– Звучит очень сексуально, – сказал он, имея в виду налоговый кодекс. Республиканцы выступали против него, но Джек полагал, что демократы в этот раз победят, опираясь на полную поддержку президента. – А как насчет конгрессмена Вули?

– Он такая душка! – не переставая улыбаться, ответила Мадлен. В присутствии мужа у нее, как обычно, немного кружилась голова. Его облик, харизма, аура вокруг него по-прежнему производили на нее сильное впечатление. – Болтал про свою собаку и внуков. – Вули был ей симпатичен именно тем, что по-прежнему обожал жену, с которой прожил уже без малого шестьдесят лет.

– Удивительно, что за него все еще голосуют, – заметил Джек, когда отыграла музыка.

– Это потому, что его все любят.

Мадлен так и осталась добросердечной «соседской девчонкой» из Чаттануги, ее не испортил успех. Она не забыла, откуда родом, и сохраняла прежнюю непосредственность – в отличие от мужа, заточенного, как опасный клинок, порой излишне жесткого и даже агрессивного. Ей очень нравилось разговаривать с людьми об их детях. Своих детей у Мадлен не было. Два сына Джека учились в техасском колледже; он редко с ними виделся, но к Мэдди парни относились прекрасно – в отличие от их матери, у которой редко находилось доброе слово для бывшего мужа и его новой жены. Они развелись уже пятнадцать лет назад, но она за это время ни капли не смягчилась, чаще всего называя Джека «безжалостным».

– Как насчет того, чтобы закругляться? – спросил Джек, снова обводя взглядом зал. Он решил, что уже пообщался со всеми важными людьми, да и прием подходил к концу. Президент и первая леди только что удалились, и теперь их гости могли расходиться. Джек не видел причин задерживаться. Мэдди тоже хотелось поскорее оказаться дома, ведь завтра – рабочий день.

Хантеры незаметно покинули прием. Водитель дожидался элегантную пару у самых дверей. Мэдди удобно уселась в лимузине рядом с мужем. Как это не похоже на старый пикап Бобби Джо, на их походы в местный бар, на посиделки у друзей, ютившихся, как и они, в домиках на колесах. Порой Мадлен бывало трудно поверить, что эти две такие разные жизни – части ее существования. Разница была огромной! Теперь она вращалась в мире президентов, королей и магнатов вроде своего мужа.

– О чем вы говорили с президентом? – осведомилась она, прикрывая ладонью зевок. Мадлен выглядела ничуть не менее чудесно, чем в начале вечера. И даже не представляла, какую ценность представляет для мужа, насколько выгодна ему. Теперь в глазах большинства не она была женой Джека Хантера, а он – мужем Мадлен Хантер. Правда, если бы он даже знал об этом, то никогда бы ей в этом не признался.

– Мы с президентом обсуждали одну очень интересную тему, – ответил Джек с непроницаемым видом. – Я все тебе расскажу, когда будет можно.

– А когда будет можно? – заинтересовалась она. Мадлен была не только его женой, но и опытным репортером, любила свое дело, людей, с которыми работала, свой отдел новостей. У нее было ощущение, что она держит руку на пульсе нации.

– Об этом еще рано говорить. В субботу у меня с ним ланч в Кэмп-Дэвиде.

– Наверняка что-то важное. – Иначе и быть не могло. Все, связанное с президентом, гарантировало внимание и интерес публики.

Весь недолгий путь до R-стрит супруги болтали о приеме. Джек спросил жену, видела ли она Билла Александера.

– Только издали. Я не знала, что он вернулся в Вашингтон.

Билл никого не желал видеть целых полгода после гибели жены в Колумбии в прошлом году. Ужасная трагедия, Мэдди прекрасно помнила все подробности. Жену Билла похитили террористы. Посол Александер вел переговоры лично – и, похоже, не очень удачно. Получив выкуп, террористы запаниковали и убили бедняжку. Вскоре после этого посол подал в отставку.

– Дурак он! – заявил Джек как ни в чем не бывало. – Не надо было самому этим заниматься. Любой мог предсказать, чем все кончится.

– Сам он был, кажется, другого мнения, – тихо проговорила Мэдди, отвернувшись к окну.

Через минуту они уже были дома и поднимались по лестнице. Джек снимал на ходу галстук.

– Мне завтра рано на работу, – напомнила Мэдди в спальне, когда он расстегивал рубашку.

Стянув через голову платье, она осталась в одних колготках и серебряных туфельках на высоких каблуках. У нее было великолепное тело, и Джек всегда отдавал ему должное. Первый муж тоже это ценил, но во всем остальном ее мужья были полной противоположностью друг другу. Первый был бесчувственным грубияном, ему было плевать на жену и ту боль, которую он причинял ей бесконечными побоями. Второй был, наоборот, нежен, обходителен, бесконечно ее уважал. Бобби Джо однажды сломал ей обе руки, но этим дело не кончилось: столкнув Мэдди с лестницы, он сломал ей ногу. Это случилось вскоре после того, как он узнал о ее знакомстве с Джеком, впав в ревнивый гнев. Мэдди клялась мужу, что у нее с Джеком ничего нет, и тогда она не обманывала. Он был ее боссом, они подружились. Близки они стали потом, когда она перебралась из Ноксвилла в Вашингтон, чтобы работать на его кабельном телеканале. Через месяц после переезда в Вашингтон Мэдди уже подала на развод.

– Почему рано? – бросил Джек через плечо по пути в ванную, выложенную черным мрамором. Они купили этот дом пять лет назад у богатого арабского дипломата. Внизу располагались настоящий гимнастический зал с бассейном, богато обставленные комнаты для приемов, где Джек любил принимать гостей, а все шесть ванных были отделаны мрамором. Всего в доме было четыре спальни, большая гостиная и три комнаты для гостей.

Планы превращения одной из гостевых комнат в детскую отсутствовали. Джек с самого начала ясно дал понять жене, что не хочет детей. Воспитание сыновей от предыдущего брака не приносило ему радости, и к этой теме он больше не желал возвращаться, считая ее исчерпанной. Немного погоревав, что из-за Джека ей не стать матерью, Мэдди решилась перевязать фаллопиевы трубы. Так будет в каком-то смысле лучше, рассуждала она, ведь за годы жизни с Бобби Джо ей пришлось сделать полдюжины абортов, и она не была уверена, что способна произвести на свет здорового ребенка. Ей казалось, что проще уступить Джеку и не рисковать. Он так много ей дал, гарантировал достойное будущее, и Мэдди согласилась, что дети стали бы препятствием на пути ее блестящей карьеры. Но порой она жалела о необратимости своего решения. В тридцать четыре года многие ее знакомые продолжали рожать, а у нее не было никого, кроме Джека. Она боялась, что еще сильнее об этом пожалеет, когда в старости останется совершенно одинокой. Но это невысокая цена за ту жизнь, которую ей обеспечивал Джек Хантер. К тому же для него ее решение оказалось крайне важным, недаром он так на этом настаивал.

Супруги улеглись в свою большую удобную кровать. Джек притянул жену к себе, она прижалась к нему, положив голову ему на плечо. Они часто так лежали, прежде чем уснуть, обсуждая события прошедшего дня, места, где побывали, людей, с которыми встречались, вечеринки, которые посетили. Этот вечер не стал исключением; Мэдди пыталась угадать, чему была посвящена беседа мужа с самим президентом США.

– Я же тебе сказал, когда будет можно, я сам тебе расскажу. Хватит гадать.

– Тайны сводят меня с ума, – усмехнулась Мадлен.

– Это ты сводишь меня с ума.

Джек ласково провел рукой по ее телу под шелковой ночной сорочкой. Он никогда от нее не уставал, она никогда его не утомляла – ни в постели, ни вне ее, ему доставляла удовольствие уверенность, что она принадлежит ему телом и душой, и не только на телестудии, но и в супружеской спальне. Особенно в спальне: он никогда не мог насытиться женой, и ей даже иногда казалось, что дай ему волю, он бы ее проглотил. Он любил Мадлен безоглядно, был в курсе всех ее дел, знал, где она находится каждый момент дня, чем занята. И одобрял любое ее начинание. Но сейчас Джек думал только о теле Мэдди, и от его поцелуев и объятий она уже постанывала. Она никогда ему не отказывала, никогда не возражала ни против способов, которыми он ею овладевал, ни против того, как часто это происходило. Ей нравилось, что он так сильно ее хочет, нравилось сознавать, что она так сильно его возбуждает. Все было совершенно не так, как когда-то с Бобби Джо. Тому нужно было только использовать ее, причиняя боль. Джека приводили в восторг ее красота и собственная сила. «Создав» Мэдди, он чувствовал себя всемогущим, а овладевая ею в постели, приходил в такой восторг, что, казалось, мог лишиться чувств.

Глава вторая

Мэдди встала, как всегда, в шесть утра и бесшумно скользнула в свою ванную. Она приняла душ и оделась, зная, что в студии ей, как обычно, сделают прическу и позаботятся о гриме. В 7.30, когда Джек спустился в кухню, чисто выбритый и аккуратно причесанный, в темно-сером костюме и белой накрахмаленной рубашке, она ждала его за кофе и утренней газетой, одетая в темно-синий брючный костюм.

Услышав шаги мужа, Мадлен подняла голову и заговорила о последнем скандале на Капитолийском холме. Накануне вечером за связь с уличной проституткой был арестован конгрессмен.

– Казалось бы, им надо быть особенно осторожными! – сказала она, передавая мужу «Вашингтон пост» и потянувшись за «Уолл-стрит джорнал». Она любила просматривать газеты перед работой – по дороге в студию успевала прочесть «Нью-Йорк таймс» и, если оставалось время, «Интернэшнл геральд трибюн».

В восемь утра они вместе поехали на работу. Джек спросил жену, из-за какого сюжета она так рано мчится на студию. Обычно она появлялась там только к десяти: днем готовила свои сюжеты и интервью. В эфир выходила в пять вечера и в половине восьмого. К восьми Мадлен освобождалась; перед тем как отправиться куда-нибудь с мужем, она переодевалась на студии в вечернее платье. У обоих сегодня намечался долгий рабочий день, и оба были этим довольны.

– Мы с Грегом готовим серию интервью с женщинами Капитолийского холма. Собираемся выяснить, кто чем занимается. С пятью мы уже побеседовали. Думаю, получится неплохой сюжет.