Потекли минуты, грум, должно быть, седлал Анжелику. Цокот копыт по каменному полу конюшни заставил Энн затаить дыхание в ожидании. Мысль о том, что она снова сядет в седло, доставляла ей необыкновенное удовольствие. Вскоре появилось прекрасное животное, изящно шагавшее следом за молодым Бенсоном. Чистокровный, тщательно ухоженный, арабский скакун вороной масти.

Бенсон придержал лошадь за уздечку. Энн села в седло, перекинув ногу через спину лошади. Наверное, для леди возмутительно ездить таким способом, но она больше не была леди, и потом, сидя верхом, можно ехать гораздо быстрее. Энн захотелось предоставить Анжелике полную свободу действий и стрелой полететь через поля и сельскую местность. Но это невозможно, поскольку герцог не мог последовать за ней, и ей пришлось усмирить свое возбуждение. Анжелика капризно пританцовывала под ней. Похоже, они оказались родственными душами, обе страстно хотели делать то, что им нравится.

Энн затаила дыхание, наблюдая, как Бенсон помогает герцогу сесть верхом. Она увидела, как затянутой в перчатку рукой герцог нежно потрепал холку животного. Он пробормотал что-то, и, словно послушав старого приятеля, жеребец успокоился. Несмотря на слепоту, герцог плавно сел в седло.

Энн слегка пришпорила Анжелику, чтобы ехать рядом с герцогом. Ей не хотелось в присутствии слуги просить поводья. Она приблизилась к нему настолько, что их бедра касались друг друга. Герцог повернулся к ней, и улыбка на его губах была шире и ослепительней, чем Энн видела за все время своего присутствия здесь.

Герцог указал на лужайки, простиравшиеся перед ними до самого дома с левой стороны, и на край леса — справа.

— Объясняй, куда мы едем, предупреждай о препятствиях на пути, а я буду следовать твоим рекомендациям. Мне бы хотелось отправиться на южные поля. Туда ведет хорошая дорожка.

Он хочет, чтобы она проговаривала с ним дорогу, а не вела его как проводник? Сможет ли она хорошо сделать это, чтобы не обидеть его и не задеть? Придется попробовать.

— Значит, туда и поедем, ваша светлость.

Прошло очень много времени с тех пор, как Энн ездила верхом, и поначалу седло беспощадно хлопало по ее заду. Анжелика недовольно фыркала. Энн понимала, что должна все описывать герцогу, но никак не могла перестать внимательно наблюдать за ним. Потом и вовсе уставилась на него во все глаза. Она рассматривала морщинки, окружавшие его чувственный рот, длинные загнутые ресницы, любовалась его скулами и ямочкой на подбородке.

— Ты помнишь, я попросил тебя давать мне указания, чтобы я мог слышать твой очаровательный голосок? — напомнил герцог.

Сердце Энн глупо подпрыгнуло в груди. Герцог был настолько красив, что в его лицо было очень легко влюбиться. Умная любовница не ведет себя так, поэтому Энн направила все свои мысли на то, чтобы описывать герцогу дорогу.

— Стоп, любовь моя! — воскликнул вдруг герцог. Энн натянула поводья, и он слегка наклонил к ней голову. — Господи, как это здорово. Палящее солнце, ты рядом со мной, я слушаю твой разговор.

Его слова — «ты рядом со мной» — согрели Энн лучше солнечных лучей. Она никогда не каталась верхом в компании с джентльменом. Она даже никогда не выгуливала лошадь бок о бок с мужчиной, болтая с ним под лучами летнего солнышка. Это удовольствие, которое она впитает и сохранит в самом глубоком тайнике своей души.

— Я рад, что ты проявила такое упрямство, любовь моя. Если бы я отправил тебя назад в Лондон, то никогда бы не узнал подобного удовольствия. Но теперь мне хочется еще больше.

— Еще? — вздернула голову Энн. — Чего же именно?

— Я хочу пустить лошадь галопом.

— Нет, — вырвалось у Энн. Она нечаянно дернула поводья Анжелики, и лошадь тихо заржала от возмущения.

— Ангел мой, — герцог уже не улыбался, — мне надо пустить лошадь галопом.

— Я не могу этого допустить. Как на такой скорости я буду давать вам указания и направлять вас? А если вы упадете? Если сломаете шею?

— Наверное, я просто не боюсь этого.

— Что, скажите на милость, все это значит?

— Я пережил Ватерлоо не потому, что проявил недюжинное упрямство, чтобы не умереть. Или оказался слишком труслив. Я выжил, потому что выживание во время сражения зависит от чистого везения, в тот день удача была на моей стороне. Для тысяч других — нет. Может, я хочу испытать свою удачу.

— Испытать удачу? Нет! Ради всего святого, вы выжили! Вы хоть представляете, насколько ценно то, что человек выжил? Почему же вы пытаетесь убить себя теперь?

— Посередине этого луга все еще стоит старый дуб? — с улыбкой на губах привстал в седле герцог. — Есть что-нибудь между мной и этим деревом?

— Только я…

— Тогда давай наперегонки, ангел мой. Тот, кто первым домчится до дерева, победил. Ты можешь взять себе фору.

— Я не собираюсь состязаться с вами, ваша светлость. Я…

Энн не успела закончить возмущенную фразу, как герцог пришпорил свою лошадь. Жеребец рванул вперед, обогнул Энн и галопом помчался прямо к дереву. Энн не стала для него преградой. Должно быть, герцог воспользовался звуком ее голоса, чтобы определить ее местоположение и объехать.

Теперь он стремительно несся к дубу. Герцог действительно хотел загубить собственную жизнь ради гордости.

Энн повернула Анжелику и пустила ее галопом в погоню за герцогом.

— Вы можете упасть! Прекратите это!

Слышит ли он ее? Наверняка в ушах у него свистит ветер. Похоже, он был настолько полон решимости достичь этого чертова дерева первым, что не обращал внимания ни на что другое. Ее он точно не слушался.

Его бобровая шапка свалилась с головы и упала на землю. Он наклонился вперед, прижимаясь к вытянутой шее лошади, сзади развевались его угольно-черные волосы. Он приподнял в седле упругие ягодицы, а напряженные мышцы бедер бугрились под тканью брюк.

Что там за тропинка? На ней могло быть все, что угодно: камни, ямы, норы животных. Герцог мог попасть в беду, убиться.

Щелкнув поводьями, Энн поторопила свою лошадь. Но вместо того чтобы догонять, все больше отставала.

— Давай, давай, Анжелика. Мы должны остановить твоего хозяина, чтобы он не разбился!

Несмотря на то, что кобыла скакала на максимальной скорости и Энн вытянулась вдоль ее шеи, она понимала, что у Анжелики слишком короткий шаг. Внезапно Энн осенило. Ведь она может крикнуть, что он уже домчался до этого проклятого дерева. Надо заставить его думать, будто он победил, и он остановится.

Энн набрала в легкие побольше воздуха.

— Ваша светлость, вы проехали дуб! Вы победили! Гонка закончена! Остановитесь! Впереди высокая изгородь! — солгала Энн, чтобы заставить его действовать поскорее.

Герцог мгновенно натянул поводья, как только слова Энн сорвались с ее губ. Ее крик и громкий стук копыт лошади, должно быть, вспугнули куропатку. Птица взлетела из травы, шумно хлопая крыльями, прямо перед жеребцом герцога. Лошадь встала на дыбы.

Герцог резко выпрямился в седле, натянув поводья и пытаясь взять ситуацию под контроль. Энн видела, как он старался удержаться в седле, помогая себе крепкими мышцами бедер, напрягая широкие мышцы спины.

Лошадь опустилась, ударив копытами о землю так, что под Энн вздрогнуло поле. Потом черный мерин вдруг наклонил голову, как будто испытывал угрызения совести по поводу собственной паники, и поводья выскользнули из рук герцога. Он стал судорожно хвататься за воздух, очевидно, ожидая, что перед ним должна быть шея лошади, и полетел вниз головой через плечо лошади.

Его тело глухо ударилось о землю и затихло.

— О Господи! — только и смогла промолвить Энн. Задыхаясь, она вновь пришпорила Анжелику и, не доехав примерно ярда, так поспешно спрыгнула с лошади, что упала на колени, но тут же вскочила и помчалась к герцогу. — Ваша светлость!

Он по-прежнему лежал без движения с закрытыми глазами. Длинные ноги раскинулись в стороны, руки безвольно лежали по бокам. Он был явно без сознания. Энн опустилась рядом с ним на колени. Она знала, как проверить пульс. Затаив дыхание, она сняла перчатки и прижала кончики пальцев к шее герцога. Ей пришлось немного подвигать пальцы, прежде чем она услышала мягкие удары сердца. Она испытала такое облегчение, что едва не упала на герцога.

— Очнитесь, — потрясла она его за плечи. — Очнитесь, пожалуйста.

Энн боялась причинить ему боль, но при этом ей хотелось, чтобы он пришел в себя. Как можно быть таким безразличным к собственной жизни?..

— Боже… — Герцог открыл глаза. — Ах да, я ж не вижу. Сэриз, это ты? Где я?

— Вы на поле, — учащенно дыша, ответила Энн. — Там, где вы упали с лошади. Я думала… Я думала, вы разбились.

— Нет, ангел мой, — усмехнулся герцог, — я все еще живой. Немного расшибся, а в остальном — хоть бы что. Должен признать, что полет в воздухе в черноту оказался интересным.

Интересным. Энн пришлось схватить себя за правое запястье, чтобы не толкнуть герцога в грудь.

— Я рада, что вы развлеклись, — буркнула она. — Я испугалась, что вы мертвы. Возможно, для вас это было интересно, а для меня — ужасающе.

Энн попыталась подняться, но не успела встать на ноги, как герцог уцепился за ее бедро.

— Мне жаль, не уходи.

Ему жаль. Она так испугалась, что он сильно разбился, что она… потеряла его. Она была готова расплакаться, у нее до сих пор в глазах стояли слезы…

Герцог наклонил голову набок, принимая свой самый обаятельный вид.

— Мне бы хотелось заняться любовью с тобой прямо здесь, купаясь в солнечном свете, — тихо сказал он. — Мне кажется, когда ты такая сердитая, это добавит остроты. Ты все еще хочешь этого, Сэриз?

Хочет ли она? Ей хотелось как следует отшлепать его. Или заплакать. Или обнять и никогда не отпускать, никогда не разрешать ему снова садиться на лошадь.