— Ладно, — отрезал герцог.

— Вы хотите заняться любовью? — Энн не верила своим ушам.

— Да. Я подозреваю, что это единственный способ избавиться от вас.

На мгновение губы герцога растянулись в усмешке, но потом снова сомкнулись мрачной линией.

Энн решилась на следующий шаг. Она облизнула пересохшие губы и спустила платье еще ниже, чтобы выставить возвышавшуюся над корсетом грудь. Она потянула вниз тонкую сорочку и полностью открыла ее.

— Как вы предпочитаете делать это, ваша светлость? — с притворной самоуверенностью спросила Энн. — Можете делать все, что хотите.

Глава 2

— Любовь моя, — герцог провел рукой по спутанным волосам, — я понятия не имею, чего хочу. Эштон ведь сказал тебе, что все это было очень давно.

Энн плавно приблизилась к нему, опустила ресницы, стараясь выглядеть соблазнительной, но потом вспомнила, что с герцогом такие трюки не пройдут. Тут надо использовать голос и прикосновения. В полуобнаженном виде она чувствовала, себя немного неловко, хотя сам герцог был совершенно голым и нисколько не смущался по этому поводу. Энн прильнула к нему, прижимаясь грудью к его груди, а он положил ей руки на талию. И не успела Энн издать умелый стон, как его руки пришли в движение. Он обхватил ее правую грудь, осторожно сжал сосок, перекатывая его между большим и указательным пальцами.

Энн затаила дыхание. Обычно, когда играли с ее сосками, она ощущала боль, поэтому отключала чувства, как только там оказывались руки мужчины. Но сейчас она не могла позволить себе отключиться и быть мыслями где-то далеко. Ей необходимо сосредоточить внимание на герцоге, отслеживать каждое его движение и угадывать каждое его желание. Она должна вести себя с ним безупречно, чтобы он захотел оставить ее.

— Может… Может, вы хотите пройти в свою спальню? — предложила она, чувствуя, как взволнованно звучит се голос. Надо успокоиться. В конце концов, ей известно, что его не интересуют неопытные женщины.

Он перестал сжимать ее сосок и перешел к нежным поглаживаниям. Это было… приятно.

— Мы сделаем это здесь, ангел мой. Мы ведь находимся в моем кабинете, да?

— Да, — нахмурилась Энн, услышав странный вопрос. Ведь, даже ничего не видя, он должен был это знать.

— Хорошо. Я на секунду встревожился, что лишился чувств в коридоре и ласкал твою грудь на виду у прислуги.

— Вы действительно не знали, где мы находимся? — вздрогнула Энн.

— Я просто хотел убедиться. Ведь в коридоре не было бы кресла, ведь так? Если только я не выбросил его туда.

Выброшенное в коридор кресло?

— Дело в том, ангел мой, что мир для меня — сизая пустота. — С этими словами он вдруг ущипнул ее сосок.

Энн ойкнула.

— Тебе не нравится это? Прости, — хрипло сказал герцог. — Может, тебе не хочется заниматься любовью со слепым?

Герцог был сердит, озлоблен и уязвим, поэтому нападал без причины. Такие мужчины пугали Энн. Но герцога, с его ранами и слепотой, она понимала. Его состояние не беспокоило и не пугало ее, как некоторых других. Когда-то ее родной дедушка тоже ослеп.

— Ваша светлость, — твердо сказала Энн, — вы потеряли зрение в сражении, и я никогда не стану относиться к вашей слепоте как к физическому недостатку.

— Не станешь? — Герцог наклонился и коснулся губами ее груди. — И все же я не могу отыскать твой сосок, не совершив множество неуклюжих движений. — Язык герцога лизнул грудь Энн, и она задрожала от покалывающих ощущений внизу живота. Обычно ничего такого она не испытывала.

— Ваш поиск доставляет мне удовольствие, — прошептала Энн.

Его язык коснулся набухшего от горячих и влажных прикосновений соска, и он обхватил его губами. Сосок стал твердым и почти пульсировал от чувственных ласк. У Энн подогнулись колени, и, чтобы устоять на ногах, она уцепилась за бедра герцога.

Никогда прежде она не была… в таком разладе с самой собой, такой странной и безрассудной, когда мужчины ласкали ее тело перед тем, как овладеть ею. В борделе она всегда контролировала себя с мужчинами и всегда в совершенстве исполняла свою роль. Это уберегало ее от наказаний Мадам. Сейчас она должна руководствоваться разумом.

Чтобы доказать, что она управляет ситуацией, не собираясь терять самообладание или поддаваясь необычному головокружительному чувству, Энн издала страстный стон. Один из самых лучших в ее арсенале.

Герцог нежно гладил ее ягодицы и кончиком языка ласкал сосок. Внизу живота Энн почувствовала необычное… жаркое, болезненное ощущение. С внезапным приступом грусти она заметила, как герцог закрыл глаза. Неужели это потому, что ему не хочется помнить о своей слепоте, когда он прикасается к ней?

С ее губ сорвался тихий стон. Тот, который она не планировала. Настоящий. Он был слишком писклявым, и в нем совершенно отсутствовала страсть.

— Если я займусь любовью с тобой, — герцог оторвался от груди Энн, чтобы сделать вдох, — мне бы хотелось знать твое имя, ангел мой.

Энн. Звучит так скучно. В любом случае ее имя сообщили сыщикам с Боу-стрит, которых вызвали после смерти Мадам. Она должна назвать герцогу фальшивое имя. Новое имя для новой жизни.

— Сэриз[1], — пробормотала Энн. Это был цвет, который выбрала для нее Мадам. Скандальный ярко-красный. Теперь она должна вести себя подобно бесстыдной шлюхе, которая охотно носит красное шелковое платье и грудью упирается в мужчину, чтобы привлечь его внимание.

— Восхитительно, — шепнул в ответ герцог и обхватил губами сосок ее левой груди. Энн так и не поняла, к чему это относится: к ее имени или к соску.

Он с невероятной настойчивостью посасывал ее грудь, закрыв глаза с длинными черными ресницами, и это вызвало в ней невероятно сильные ощущения. Энн хотела быть бесстыдной, но вместо этого оцепенела и напряглась. Это уже не доставляло удовольствия, но она прикрыла глаза и терпела. Останавливать его нельзя, нельзя разрушать очарование. Ей нельзя сердить и раздражать его.

Он отпустил ее грудь, и Энн облегченно покачнулась, пока он не переместился к правой груди. Большая рука герцога обхватила ее снизу и стала нежно ласкать. Энн знала, что он хочет услышать доказательство того, что делает ей приятное. Она издала еще один запланированный стон, отлично подходивший к данной ситуации. Хриплый, с нотками удивления, как будто благодаря ему она испытала восторг, которого не знала прежде. И, по правде говоря, эта ласка была… приятной.

— Нравится? — Его светлость наградил Энн хриплым смешком.

— О да. — Ей хотелось, чтобы он думал, будто все, что он делает, превосходно. На розовых ореолах ее сосков блестела влага. Отделанный кружевом лиф платья был зажат между их телами, в тело Энн впивался корсет. — Вы хотите раздеть меня?

— В этом нет необходимости. — Герцог вздернул подбородок. — Шторы опущены? В комнате темно?

— Да. — Впервые за все это время Энн по-настоящему осмотрела его кабинет. Когда она приехала сюда, наняв экипаж на постоялом дворе в деревне, дом герцога удивил ее. Огромный особняк, симметричный и прочный, окруженный лужайками и лесами. Он очень напоминал дом, в котором она жила в детстве, дом, о котором она старалась теперь не думать.

Этот дом казался слишком скромным и простым для герцога, тем не менее в кабинете было полно симпатичных вещиц. У зашторенных окон на подставке, декорированной золотом, стоял глобус. Стены украшали огромные картины с изображенными на них лошадьми, здесь же стояли мягкие кожаные кресла с низкими спинками, уютные и располагающие к отдыху. Книги были повсюду: на полках, лежали стопками на столах, даже в креслах.

Это была любимая комната джентльмена. И было ужасно печально, что ее заполняли вещи, которые герцог больше не мог видеть.

— Я хочу овладеть тобой сзади, — резко произнес герцог. — На своем столе.

Что бы он ни пожелал, она должна соглашаться. Энн совсем не так представляла себе их первый раз, но противоречить не осмелилась.

— Хорошо. — Энн взяла его за руки, поднесла одну руку ко рту и, обхватив губами и призывно посасывая указательный палец герцога, стала отступать назад к большому блестящему столу у стены. Таким способом можно было вести его, пощадив его гордость. Когда ее ягодицы уперлись в гладкое полированное дерево, Энн остановилась. Герцог, обхватив ее руками, дотронулся до края стола.

— Повернись, — сказал он с той грубостью, которую придает голосу мужчины страсть. Многие девушки в борделе считали грубость возбуждающей. Им нравились мужчины, которые руководствовались чувствами. У Энн прежде таких не было, но сейчас она почувствовала облегчение. Его хриплый голос подтверждал, что она достигла поставленной цели. Герцог Марч сейчас должен овладеть ею.

— Конечно, ваша светлость, — промурлыкала она и оперлась руками о край стола. Герцог поднял юбки, и шелк заскользил по ногам Энн. Она собрала юбки перед собой и почувствовала, как рука герцога прошлась по ее обнаженным бедрам. Энн закрыла глаза и застонала, поскольку знала, что в тот момент, когда его пальцы коснулись ее плоти, она должна была застонать.

— О Боже, какая ты горячая, — пробормотал герцог. — И мягкая, как шелк.

Энн ждала, что он поспешит овладеть ею и напряглась, ожидая стремительного вторжения. Но он ласкал ее рукой и тыкался носом в шею, целуя ее. По позвоночнику Энн пробежал легкий трепет удовольствия. Это не совсем правильно. Почему он не хочет овладеть ею? Неужели он еще недостаточно готов? У Мадам Син мужчины редко прикасались к ней; в конце концов, они щедро платили, чтобы она хотела и была готова принять их без всякой прелюдии с их стороны.

Энн выгнула спину и потерлась о выступавшую напряженную плоть герцога. Это движение вызвало у него хриплый стон. Энн оглянулась и заметила, что дыхание у него участилось, вокруг рта залегли глубокие морщины. Он был явно возбужден, но ему требовалось больше.