виду Делона, устроило ему начальство.

— Меня уволили, — наконец нашел в себе силы выговорить Жак. — Моя жизнь кончена!

Услышав такое сообщение, даже самые языкастые репортеры примолкли. Остаться без работы во времена, когда она на вес золота да еще в возрасте Делона, тут было о чем задуматься!

– Я думаю, имеет смысл поговорить с Вагнером, – решил Шику. — А ты, пожалуйста, возьми себя и руки, а то, не дай Бог, тебя хватит удар и помогать будет некому.

– Спасибо тебе, моя жизнь в твоих руках, – лепетал Делон, с восторгом глядя на своего молодого коллегу.

Шику незамедлительно отправился к Вагнеру, но вышел от него довольно скоро. Вагнер очень доходчиво объяснил, что не он хозяин газеты и, стало быть, ничем помочь Делону не может.

— Я пытался, поверь, но он меня и слушать стал, – сказал Вагнер. — Делон уволен, с этой данностью мы все должны смириться.

Смириться? Вот еще! Если они позволят сегодня скушать Делона, завтра скушают их всех по очереди.

— Мне посоветовали принять увольнение Делона как должное и смириться, но мне показалось, что нам нужно объединиться, друзья, и объявить Сан-Марино, что, если он не берет назад Делона, мы уходим все! объявил Шику редакции, которая ждала с нетерпением решения начальства.

Нужно отдать должное коллегам Делона — никто из них не колебался. Предложение показалось им отчасти веселой шуткой, отчасти шалостью. Все они были молодыми, полными сил людьми, и безработица пугала их куда меньше, чем Делона. Они готовы были поставить на карту свое благополучие ради товарищества и вместе с тем не сомневались, что даже если их уволят отсюда, то они очень скоро найдут себе работу. Словом, забастовка была объявлена, вся редакция сидела на местах, но не работала

Узнав о неповиновении, более того, о возмутительном бунте, Сан-Марино рявкнул:

— Уволить всех!

Зезе и Ана Паула побледнели: женщинам с работой труднее, чем мужчинам. Они все же рассчитывали на победу, а не на поражение.

Шику ринулся разговаривать с шефом.

— Вы совершите величайшую глупость, уволив всю редакцию, — заговорил он, испепеляя Сан-Марино гневным взглядом, — во-первых, вы понесете колоссальные убытки, если «Коррейу Кариока» не появится завтра во всех киосках. Во-вторых, убытки станут еще больше, пока вы будете набирать новый персонал и приучать его к нашему читателю.

Сан-Марино с любопытством смотрел на молодого человека, он был явно неглуп, энергичен, напорист.

— И что же ты предлагаешь? — поинтересовался он.

— Я был зачинщиком этой забастовки, поэтому самое правильное уволить меня, оставив остальных на своих местах, — сказал Шику.

«И дать тебе возможность собирать обо мне информацию? — усмехнулся Сан-Марино. — Безденежьем подтолкнуть тебя к написанию книги? Ну, уж нет, голубчик!»

— Я давно за тобой слежу, Шику Мота, — с благожелательной улыбкой сказал Антониу, — и должен сказать, что ты мне нравишься. Ты не только талантливый, но и смелый, а это всегда вызывает уважение. Словом, я не хочу тебя увольнять, у меня на тебя другие планы.

Шику опешил. Он искренне приготовился уйти и даже был рад этому. Мнение Сан-Марино ему слегка польстило, но с другой стороны, он не был таким уж дураком, чтобы принять его за чистую монету.

— Какие планы? — поинтересовался он.

— Разнообразные, — обтекаемо ответил шеф. — Например, года через два наш друг сеньор Вагнер уйдет на пенсию, и я подумываю о том, кто заменит его на посту главного редактора. А пока мне кажется, что твоя зарплата не соответствует твоим способностям и талантам.

Как умного человека, радужные перспективы, нарисованные Сан-Марино, не столько порадовали, сколько насторожили Шику.

— Увольнять вы меня не хотите, хотите повысить мне зарплату, если я вас правильно понял.

Сан-Марино кивнул, давая понять, что Шику его понял правильно.

— Так скажите прямо, что вам, собственно надо? — задал Шику тоже совершенно впрямую вопрос.