Даниэла Стил - Вояж

– Ты полгода будешь бежать за машиной, искупая свои грехи и расходы, которые я могу из-за тебя понести.

– Филлис Армстронг считает, что Маккатчинс не подаст на нас в суд.

– Надеюсь, она не ошибается. А вдруг ошибается? Президент оплатит расходы? Счет будет внушительным.

– Давай надеяться, что этого не произойдет, – ответила она невозмутимо. – Между прочим, комиссия произвела на меня сильное впечатление. Там собрались незаурядные люди.

Первый раз после вторника у них завязался нормальный разговор. Мэдди обрадовалась, что Джек понемногу оттаивает.

– Встретимся внизу через десять минут, – сказал он скороговоркой. – Мне здесь еще надо кое с чем разобраться.

Увидев мужа внизу десять минут спустя, она убедилась, что он не особо рад ее видеть, но выглядит уже не таким свирепым, как последние три дня. Оба старались избегать скользкой темы по пути домой. Остановились, чтобы купить пиццу; Мэдди подробно рассказывала о заседании комиссии, но избегала личных деталей, сосредоточившись на планах. Ей хотелось защитить своих новых знакомых.

– У вас есть что-то общее или вы просто умники, севшие на одного любимого конька?

– То и другое. Удивительно, насколько насилие затронуло каждого в тот или иной момент. Все были поразительно откровенны. – Это был предел ее собственной откровенности перед мужем.

– Ты ведь не поведала им свою собственную историю? – Джек с тревогой ждал ответа, пристально глядя на жену.

– Честно говоря, не удержалась. Там никто ничего не скрывал.

– Очень глупо, Мад! – Он еще не простил ее и не давал ей спуску. – Вдруг кто-нибудь проболтается журналистам? В каком виде ты нас представишь? Кому нужно знать, как Бобби Джо спихивал тебя с лестницы в Ноксвилле?

Ее насторожил его злой тон, но вместо того чтобы вступить в спор, она сказала:

– Надеюсь, это кому-то поможет понять, что жестокое обращение случается в жизни и таких людей, как я. Если это кому-то спасет жизнь, то я не прочь приоткрыть неприглядную сторону своей жизни. Хочется подарить людям надежду на спасение.

– Ты подаришь себе самой головную боль, только и всего. А еще – воспоминания о прозябании в трейлерном городке. Я столько потратил, чтобы избавить тебя от них! Не понимаю, как можно так сглупить!

– Я просто была честной, как и все остальные. Некоторые истории были гораздо хуже моей. – Начать хотя бы с пережитого самой первой леди! Тем не менее даже она ничего не утаила. Все были предельно откровенны, в этом и заключалась главная прелесть встречи. – В комиссии участвует Билл Александер. Он рассказал о похищении своей жены.

Эта ужасная история стала достоянием широкой публики, поэтому, рассказывая о ней Джеку, Мэдди не нарушала свое слово. Но тот всего лишь пожал плечами. Добиться от него сочувствия не получилось.

– С тем же успехом Билл мог пристрелить жену собственноручно. Он ужасно сглупил, сам ввязавшись в переговоры. Весь Госдеп твердил ему не делать этого, но он не стал никого слушать.

– Он отчаялся и, наверное, уже не мог рассуждать здраво. Ее семь месяцев удерживали заложницей, прежде чем убить. Он спятил от ожидания. – Вспоминая о Билле, Мэдди испытывала к нему острую жалость, но Джеку было все равно, и это ее тревожило. Казалось, он не испытывает ни малейшего сострадания к несчастному, столько пережившему. – У тебя на него, случайно, не зуб? Складывается впечатление, что ты его недолюбливаешь.

– Билл недолго ходит в президентских советниках, а до того преподавал в Гарварде. Он – настоящий выходец из средневековья, все его принципы и мораль – прямиком оттуда. Пилигрим какой-то! – Эта безжалостная характеристика покоробила Мэдди.

– По-моему, о нем можно сказать гораздо больше. Он производит впечатление чрезвычайно чуткого, умного и достойного человека.

– Наверное, он мне просто не по душе. Не чувствую в нем достаточно жизни, сексапильности, что ли.

Странно было слышать такое от Джека: во-первых, Билл был очень красив, во-вторых, искренен. Он выглядел полной противоположностью той фальшивой публике, с которой предпочитал общаться Джек Хантер. Стиль и идеи Билла она еще не вполне уяснила, но то, что для ее мужа он был недостаточно блестящим, уже поняла.

К десяти вечера они вернулись домой. Мэдди вопреки обыкновению включила новости и замерла: сообщалось о новом вторжении войск США в Ирак. Она повернулась к Джеку, который тоже смотрел репортаж, и заметила в его взгляде что-то странное.

– Ты ведь знал, что так будет? – спросила напрямик.

– Я не даю президенту советов по вопросам войн, только по массмедиа.

– Ерунда, ты знал! Для этого и ездил на прошлой неделе в Кэмп-Дэвид! А в этот выходной тебя ждут в Пентагоне. Почему ты скрыл это от меня?

Раньше Джек делился с Мэдди строго секретными сведениями, но в этот раз не стал. У нее впервые возникло ощущение, что он ей не доверяет, и она огорчилась.

– Слишком щепетильная и важная тема.

– Мы потеряем там кучу наших парней, Джек, – встревожилась Мэдди. Она лихорадочно соображала. В понедельник это станет важной темой ее передачи.

– Иногда приходится идти на жертвы, – произнес он холодно. По его мнению, президент принял правильное решение. У них с Мэдди уже случались разногласия на эту тему: она была не так убеждена в правоте действий президента, как ее муж.

Они досмотрели выпуск новостей до конца. Ведущий сообщил, что в перестрелке с иракскими солдатами погибли девятнадцать американских морских пехотинцев. После этого Джек выключил телевизор, и она побрела за ним в спальню.

– Интересно, что президент Армстронг держит тебя в курсе таких вещей. Почему, Джек? – спросила она с подозрением.

– Почему бы и нет? Он мне доверяет.

– То ли доверяет, то ли использует в роли пиарщика, помогающего ему заставить американцев проглотить это без вреда для его имиджа.

– Он имеет право получать советы о том, как обращаться с прессой. Разве это преступление?

– Нет, не преступление, но не очень-то это честно – по дешевке загонять общественности то, что в дальнейшем может оказаться очень неудачной идеей.

– Избавь меня от своих политических взглядов, Мад. Президент знает, что делает.

Он отмахивался от нее, что еще сильнее расстраивало и огорчало Мэдди. В то же время она была заинтригована тем, что Джек становится таким значительным человеком для администрации. Она заподозрила, что этим отчасти объясняется раздражение мужа ее комментарием о Джанет Маккатчинс во вторник. Возможно, он испугался, что поднявшаяся шумиха не даст ему сделать следующий шаг в администрацию президента. Джек всегда внимательно следил за раскладом политических сил, стараясь уловить собственную выгоду. Он тщательно анализировал свои слова и поступки, свои знакомства и отношение к нему людей, в первую очередь влиятельных. Но в постели он в этот вечер был с Мэдди ласковее обычного, и, когда привлек ее к себе, она почувствовала, как он по ней изголодался.

– Прости, эта неделя выдалась для нас тяжелой, – сказала она примирительно.

– Больше так не поступай, Мад. В следующий раз я тебя не прощу. Знаешь, что будет, если я тебя уволю? – Ее удивил его жесткий, холодный голос. – Ты уже назавтра сядешь на мель. С тобой будет покончено, Мад. Твоя карьера зависит от меня, не смей об этом забыть. Со мной шутки плохи, Мэдди. Я могу задуть твою карьеру, как свечку. Ты никакая не звезда, как бы ни воображала себя таковой. Тебе везет только потому, что ты – моя жена.

Тон Джека очень ее расстроил: дело было не в самой угрозе, а именно в том, как она прозвучала. Мэдди ничего не ответила. Джек крепко, даже слишком, сжал ее грудь и без дальнейших слов доказал, кто из них главный. Мэдди не имела никакого значения, все решал муж. Она все больше склонялась к мысли, что ему важны только сила и власть.

Когда Мэдди проснулась в субботу, Джек уже оделся. Он торопился на встречу и предупредил ее, что проведет весь день в Пентагоне и они увидятся только ближе к ужину.

– Зачем тебе туда? – спросила она, наблюдая за мужем из постели.

Он прекрасно выглядел, продумав свой облик до мелочей: брюки, блейзер, серая водолазка. На улице было тепло, но она знала, что он весь день проведет под кондиционером и может замерзнуть.

– Теперь они начнут приглашать меня на некоторые свои совещания. Благодаря этому у нас будет представление, что у них там творится. Мы не сможем выдавать в эфир то, что я услышу, но информация все равно полезная, а президенту нужен совет, как лучше, по моему мнению, препарировать это для прессы. По-моему, здесь я могу ему помочь.

Именно это Мэдди и заподозрила накануне: Джек превращался в президентского пиарщика.

– Было бы правильно, если бы ты нашел способ раскрывать американцам правду. Наконец-то сделаешь хоть что-то полезное.

Говоря это, она пристально смотрела на мужа. Ее часто пугала его готовность искажать истину с целью придания новости «правильного» звучания. То, как он за это брался, выводило ее из себя. Для Мэдди же существовало четкое разделение на «черное» и «белое», на правду и ложь. Джек в отличие от нее улавливал целую гамму оттенков и переливов. Истина для него имела бесчисленное количество разновидностей и вариантов смысла.

– Существуют разные версии правды, Мад. Наша цель – нащупать ту, с которой людям будет удобнее всего.

– Ты ведь сам знаешь, что это чепуха! Пиар тут ни при чем. Правда – вот и все, что имеет смысл.

– Как раз поэтому я буду там сегодня, а ты нет. Чем ты сегодня, кстати, займешься? – Он решил подсластить пилюлю, отвлечь внимание жены от своих слов, не дать ей задуматься над их смыслом.

– Еще не знаю. Наверное, побуду дома, отдохну. А может, займусь покупками.

Ей очень хотелось сделать это в обществе подруги, она уже много лет скучала по веселому шопингу. Но у нее давно не было времени на поддержание дружеских отношений с кем-либо: Джек занимал все ее свободное время, полностью завладев ее вниманием. Главным для Мадлен стала работа. А единственные люди, с кем супруги общались, были так или иначе связаны с бизнесом – взять хоть тот прием Маккатчинсов в Виргинии.