Я просто ненавидел ее.

Из-за нее они мертвы.

Из-за нее мертв я.

Я становился монстром, а монстры не утешают людей. Монстры разрушают все на своем пути.


***

Я вошел в сарай и захлопнул дверь, запирая ее изнутри.

— Дерьмо! — закричал я, уставившись в темное пространство, глядя на стены и стеллажи и не видя их. Воспоминания обрушились на меня, давя на мой разум, душа мое сердце. Я не мог справиться с этим.

Я отбросил один из стеллажей и он отлетел к противоположной стене. Мое сердце билось с такой скоростью, что я был уверен, это приведет к приступу. Я наклонился к ближайшей стене и закрыл глаза, пытаясь вернуть контроль над дыханием и моим сердцем, которое словно было вырвано из груди.

Последовал стук в дверь.

Я не хотел отвечать.

Я не мог.

Я мог убить его. Я мог убить его. Мне жаль. Мне так жаль.

Я знал, что Элизабет пыталась вернуть меня назад к самому себе, вернуть меня к свету. Она стремилась спасти меня от самого себя. Но я не могу быть спасен.

Она продолжала легонько стучать, и ноги сами понесли меня в сторону двери. Я потер руки и встал перед дверью, положив ладони на нее.

Я предположил, что ладони Элизабет были прижаты с другой стороны двери, зеркально повторяя мою позу.

— Трис… — затем она мягко произнесла восемь слов, что заставили мою грудь сжаться. — Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Я задержал дыхание. Ее слова казались честнее, чем когда-либо. Она продолжала говорить, ее голос был наполнен потребностью.

— Пожалуйста, открой дверь, Тристан. Пожалуйста, впусти меня. Вернись ко мне.

Я опустил руки и стал потирать пальцы друг об друг снова и снова.

— Я мог убить его.

— Ты бы не сделал этого, — сказала она.

— Уходи, Элизабет, — сказал я. — Пожалуйста, просто оставь меня в покое.

— Пожалуйста, — она умоляла меня открыть дверь. — Я не уйду, пока не увижу тебя. Не уйду, пока ты не позволишь мне обнять тебя.

— Иисус! — закричал я, широко распахнув дверь. — Уходи, — когда я смотрел в ее глаза, мою душу начала терзать внезапная, дикая тоска. Мой взгляд уткнулся в землю, я не мог смотреть на единственного человека, который делал рай практически реальностью в моей голове. — И потом оставайся в стороне, Элизабет.

Я сделаю тебе больно. Ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.

— Ты… ты не имеешь этого в виду, — сказала она, ее голос сломался. Я больше не мог на нее смотреть.

— Это так, — сказал я. — Ты не можешь спасти меня, — я закрыл дверь и вновь заперся в сарае. Она толкала дверь, кричала мое имя, молила об объяснениях, молила об ответах на все неизвестные вопросы, но я перестал слушать.

Я уставился на свои руки, видя кровь, неуверенный, чьей она была, моей или Таннера, чувствуя ее на своих пальцах, под ногтями, повсюду. Это было так, словно стены кровоточили, и я не мог найти выход.

Мне хотелось, чтобы он знал, что я сожалею. Чтобы он знал, что я не должен был терять контроль. Мне хотелось, чтобы все это было сном. Я хотел проснуться и вернуть свою семью. Проснуться и никогда не знать, как много сердец может на самом деле разбиться.

Но больше всего я хотел дать знать Элизабет, что люблю ее. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый час. Каждый день.

Прости меня. Прости меня. Прости меня.


***

Когда много часов спустя я нашел в себе силы покинуть сарай, я открыл дверь и нашел на земле трясущуюся от холода Элизабет, кутающуюся в свое зимнее пальто.

— Тебе следовало пойти домой, — сказал я, мой голос дрогнул.

Она пожала плечами.

Я наклонился вниз и поднял ее на руки. Она обернула свои руки вокруг меня и прильнула к моему телу.

— Что он тебе сказал? — прошептала она напротив моей груди.

— Не имеет значения.

Она стиснула меня крепче, когда я понес ее к дому.

— Это имеет значение. Это имеет огромное значение.

Я положил ее на кровать и повернулся, чтобы выйти из ее комнаты. Она попросила меня остаться с ней, но я знал, что не могу. Мой разум был нестабилен. Перед тем, как я покинул ее дом, я остановился в ее ванной, чтобы очистить свои руки от крови. Как только вода стала горячей, я начал агрессивно тереть руки, пытаясь смыть кровь. Я не мог остановиться. Я продолжал тереть, добавив больше мыла, даже после того, как отмыл всю кровь.

— Тристан, — позвала Элизабет, вырывая меня из транса, в котором я был. Она закрыла кран, взяла полотенце и обернула мои руки тканью. — Что он тебе сказал?

Я развернулся и прикоснулся своим лбом к ее. Вдохнул ее запах, изо всех сил пытаясь не рассыпаться на кусочки.

— Он сказал, что я убил их. Он сказал, что это была моя вина, что Джейми и Чарли погибли, и он сказал, что я сделаю то же самое с тобой, — мой голос надломился. — Он прав. Я убил их. Я должен был быть там. Я должен был спасти их.

— Нет, — сказала она командным голосом. — Тристан, ты этого не делал. То, что произошло, что бы ни случилось с Джейми и Чарли — это был несчастный случай. Это не твоя вина.

Я кивнул.

— Моя. Это моя вина. Я винил свою мать, но она… она любила их. Это не она. Это я. Это всегда я… — каждое слово было тяжелее, чем предыдущее. Дыхание стало тяжелым. — Мне нужно идти, — я отошел от нее, но она заслонила собой выход. — Элизабет, отойди.

— Нет.

— Лиззи…

— Когда я разлетелась на части, когда я достигла скалистого дна, ты держал меня. Когда я потеряла его, ты остался. Так дай мне свою руку, и пойдем в постель.

Она привела меня в свою спальню, и в первый раз она разрушила запрет на правую сторону своей кровати, чтобы дать мне забраться под простыни. Я обнял ее, когда ее голова легла на мою грудь.

— Я испортил твой день рождения, — мягко сказал я, когда сон начал давить на мои веки.

— Это не твоя вина, — ответила она. Снова и снова она говорила эти слова. — Это не твоя вина. Это не твоя вина. Это не твоя вина, — когда мое сердцебиение замедлилось до нормального ритма, пальцами я ласкал ее кожу, и когда я уже начал засыпать, часть меня начинала верить ей.

На несколько часов этой ночью я вспомнил, что такое не чувствовать одиночество. На несколько часов я перестал винить себя.

Глава 31


Элизабет


Где-то около шести утра я на цыпочках прокралась на кухню, оставив Тристана отдыхать. В доме было тихо, но я ощутила наполняющий комнаты запах свежезаваренного кофе.

— Ты тоже утренняя пташка? — спросил Майк, улыбаясь мне с кружкой кофе в руках. Он выглядел, как дружелюбный парень, и просто увидев улыбку на его лице, я почувствовала себя ужасно из-за того, как обошлась с ним и мамой прошлым вечером.

Он достал еще одну кружку и налил мне чашку кофе.

— Сахар? Сливки?

— Черный, — ответила я, принимая чашку.

— О, у нас есть что-то общее. Знаешь, твоя мама пьет сахар и сливки с примесью кофе, но для меня черный лучшего всего, — он сел на стул возле кухонного островка, и я пристроилась рядом с ним.

— Я приношу тебе свои извинения, Майк. Вчерашний день был ужасен.

Он пожал плечами.

— Иногда жизнь странная штука. Тебе просто приходится иметь дело со странностями и надеяться, что найдется человек, такой же странный, как и ты, и дальше вы будете идти вместе.

— Моя мама — тот самый странный человек?

Майк широко улыбнулся.

Она была такой.

Он обхватил ладонями кружку и уставился в черный кофе.

— Ричард был ужасным человеком, Элизабет, и он делал ужасные вещи с Ханной. В тот день, когда они пришли в мой кабинет, я заметил, что он поднимал на нее руку. Я выгнал его из кабинета, он оставил ее плачущей. Я отменил все мои приемы в тот день и позволил ей сидеть в моем кабинете так долго, сколько ей потребуется. Я понимаю, ты думала, что все происходящее между нами, фальшивка. Мне известны все истории про ее мужчин, история ее боли, и я хочу, чтобы ты знала, что я люблю Ханну. Я люблю ее очень сильно и проведу остаток жизни, защищая ее от еще большей боли.

Кружка затряслась в моих руках.

— Он сделал ей больно? Он делал ей больно, а я сказала все те ужасные слова ей прошлым вечером…

— Ты не знала.

— Хотя это не имеет значения. Мне никогда не следовало говорить такие слова. Будь я на ее месте, я бы никогда себя не простила.

— Она уже простила тебя.

— Я почти забыла, что вы оба ранние пташки, — мама зевнула, входя на кухню. Она вздернула бровь, смотря на меня. — Что случилось?

Я поднялась и кинулась к ней, чтобы обнять.

— Лиз, что ты делаешь?

— Поздравляю тебя с твоей помолвкой.

Ее лицо вспыхнуло.

— Ты придешь на свадьбу?

— Конечно.

Она обняла меня в ответ.

— Я так рада, потому что свадьба за три недели до Нового Года.

— Три недели?! — воскликнула я, мой голос стал выше. Я остановилась, чувствуя, как нервно сжался мой желудок. Маме не нужно мое мнение прямо сейчас, ей нужна моя поддержка. — Три недели! Прекрасно!

Мама и Майк уехали несколько часов спустя, полностью покрытые ранами от кетчупа после игры в Зомбилэнд с Эммой. Тристан, Эмма, Зевс и я сидели на диване, пока Тристан не поднялся на локтях и не посмотрел на меня.