— Да, пожалуй, — отозвалась Молинда и с тоскливым выражением посмотрела в окно, за которым в парковом пруду резвился карп.

Оба собеседника погрузились в свои мысли, и продолжительное молчание было нарушено только ворвавшимся в комнату Чарльзом Бойнтоном. Неотразимо красивый, почти столь же высокий, как кузен, только чуть более коренастый и прибавивший с годами несколько лишних фунтов, Чарльз, казалось, был наделен источником неиссякаемой жизненной энергии. Он был одним из тех удивительных людей, которые могут проработать без перерыва восемнадцать — двадцать часов и в конце изнурительного дня имеют такой же свежий и бодрый вид, как и в начале.

— Простите, я немного опоздал, — сказал он, — но мне понадобилось времени больше, чем я предполагал, чтобы разобраться в декларации груза, который прибыл сегодня в Вам Пу. Его доходы позволят нам недурно подзаработать.

— По моим подсчетам, — сказала Молинда, — на его грузе мы сможем сделать около двадцати тысяч долларов. Это не та сумма, от которой отмахиваются, но при наших нынешних сложностях она мало что поправит.

Думать Чарльз всегда предпочитал на ногах, и теперь, погрузив руки в карманы брюк, он принялся стремительно мерить шагами пространство комнаты.

— Джонни, — сказал он, — я хочу, чтобы ты со мной был предельно откровенен, если не возражаешь. Мне часто приходилось слышать разговоры о том, что Сун Чжао был одним из богатейших людей Востока.

Джонатан кивнул.

— В этом нет никакого сомнения, — мягко ответил он.

Чарльз заговорил в наступательной манере:

— Лайцзе-лу была его единственным ребенком и унаследовала огромные средства своего отца. Теперь, когда ее нет, все состояние перешло к тебе. Мне понятно твое желание оставить как можно больше детям, но «Рейкхелл и Бойнтон» переживает сейчас тяжелые времена, и нам отчаянно не хватает наличных средств. Не сомневаюсь, что, поделившись с компанией частицей своего состояния, ты даже не почувствуешь издержек.

Джонатан обменялся многозначительным взглядом с Молиндой и вздохнул.

— Я думал, тебе известно, Чарльз, — сказал он, — что, когда умерла Лайцзе-лу, я передал полученное ею наследство в дар «Обществу Быка» для помощи китайскому народу.

— Понятно, — сказал Чарльз. — Очень в твоем духе — потрафить собственному идеализму, а в результате компания не знает, как свести концы с концами.

Джонатан собрался было ответить резкостью, но в разговор вмешалась Молинда.

— Джонатан сделал то, что считал наилучшим для блага Китая, — сказала она, — и поскольку я была знакома с Лайцзе-лу, то уверена, что дух ее пребывает в покое после бескорыстного поступка ее супруга.

Чарльз понуро кивнул, но ничего не ответил. Молинда дотянулась до веревочки, на которой висел колокольчик, и появившаяся немолодая служанка сумела без слов угадать ее волю — Молинда прожила в имении достаточно, чтобы слуги могли привыкнуть к ее повадкам. Итак, несколько мгновений спустя в комнату внесли поднос с чаем и Молинда взяла на себя руководство церемонией, неспешно разливая ароматный, дышащий паром напиток в маленькие лакированные чашечки.

— Мне как-то с трудом верится, что мы находимся на грани банкротства, — говорил Джонатан. — С нашей нью-лондонской судоверфи мы спускаем на воду четыре клипера в год, и корабли флотилии «Рейкхелла и Бойнтона» бороздят просторы семи морей. — Он издал глубокий вздох. — Но для жизни большой компании требуются наличные средства, точно так же как для быстрого бега по морям клиперу нужны сильный ветер и ясная погода. Проблема наша проста, и, однако, мы сполна чувствуем на себе ее давление. Мы испытываем недостаток наличных средств.

Чарльз потягивал чай маленькими глоточками, находя его нестерпимо горячим. Наслаждения от чаепития он не испытывал. Он встал и снова зашагал по комнате, — неожиданно он расхохотался, и его компаньоны вздрогнули. Оба не видели ничего забавного в создавшейся ситуации и потому уставились на Чарльза в полном недоумении.

Тот снова хихикнул.

— У вас, у янки, есть одна поговорка, которая замечательно подходит к нашему положению, Джонни, — заявил он. — Полагаю, что звучит она так: «Не все ли равно, как с хорька шкуру драть».

Чарльз был известен своей изобретательностью, и Джонатан нимало не удивился такому началу:

— Я вижу, ты что-то придумал.

— Держу пари, что это так! — ответил Чарльз. — Молинда, ты проработала у Толстого Голландца долгие годы и пользовалась гораздо большим его расположением, чем мы оба когда бы то ни было, а потому слушай внимательно и укажи все шероховатости моего плана. Я считаю, что решение наших проблем следует искать в черном золоте.

— В перце? — удивленно спросила Молинда.

— В перце, — убежденно повторил Чарльз. — К нашему счастью, в этой части света ныне находится шесть кораблей «Рейкхелла и Бойнтона». Два стоят в Вам Пу, три — в нашем гонконгском доке, а последний либо только что прибыл на Яву, либо с минуты на минуту войдет в тамошний док. Я предлагаю постараться и наскрести денег, чтобы нагрузить перцем все шесть кораблей.

Джонатан громко присвистнул.

— Не то чтобы я ставил под сомнение твою мудрость, Чарльз, — сказал он, — и все же я не уверен, что с шести кораблей, груженых перцем, мы сможем сделать такую прибыль, которая окупила бы…

— Слушайте меня внимательно, — перебил его Чарльз. — Незамедлительно после закупки перца и погрузки его на борт наших кораблей Толстый Голландец использует все свои безграничные связи в правительстве Голландской Ост-Индии, чтобы объявить торговлю перцем — для всех и для каждого и под любым предлогом — на какой-то срок незаконной. Разумеется, эмбарго не будет носить постоянного характера, но продлится достаточно долго для того, чтобы мы смогли продиктовать в Лондоне свои цены на перец на мировом рынке и сорвать на этом деле жирный куш.

План был настолько дерзок, что Джонатан даже рассмеялся.

— Идея сама по себе ни с чем не сравнимая. Но мне в голову приходит десяток причин, почему вся схема не будет работать.

— Думай лучше о том, почему она все-таки заработает, Джонни! — заявил Чарльз и повернулся к Молинде. — Ну? — требовательно спросил он.

Когда Молинда сидела, плотно сжав ладони обеих рук и о чем-то напряженно размышляя, она имела некоторое сходство со статуями острова Бали.

— Твоя идея очаровательна, Чарльз, — промолвила она. — Разреши мне задать только один вопрос: почему Голландцу захочется следовать твоим желаниям в этом мероприятии?

— Мы долгое время сотрудничали с ним, — ответил Чарльз, — и он никогда не забудет, что Джонни помог ему стать владельцем клипера в те годы, когда за ними гонялся весь мир. К тому же он купил у нас уже полдюжины кораблей, и мы всегда ставим его интересы во главу угла.

Молинда покачала головой:

— Голландец умеет платить добром за услуги друзей. Он может преподнести девушку-рабыню или попугая. Он подарит индонезийские шелка и слоновую кость, которые дома можно будет отдать женам и матерям. То, что предлагаешь ты, потребует от него совершения гораздо более весомого благодеяния.

— Надеюсь, что тщеславие вынудит его действовать, — сказал Чарльз.

Джонатан быстро подхватил его мысль.

— Ну да, я понимаю, куда ты клонишь. Голландец — очень тщеславный человек, и потому нам надо попросить его о том, на что во всем мире способен лишь он один. Но сомнительно, чтобы одного тщеславия оказалось для этого достаточно. Твоя схема слишком уж безыскусна. Вне всякого сомнения, мы заработаем огромные капиталы, если одни во всем мире будем торговать перцем. Я помню, что единственным источником перца в мире остаются острова Голландской Ост-Индии, и мы могли бы завладеть преимуществом естественной монополии, — но я уже сказал, что не уверен, нашли ли мы ключ к тому, чтобы заставить Голландца действовать в наших интересах.

— Вы не нашли ключа, — отозвалась Молинда, — но вы и не слишком усердно его искали.

Она улыбнулась, отчего красота ее стала еще более пленительной.

— И все же я не могу корить вас. Решение лежит на поверхности, и вы, конечно, просмотрели его.

Джонатан приподнял брови.

— На поверхности?

— Именно так, — уверенно сказала молодая женщина. — Вам ведь Голландец знаком в качестве торгового партнера, щедрого хозяина и друга. Вы не сидели возле него день за днем, месяц за месяцем, не наблюдали, как он ведет свои дела. Я же такую возможность имела, и сейчас я заявляю вам совершенно уверенно, что всеми поступками этого человека движет прежде всего жадность.

Чарльз замедлил шаги и внимательно посмотрел на Молинду. Джонатан также не спускал с нее глаз.

— Голландец, — продолжала она спокойно, — доверяет вам обоим, так что сражение ваше уже наполовину выиграно, ибо на земле найдется немного людей, которым бы он мог довериться настолько, чтобы заключить сделку или войти в долю без подписания контракта, — а случай именно таков. Я, однако, уверена, что вам следует чуточку раззадорить его аппетиты обещанием процентов от прибыли, которую вы рассчитываете получить.

— Каких именно? — немедленно поинтересовался Чарльз.

Молинде опять пришлось задуматься.

— Если вы предложите ему слишком мало, то он с ходу отвергнет идею, зато у него может возникнуть желание самому воплотить ее в жизнь. Если же предложите слишком много, жадность может сыграть с ним дурную шутку, и он будет требовать больше и больше. Я бы, пожалуй, предложила ему десять процентов. Это вполне справедливо. Что бы он ни говорил, ни на шаг не отступайте от этой цифры. Я буду в высшей степени удивлена, если в конце концов он не уступит.

— Я считаю, что вам обоим нужно отправиться со мной в Джакарту, — сказал Чарльз, — и тогда ты сама получишь возможность определять стратегию на каждый новый день, Молинда.