Даниэла Стил - Воспоминания

«Удивительно, – писала она ему после рождественских праздников, – как все они не понимают меня. Мне кажется, они считают меня холодной и кичливой, и я их не разубеждаю. Так легче и, возможно, спокойнее, чем позволять кому-либо знать, как горит и ноет все внутри».

Она все еще скучала по Брэду, но теперь к этому прибавилось нечто большее. Ей не хватало кого-то рядом, человека, с которым можно было бы поговорить, поделиться переживаниями, посмеяться, сходить погулять. Ей было не по себе от мысли, что с кем-то можно заниматься тем же, чем она занималась с Брэдом, даже если этот кто-то – Тэдди. При мыслях о мужчинах ей делалось еще тоскливее и грустнее, они напоминали ей, как она одинока.

«Временами мне кажется, что так будет вечно. Я всегда буду одна, здесь, с Ванессой, вечер за вечером, год за годом, в этой квартире, работать в этом же магазине, и никто никогда не вспомнит обо мне. Иногда меня это пугает, Тэдди. Складывается так, будто ты остался единственным, кто по-настоящему знает меня».

Конечно же, оставалась еще Марчелла, но прошли уже годы с тех пор, как она в последний раз виделась с ней, Марчелла стала теперь частью ее прошлой жизни. Письма, которые за нее писали, были сумбурными и нескладными и не удовлетворяли Сирину. В сущности, оставался один лишь Тэдди, находившийся за тысячи миль, в Корее. Только в последние несколько месяцев этой войны они оба начали понимать, что с ними происходило. После двух с половиной лет переписки, обнажая друг перед другом душу, поддерживая один другого через тысячемильные расстояния, Сирина наконец-то поняла, почему за эти три года у нее так и не появился мужчина. Она ждала его, Тэдди.

В то утро, когда объявили об окончании войны, Сирина была в магазине, в вечернем костюме из черного бархата, с накрахмаленным жестким воротничком. Она стояла посреди модельного павильона, и слезы струились по ее щекам.

Продавщица смеялась, глядя на нее, другие возбужденно переговаривались между собой. Война в Корее закончилась! Сирине хотелось закричать от радости.

– Он возвращается домой, – прошептала она. – Он возвращается домой!

– Твой муж? – поинтересовалась продавщица.

– Нет. – Она медленно покачала головой с удивленным выражением на лице. – Его брат.

Женщина довольно странно посмотрела на Сирину, и она внезапно поняла, что теперь ей предстоит ответить на самый главный вопрос. Годы переписки подошли к концу. Кем для нее станет Тэдди?

Тэдди возвратился с Дальнего Востока третьего августа. Как только он ступил на землю Сан-Франциско, так в тот же момент стал официально уволенным из американской армии. Служба его прошла в самом пекле войны, и он получил такую разностороннюю практику, какая выпадала на долю лишь очень немногих врачей в США. Теперь он собирался в Нью-Йорк, чтобы еще год постажироваться у одного выдающегося хирурга. Но ни о чем об этом он не думал, когда спускался по трапу самолета. Его белокурые волосы поблескивали на солнце, лицо покрывал темный загар. Он всматривался в лица встречавших. Как сильно все отличалось от того дня, когда он отплывал на корабле из Окленда. Теперь он себя чувствовал совершенно по-иному. Он воевал три года, совсем недавно ему исполнилось тридцать лет.

Тэдди чувствовал, что за три года войны все в нем совершенно изменилось: интересы, потребности, ценности. За время долгого перелета из Японии он неотступно думал о том, как вернется в новую жизнь. Три года он не видел своей семьи. Письма матери рассказывали о том, что у них происходит, но он всегда ощущал какую-то легкость оттого, что находился далеко от дома. Грег писал редко, от силы одно-два письма за год. Отец умер год назад. Друзья постепенно перестали писать… Кроме Сирины. Его соприкосновение с этим миром осуществлялось через нее.

И вот теперь он возвращался назад, в мир, который стал ему незнакомым. Сейчас он пытался отыскать в толпе женщину, которую не видел три года.

Пока он медленно шел к месту выдачи багажа, глаза его внимательно вглядывались в толпу. Вокруг покачивались таблички с фамилиями прилетающих, приветственно взлетали букеты цветов, слезы струились по лицам, нетерпеливые руки рвались навстречу к мужьям, сыновьям, возлюбленным, отсутствовавшим долгие годы. Вдруг совершенно неожиданно он увидел Сирину, такую сногсшибательно красивую, что от одного ее вида защемило сердце. Она стояла, высокая, с широко раскрытыми глазами, спокойная, в красном шелковом платье, плотно облегающем фигуру, шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, а изумрудно-зеленые глаза были устремлены прямо на него. Как и она, Тэдди держался до странности спокойно. Он не ускорил шага, не бросился к ней, а подошел спокойно. Затем, словно оба они знали об этом заранее, он крепко обнял ее и изо всех сил прижал к своей груди. У обоих на глазах выступили слезы, потом, забыв о годах, улетевших прочь, он жадно поцеловал ее в губы, словно сбрасывая с плеч тяжесть долгих лет одиночества и боли. Так, не разжимая объятий, они стояли некоторое время, затем отступили и внимательно осмотрели друг друга с головы до ног. Когда Сирина подняла глаза, Тэдди увидел в них глубокую печаль. Тэдди возвратился к ней, это она теперь понимала, но Брэд не вернется никогда. Ей казалось, что все эти три долгих года в Корее находился Брэд, а не Тэдди. И только теперь со всей отчетливостью Сирина осознала, что муж потерян навсегда. Все годы переписки ей чудилось, будто она пишет письма не только Тэдди, но и Брэду. Они оба слились для нее в единое целое. Теперь же она столкнулась с жестокой реальностью. Ее сердце бурно колотилось, она старалась взять себя в руки и не дать печали отразиться на лице.

– Здравствуй, Сирина.

Она улыбалась, оправившись от первого шока. Затем они одновременно посмотрели на маленькую девочку, стоявшую рядом с матерью. Вот теперь-то три прошедших года предстали с особой отчетливостью. Ванессе было уже почти семь лет. Светло-голубые глаза Тэдди смеялись, лицо озарила нежная улыбка.

– Спорю, что ты не помнишь своего дядю Тэдди.

– Нет, помню. – Девочка слегка склонила головку набок, а когда улыбнулась, Тэдди увидел дырки на месте двух передних зубов. – Каждый вечер перед сном мамочка показывала мне твою фотографию. Твою и папину. Но он не приедет. Так мне сказала мама.

– Да, это так. – Словно острым лезвием, боль резанула и Сирину, и Тэдди, но он продолжал улыбаться. – Я сильно скучал по тебе.

Девочка кивнула с серьезным выражением на лице и, окидывая его взглядом с головы до ног, спросила:

– Ты правда доктор? – Тэдди кивнул, и на ее лице отразилась тревога. – А ты не станешь делать мне укол?

Он рассмеялся, покачал головой, поднял ее и посадил себе на плечи.

– Конечно же, нет. А как насчет мороженого?

– Ура! – воскликнула Ванесса.

Они стали пробираться к транспортеру, по которому двигались чемоданы. Тэдди подхватил свой, и теперь можно было отправляться домой, в квартирку, которую он помог отыскать Сирине еще до отъезда в Корею и которую вспоминал почти каждый вечер там, в корейских джунглях. И вот теперь, продолжая всматриваться в Сирину, он видел, как сильно она изменилась. Он ничего не сказал ей по этому поводу, пока они не устроились в комнате, попивая кофе и поглядывая через окно на бухту.

Тэдди не сводил с Сирины глаз, отмечая чуть заметную печаль, серьезность и в то же время нежность. Поставив чашку на стол, он осторожно взял Сирину за руку.

– Ты стала совсем взрослой, Сирина.

– Надеюсь… – Она улыбнулась. – Ведь мне уже двадцать семь.

– Возраст ничего не значит. Некоторые так и не взрослеют.

– У меня для этого имелось множество оснований, Тэдди. – Сирина бросила взгляд в другую комнату, где играла Ванесса, затем перевела глаза обратно на него. – Ты тоже повзрослел.

Он неторопливо кивнул, вспоминая то, о чем не хотел бы вспоминать.

– Иногда мне казалось, что никто из нас не сумеет пережить всего этого. Но мы справились. – Заставив себя улыбнуться, он добавил: – Полагаю, приобретенный опыт что-нибудь да значит. – Затем, видя чувства, отразившиеся на ее лице, спросил, не в силах сдержаться: – Ты все еще скучаешь по нему?

Она кивнула:

– Да, по вас обоим.

– И только один из нас вернулся обратно. – Тэдди как-то странно посмотрел на Сирину. – Наверное, очень трудно поверить в то, что близкий тебе человек никогда больше не вернется домой. Не знаю. – Он покачал головой. – Временами, когда я получал от тебя письма, на мгновение всплывал вопрос, почему ты ничего не пишешь о Брэде, и только потом вспоминал.

Сирина понимающе кивнула.

– Когда ты уехал, со дня его смерти прошло всего два месяца. Не думаю, что такого короткого срока хватило, чтобы осознать это. Сегодня я поняла это окончательно. – Она тихо вздохнула. – В общем-то я пыталась прятаться от этой страшной правды. Единственное, чем я занималась все эти годы, – это работа и воспитание Ванессы.

Тэдди знал об этом из ее писем.

– Двадцать семь лет – еще не конец жизни. – Затем добавил с улыбкой: – Знаешь, а ты выглядишь совсем по-другому.

Сирина слегка удивилась:

– Ты разочарован?

На это Тэдди лишь рассмеялся и покачал головой.

– О, Сирина… неужели за последние три года ты не смотрела в зеркало?

На этот раз пришла ее очередь рассмеяться.

– Слишком много! Это, пожалуй, единственное, чем я все время занималась.

– Итак, чем бы ты ни занималась, теперь ты гораздо красивее, чем тогда, когда я уезжал.

Она прищурилась и посмотрела на него с удивлением:

– Уж не повлияла ли война на ваше зрение, лейтенант? Они оба рассмеялись.

– Нет, принцесса, нисколько. Ты действительно самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Именно это я подумал тогда, когда впервые познакомился с тобой в Нью-Йорке.

– А… – Сирина сделала небрежное движение рукой, словно отмахиваясь от чего-то. – Все это искусственное, косметика.