Ретт


— Кто-нибудь, напомните мне, зачем мы здесь, когда у нас комендантский час?

Мы стоим в гостиной огромного братского дома на Греческой улице, плечом к плечу с половиной студентов. Похоже, что тема «Месть ботаников против Зверинца». Половина участников вечеринки одеты как ботаники в той или иной форме — белые рубашки с воротником, завязанные снизу выше пупка, черные очки с лентой в середине, короткие клетчатые юбки, высокие носки — а другая половина в тогах. Несколько парней ходят с толстовками, на которых белыми печатными буквами написано «Колледж».

Я почти уверен, что мы должны были заплатить у двери, но каким-то образом проскользнули, не заплатив.

Музыка оглушительна, но игра в братство сильна.

И впервые с тех пор, как я живу с Гандерсоном и Эриком, я был тем, кто хотел повеселиться. От меня не потребовалось много убеждения — только обещание холодного пива — но они оба скептически отнеслись к причине, по которой я внезапно захотел выйти. Это не моя роль и мы все это знаем.

Тем не менее, никто не отказался от возможности напиться или потрахаться.

— Расскажи нам еще раз, почему мы на студенческой вечеринке?

— Пить бесплатное пиво?

Они переглядываются.

— Это ведь ты, тот кто борется с нами перед выходом каждую неделю.

— Я знаю, но сегодня утром у меня была заноза в заднице. Может, мне надоело сидеть дома, когда все ходят в течение недели.

Гандерсон посочувствовал.

— Это верно. Зика и Оззи сегодня нет дома. Подружка Оза, Джеймс, выложила в инсту какую-то фигню о том, что была в каком-то винном баре, или, может быть, это одно из тех мест дегустации вин.

— Это то же самое, что винный бар, идиот. — Эрик не может сдержать презрения.

— Заткнись, Джонсон.

— Ребята, Господи, потише.

Мы идем дальше в комнату, на вечеринку, и мои соседи по комнате сразу находят знакомых девушек, с которыми они трахались или дурачились.

— Эта музыка отстой, — жалуется один из моих соседей по комнате.

— Какая разница — мы здесь не ради музыки. — Другой поднимает пиво в воздух, радуясь выходному в будний день. — Мы здесь ради кисок.

Смутившись, я бью его по руке.

— Никогда больше не говори такого дерьма.

— Ой, чувак, как больно. — Гандерсон ворчливо потирает руку. — Я просто хочу, чтобы вы оба, ублюдки, знали, что сегодня я трахаюсь. Мой член высохнет, если я этого не сделаю, так что заранее простите меня за то, что приведу домой какую-то цыпочку.

Он оглядывает комнату, сцепив пальцы.

— Кто будет счастливицей, кто будет…

— Сегодня ты никого не приведешь домой. — Я хмурюсь. — Не сегодня. Нет.

— Судьба решит. — Гандерсон вскидывает руки в притворном поражении. — Я не собираюсь никого бить палкой, если они захотят трахнуть меня позже, Вот и все, что хочу сказать.

Джонсон хмурится.

— Это ты хотел выйти. Мы должны начать называть тебя новичок-зануда?

— Или кайфолом.

— Блокировщик члена? — Им это нравится.

— Да, хорошо, мне нравится. Блокировщик члена.

— Оставим блокировщика члена топить свои печали в бутылке. Мы зря тратим время, стоя в этом углу — здесь пахнет сексуальным подавлением и ночными выбросами.

Слово «полюция» — ночные полюции.

Боже, что за пень.

Джонсон рыгает.

— Позже, брат. Не уходи рано без нас.

— Не зли меня, и я не уйду.

Они протягивают мне костяшки пальцев, а потом уходят, раздвигая толпу и пробираясь сквозь нее, как будто они здесь хозяева, оставляя меня на краю комнаты одного.

Чтобы самостоятельно позаботиться о себе в комнате, полной людей, одетых как ботаники и греки.

Отлично.

Отодвинувшись в дальний конец комнаты, я прислоняюсь к стене, сканируя глазами каждое лицо в толпе, ища длинные черные волосы в море светлых и коричневых, и некоторых неоновых цветов, таких как синий и розовый.

Я нервно тереблю этикетку на пивной бутылке.

Нарушение правила выхода сегодня вечером нервирует меня, а встреча с Алекс только увеличивает беспокойство, зарождающееся в животе. Я хочу, бл*дь, блевать.

Это была такая дерьмовая идея; я не в состоянии справиться с этим. Понятия не имею, что творю. Что я буду делать, когда наконец найду ее и встречусь лицом к лицу?

Черт, черт, черт.

Паника накатывает, мой разум на пределе, ладони вспотели.

Я тереблю воротник своей темно-синей футболки. На левом нагрудном кармане логотип популярной компании Nantucket, единственная приличная чистая рубашка, которая лежала на полке моего шкафа, которая не была помятой, грязной или слишком нарядной и не имела логотипа борьбы из неправильного колледжа.

Я чувствую себя как под кайфом.

Замечаю яркую красную вспышку на другом конце комнаты, и какое бы проклятие ни было у меня на языке, оно застревает в горле.

Вот она стоит в углу со своими друзьями и смеется. Голова откинута назад, длинная бледная шея обнажена. Длинные рыжие волосы цвета гребаного огня. Безупречная белая кожа. Темно-бордовые губы. Высокая.

Она не Алекс, но она красивая.

Нет, не красивая.

Elle est mieux. Она лучше.

Значительно.

Она ошеломляющая.

Господи, она вообще человек? Она великолепна, и мне уже пора заткнуться.

Я смотрю — конечно, смотрю — и, Боже, чувствую себя жалко с пивом в руке, подвешенным на полпути ко рту, глупо разинув рот через переполненную вечеринку.

Черный топ в горошек с длинными рукавами и белым животом; она одета не так, как все на вечеринке.

Шорты с высокой талией и двумя рядами серебряных пуговиц по бокам. Бледные ноги, которые тянутся на мили.

Когда она поднимает глаза и оглядывает комнату, я опускаю голову, мое лицо пылает. Поворачиваюсь к ней спиной и пью. Выпиваю всю бутылку пива, чтобы набраться храбрости — мне нужно просто стоять с ней в одной комнате.

Как я попал в этот бардак?

Не знаю, как долго стою лицом к стене, но достаточно долго, чтобы прикончить тепловатую янтарную жидкость в бутылке.

Толкаю его вниз в горло, как будто давлюсь теплой мочой.

Закатываю глаза к потолку и поворачиваюсь лицом к комнате.

Замечаю, что рыжеволосая изучает меня.

Склонив голову набок, пока ее друзья разговаривают и смеются рядом с ней, она не обращает на них ни малейшего внимания; все ее внимание сосредоточено на мне. Она рассеянно кивает сидящей рядом девушке, не сводя глаз с моего пылающего лица.

Лукавая улыбка играет в уголке ее идеально очерченного рта, дерзкие темные губы на долю секунды поджимаются.

Честно говоря, она так красива, что я не знаю, куда смотреть в первую очередь.

Мне смотреть прямо на нее? Или отвести глаза?

Я нахожу ближайший столик и ставлю там пустую бутылку, вытирая потные ладони о штанины, чтобы достать телефон из заднего кармана и послать сообщение Алекс.

Где она?

Девушка писала мне несколько раз с тех пор, как мы мастурбировали вместе, каждое сообщение было коротким и милым, забавным. Я продолжаю строить ее в своем сознании, романтизируя то, что она может значить для меня. Представляю ее веселой, общительной, временами легкомысленной, но забавной.


Я: Привет. Ты придешь сегодня вечером?

Алекс: Я собиралась, но передумала. Не думаю, что у меня получится, извини.

Я: Почему ты не сказала, что собираешься меня бросить?

Алекс : Прости! Вместо этого я хотела остаться дома.

Я : Ты могла бы написать мне, чтобы я знал.

Алекс: LOL, я не думала, что должна.

Я: Знаешь, мне разрешено выходить только один раз в неделю, и сегодня не та ночь. Я нарушаю правила, чтобы встретиться с тобой, а ты даже не потрудилась прийти.

Алекс: Твои соседи по комнате, кажется, не возражают против нарушения правил.

Я: А?

Алекс: Дикая догадка, что ты со своими соседями? Ты оказался на той вечеринке?

Я: Да, но я собираюсь свалить. Слишком многолюдно.

Алекс: А тебе это не нравится?

Я: Нет, не тогда, когда я должен был остаться дома сегодня.

Алекс: Так ты направляешься домой?

Я: Да.

Алекс : К.


К? Какого хрена? Раздраженный, направляюсь к двери, злясь, что Алекс не потрудилась сказать мне, что она осталась дома, а потом сделала вид, что ей все равно, что я вышел.

Чертовски грубо и неуважительно; я должен был знать, что она собирается бросить меня.

Я так мало знаю о женщинах и их играх с головой, но должен был знать, что это произойдет. Боже, я такой тупой.