Николс приуныл. Он едва волочил ноги. Протянув руку, чтобы взять пятифунтовую банкноту, он нехотя выдавил из себя:

– Виконт Гилфорд. Так тогда его звали. Сейчас он стал графом Деннингемом.

Отец был прав в своих догадках. Человек, который заплатил за составление некролога, действительно был пэром. Отец так и говорил, что кто-то из его тайных врагов занимает очень высокое общественное положение. К сожалению, это означает, что ей будет нелегко продолжать борьбу.

Леона размышляла об этом, возвращаясь к экипажу. Нужно найти способ встретиться с Деннингемом. В этом ей поможет Истербрук.

Придется ей попросить Истербрука об услуге. А для этого увидеться с ним до того, как она примет решение об их дальнейших отношениях.

Прошло два дня, и все это время здравомыслие Леоны воевало с ее сердцем. Сердце хотело, чтобы Леона отбросила осторожность и послала к черту свою репутацию. Оно приводило множество веских доводов в пользу того, что не следует пренебрегать удовольствиями, пусть даже мимолетными. Она сожалела, что не поступала так раньше.

Только все дело в том, что ей уже не девятнадцать.

Погруженная в свои мысли, Леона шла словно во сне, не замечая ничего вокруг.

Внезапно ее задумчивость была нарушена, и окружающий мир резко ворвался в ее мысли. Уличные звуки стали оглушающими. Здания, небо, дорога, уличные фонари – все замелькало, а Леона ощутила такой сильный толчок, что ей показалось, будто она летит.

Затем все снова встало на свои места. Леона увидела, что ее кучер замахнулся кнутом на какого-то всадника, который скакал галопом по улице на гнедой лошади.

Опасность обошла ее стороной, но, вспоминая о том, что только что ее жизнь была под угрозой, Леона задрожала от страха.

– Прошу прощения, мисс Монтгомери, – тяжело дыша от волнения, проговорил испуганный Оуэнс, с тревогой глядя на Леону. – Лошадь чуть не раздавила нас обоих. Всадник появился из-за угла так неожиданно. И даже не удосужился посмотреть по сторонам. – Говоря это, Оуэнс продолжал держать Леону за руку, но, обнаружив это, смущенно убрал руку. – Вы ушиблись? Может быть, нам поехать домой, и ваша горничная…

Леона постаралась казаться спокойной.

– Я не ушиблась. Спасибо, что проявили бдительность. Мы скоро вернемся домой. Но сначала мне нужно кое-кого навестить.

Глава 13

Кристиан сидел в своем любимом кресле в спальне. Сделанные из плотной ткани шторы были задернуты, солнечный свет не проникал в комнату. Кристиан сидел с закрытыми глазами. Он не медитировал, хотя ему очень хотелось заняться медитацией. Однако сейчас ему было не до этого: из головы не шла Леона.

Прошло два дня после их последней встречи, Кристиан потерял покой и сон. Но хуже всего то, что Кристиан после разговора с Хейденом пребывал в стоянии такого сильного душевного смятения, что был не в состоянии встретиться с Леоной и вести себя с ней как ни в чем не бывало.

Одно дело – просто соблазнить женщину. Другое – добиться успеха, соблазнив эту, единственную и неповторимую. А Леона всегда была для него единственной и неповторимой. С ней он сравнивал всех остальных. Она была для него мерилом всего – даже желания, которое он испытывал.

Движущей силой соблазнения обычно выступают порыв и инстинкты, не поддающиеся логике. Мужчина не задумывается при этом о возможных последствиях. Когда речь шла о соблазнении любой другой женщины, для Кристиана не существовало никакой скрытой подоплеки для его поступка – ничего, кроме непродолжительной связи, имеющей целью физическое удовлетворение. Так было у него с искушенной в любовных делах миссис Напье. Но опыт общения с другими женщинами не годился, когда дело касалось Леоны и той ситуации, в которой Кристиан сейчас из-за нее оказался.

Истербрук всегда с недоверием относился к понятиям греха, совести и необходимости выполнения норм общественной морали и правил благопристойности. Он был твердо убежден в том, что строгие моральные нормы созданы, чтобы сковывать свободу людей, а не облагораживать их. Но несмотря на это, Кристиан не мог отрицать того факта, что одна ночь в постели с Леоной неожиданным образом изменила его представления. Удовлетворив свою страсть, он почувствовал ответственность за Леону и ее судьбу. И чем дольше он воздерживался оттого, чтобы предаться с ней греху повторно, тем больше угрызений совести испытывал. Из-за того, что совершил.

Он поступил с Леоной бессердечно. Это очевидно. Поставил себе целью овладеть ею – и в конце концов добился своего. Он с успехом использовал удовольствие для того, чтобы она забыла о здравомыслии и пренебрегла своей репутацией.

Сидевший внутри Кристиана первобытный человек не испытывал угрызений совести, даже гордился собой. Однако цивилизованный человек, находившийся у него внутри, знал, что настало время посмотреть правде в глаза и признать, что он причинил Леоне зло.

Как порядочный человек, он должен был предложить Леоне руку и сердце. Кристиан удивлялся, почему одна лишь мысль об этом не повергает его в уныние.

Быть может, он изменился после того, как увидел свою новорожденную племянницу. Кристиан подумал о том, что жизнь проходит, а он как будто и не живет вовсе. Ему – отшельнику и одиночке – тяжело было видеть счастье молодых родителей – Алексии и Хейдена. Глядя на них, он чувствовал душевную пустоту. На Хилл-стрит, в доме Хейдена и Алексии, его собственные жизненные цели показались ему мелкими и эгоистичными – удовлетворение сиюминутных желаний, соблазнение Леоны.

Перед глазами у Кристиана до сих пор стояла новорожденная малышка, создание Божие. Воплощенное чудо.

А что, если Леона ответит согласием на его предложение выйти за него замуж? Она дала ему понять, что не согласится, когда в саду на балу у Пеннингтонов заявила, что у них разные судьбы. А то, что Хейден рассказал об известности Леоны среди восточных оптовых торговцев, свидетельствовало о том, что такую женщину, как Леона, вряд ли прельщала перспектива состариться, сидя в уютной гостиной в Мейфэре.

Ужасная правда заключалась и в том, что жениться на этой женщине было бы еще более эгоистичным поступком с его стороны, чем ее соблазнение. Истербрук свыкся со своей горькой судьбой. На короткое время он мог с ней справиться. Однако Кристиан сомневался, что есть на свете женщина, которая может постоянно жить с таким мужчиной, как он, и не возненавидеть его. Это еще хуже, чем брак с умалишенным. Сумасшедшего можно запереть на замок или на законных основаниях освободиться от такого брака.

Кристиан открыл глаза, поднялся и прошел в небольшую приемную перед спальней. Он взял в руки листок, лежавший на письменном столе, недописанное письмо, адресованное Дэниелу Сент-Джону. Когда письмо будет дописано, Кристиан скрепя сердце сдержит данное Леоне обещание помочь ей завязать полезные деловые связи в Лондоне.

Если он закончит это письмо и оно попадет к адресату, через неделю-другую Леона уедет из Лондона: ее миссия будет завершена.

Кристиан не мог ничего с собой поделать: каждый раз, когда он думал об этом, его душил гнев. Но речь здесь шла не только о гневе. В глубине его души гнездился страх.

Когда Леона уедет, он снова будет одинок. И дело тут совсем не в банальном удовлетворении влечения плоти.

Кристиан останется один на один со своим даром, который он уже давно считает проклятием, – даром знать больше, чем положено правилами приличия или высшей справедливостью.

Он никогда больше снова не познает радости сближения не только тел, но и душ, которое испытывал с Леоной.

Размышления Кристиана прервало чье-то бормотание, которое шло из гардеробной, – кто-то спорил с Фиппеном.

Кристиан вернулся в спальню и открыл дверь гардеробной. При его неожиданном появлении Фиппен в ужасе округлил глаза. Тыча пальцем в лакея, Фиппен проговорил:

– Я предупреждал его, что вы не любите, когда вас беспокоят в это время. Сказал ему, что никто не вынудит меня принести вам визитную карточку, когда вы отдыхаете. Теперь видишь, что ты наделал?

– Когда я отдыхаю? Фиппен, «отдыхают» только больные. Например, душевнобольные.

– Милорд! Я никогда бы не осмелился…

– Сейчас же дай мне эту визитку. Лакей протянул Истербруку карточку.

Кристиан обрадовался. Это была карточка Леоны. Какой приятный сюрприз!

Может быть, она явилась, чтобы поблагодарить его за корзину цветов, которую он ей накануне послал? Возможно, она даже пожурит его за то, что он сам не зашел к ней.

Он мысленно представил себе, как она будет его отчитывать, и повернулся к лакею:

– Проводи ее в гостиную. А затем скажи моей тетушке и кузине, что мне требуется их помощь в библиотеке. Когда они туда войдут, запри дверь на замок, чтобы они не смогли выйти из комнаты.

Лакей не понял, был ли последний приказ хозяина шуткой или нет. Когда после его слов никто не рассмеялся, он очень удивился, но счел нужным промолчать.

– И распорядись, чтобы мисс Монтгомери принесли освежающие напитки.

Лакей удалился. Кристиан повернулся к Фиппену:

– Через десять минут я должен спуститься в гостиную. Сделай так, чтобы к этому времени я выглядел так, словно меня пригласили на прием к королеве.

Фиппен окинул хозяина недоверчивым взглядом – от небритого лица до босых ног – и достал из ящика туалетного столика бритву.

Леона была сегодня еще красивее, чем обычно. Она сидела, глядя в окно, погруженная в размышления.

Скроенное по последней моде платье с низкой талией выгодно подчеркивало ее пышные формы. Увидев Леону, Кристиан мысленно раздел ее, сняв с нее платье из темно-розового шелка и кремовую шляпку – с головы. Он представил себе, как глаза Леоны темнеют от желания.

Поднос с освежающими напитками уже принесли. Тетушка и кузина наверняка сидят под замком в библиотеке. Но на всякий случай Кристиан запер дверь гостиной.

Леона была так погружена в свои мысли, что не услышала его шагов. Интересно, о чем она сейчас думает?