- Ариша… Ариша, ты меня слышишь?

Голос… Сильный. Спокойный. Требовательный. И такой знакомый.

- Да…

Удивительно, как много сил может отнять одно короткое слово.

- Открой глаза. Мне нужно тебя осмотреть…

Открыла. И правда – он. Собранный. Уверенный в себе на двести процентов.

- А у тебя глаза красивые…

Красивые глаза изумленно расширились. И это все, что я успела заметить, прежде чем меня опять утащило в забытье. Последней была мысль – вот я дура. Нашла, на что потратить оставшиеся силы! Ведь нужно было о малышке спросить. А я совсем забыла и почему-то вспомнила об этом только тогда, когда уже стало поздно. Меня охватило глухое отчаяние. Но и его очень быстро слизала тьма.

В следующий раз я пришла в себя уже почти по-настоящему. Не открывая глаз, пошевелила сначала пальцами рук, мысленно спустилась вниз по туловищу. А потом медленно, потому что каждое движение требовало невероятных усилий, накрыла ладонью абсолютно плоский живот. Дернулась, нащупав повязку…

- Тише-тише! Не так резко!

Открыла глаза. Орлов нависал надо мной всей своей мощной фигурой.

- С ребенком… все… хорошо?

- Все прекрасно. Машка… Кило двести. Маленькая, как котенок. Сама задышала сразу. С сосательным все похуже, но она умница. За ней можно наблюдать через специальное приложение. Представляешь?

Все мое внимание было поглощено тем, что он говорит. Я даже не сразу поняла, что под этот монолог Орлов взялся меня осматривать. Сил хватало только на то, чтобы оставаться в сознании.

Я – мама…

- Сейчас…

- Что?

Я облизала скатившиеся по губам слезы.

- Покажи. Сейчас.

Как врач, я понимала, что мое состояние и состояние малышки просто не позволит нам большего на этом этапе. Только вот так – через экран телефона. Увидеть, но не коснуться. О большем нечего и просить. Я понимала…

Орлов выпрямился. Достал телефон из кармана, что-то там понажимал и склонился надо мной. Сквозь ароматы лекарств и хлорки, наполняющие палату, до меня донесся тонкий едва ощутимый запах его духов. Как что-то из совсем другого мира.

Машенька спала. Я не могла рассмотреть ее в деталях, сколько ни вглядывалась в экран, но мое сердце все равно будто кипятком ошпаривала нежность. И любовь. Чудовищной, непреодолимой силы.

- Почему пеленка голубая? Я такой не покупала-а-а, – расплакалась я, окончательно сбив с толку Орлова.

- Не знаю. Это Тёма с Ринатом купили. И шапку…

Я взглянула на белую шапку с забавным помпоном. К ней у меня почему-то претензий не было.

- А почему не ты?

- А мне некогда, Ариш. Я тут с вами безвылазно сижу.

Плакать захотелось еще сильней. Но больше – спать. И меня опять унесло далеко-далеко.

В третий раз я проснулась в полном одиночестве. Туман в голове рассеялся. Я смогла отчетливо вспомнить предшествующие моему попаданию в больницу события и все, что было потом.

«А мне некогда, Ариш. Я тут с вами безвылазно сижу…» - вот, что сказал Орлов. Означало ли это, что он принял дочь? Наверное… Дрожь облегчения прошла по позвоночнику и сконцентрировалась на кончиках пальцев. Я понимала, что мне теперь многое придется ему объяснить. И согласовать с ним многое. С поправкой на то, что произошло, потому как ни в одном из моих сценариев этого разговора такое и близко предусмотрено не было. Собственно, все мои сценарии как раз основывались на том, что мне ничего… абсолютно ничего от него не надо. Что я сама со всем справлюсь. Чтобы он вдруг не подумал, будто я пытаюсь повесить на него то, чего он никогда не хотел.  А тут… Черт, неплохо было бы узнать, с чем я вообще имею дело. Насколько сильно я пострадала? Сколько времени и денег, которых нет, займет моя реабилитация? И когда я смогу воссоединиться с Машенькой? Хотя бы просто взять ее на руки. Вдоволь ею надышаться…

На глаза опять накатили слезы. Во всем определенно виноваты взбесившиеся гормоны. Еще бы. Такая встряска для организма.

Пока я жалела себя, дверь в палату открылась. Я повернула голову на звук.

- Ариша! Девочка…

- Тётя Надя…

- Господи, солнышко наше. Мы с ума все сходили. Как замечательно, что все хорошо. Как замечательно, господи! А ведь мы могли тебя потерять. Тебя! Машеньку… Врачи спасали. Миша… Ты почему нам не сказала, что он Машенькин отец?! А впрочем, глупости это, потом расскажешь. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

Тётя Надя подошла к койке, опустилась на стул и принялась целовать мне руки.

- Ну, что вы… Ну, не надо так, тётя Надя… - глотала слезы я. – Я в порядке. Правда. Лучше вы мне расскажите, что у меня в анамнезе. И как Люба с Обри.

- Улетели они, когда все закончилось. Звонят по пять раз на дню, – тётя Надя приложила платочек к глазам. – А этот… как его?

- Анамнез.

- Это тебе надо Мишеньку расспросить. Ох, а вот и он, кстати.

Я медленно повернула голову к двери. Орлов осунулся. И как будто похудел.

- Здравствуйте.

- Здравствуй, дорогой. Я вот зашла, дай, думаю, проведаю Аришеньку. Всего на пять минут. Как разрешено. Уже убегаю…

Тётя Надя и впрямь вскочила. Но по дороге к выходу из палаты остановилась возле Орлова, крепко его обняла, а уже у самой двери обернулась и быстро нас перекрестила.

- Ну, как ты?

- Это я у тебя должна спросить, - пошутила неловко. – Как я? Послушать тётю Надю, так едва выжила.

До сих пор осознание близости смерти не укладывалось в моей голове. Я вообще старалась об этом не думать, потому что тогда Маша могла бы остаться круглой сиротой. Кто ж знал, что, откладывая разговор с Орловым, я так рискую? Мы так опрометчиво думаем, что с нами никогда не случится плохое.

- Она права, – свел брови Орлов.

- И что у меня? – занервничала.

- Разрыв селезенки с повреждением сосудистой ножки, ушиб поясничной области, открытый перелом голени. Пришлось делать репозицию с установкой аппарата Илизарова.

Я присвистнула.

- Дашь снимки посмотреть?

- Ты что, сомневаешься в моей компетентности?

- Да нет же. Этим у нас ты грешишь, - брякнула, не сумев удержать язык за зубами, и тут же пошла на попятный: - Прости. И спасибо за то, что ты сделал для нас с Машенькой.

Разговор давался мне нелегко. Я все еще очень быстро уставала. Глаза закрывались сами собой. И пока я боролась со сном, не сразу поняла, что Орлов так ничего мне и не ответил. Медленно подняла ресницы… И наткнулась на его внимательный изучающий взгляд.

- Что?

- Ты поэтому мне ничего не сказала?

- Почему? – тупила я.

- Потому что я доставал тебя на работе?

- А ты теперь, значит, признаешь, что меня доставал? – язык уже едва ворочался во рту, но это был слишком интересный вопрос, чтобы не задать его.

- Может быть.

- Ты вел себя как задница. Это точно. Но дело не в этом.

- А в чем?

- В том, что ты несвободен. Я просто не придумала, как сообщить человеку в отношениях о том, что он скоро станет отцом. Меня оправдывает то, что я пыталась?

- Что за бред? С чего ты это взяла? Нет у меня никого!

Сил на то, чтобы подвергнуть его слова сомнению, у меня не было. А чтобы ему поверить – не было смелости. Поэтому я промямлила:

- Да это теперь уже и неважно. Лучше скажи, когда я смогу встать?

Я до сих пор была подключена к катетерам, и, если честно, меня это в его присутствии ужасно смущало. Хотя поначалу, конечно, мне было не до этого. Зато теперь, когда боль немного отступила – смущение вышло на первый план. Все же я была женщиной, а он – мужчиной, с которым нас связывало… А связывало ли нас с ним хоть что-то? Кроме дочери…

Теперь уж и не узнать. Зачем ему я? Ни на что не годная, требующая ухода и сложной реабилитации? А тут еще новорожденный проблемный ребенок. Словом, столько проблем, что ах!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Машенька в инкубаторе:

Что значит – проблем? Да у него полные штаны счастья! Ты там, мамочка, лежишь и не знаешь, как он мне улыбался сегодня. И даже что-то напевал. Из Сплина… Как-то так: «И лампа не горит. И врут календари. И если дочь надула в памперс, ты, папа, убери». Как думаешь, это дословно?


- Вставать уже можно. Ты ж и сама наверняка знаешь.

- Знаю, – пробормотала, засыпая. - Просто ты же мой доктор…

И снова провал, как в яму, на дне которой - ничего. Никого. Просто темнота. Из которой выныриваешь, как из болота.

Открыла глаза. Испугалась, но потом поняла, что это не я ослепла, просто за окном ночь, а кто-то забыл оставить включенным ночник, или не посчитал нужным. В вене – игла. Поэтому я осторожно на локтях поднялась повыше. Пошарила рукой в поисках выключателя.

- Что-то случилось?

Я вздрогнула.

- Ты меня напугал.

Орлов на мои слова не отреагировал. Лишь зевнул так, что я на секундочку увидела его гланды. Интересно, сколько он вот так, на ногах? Я ведь понятия не имела, сколько прошло времени, и как долго я оставалась в беспамятстве.

- Какой сегодня день?

- А сколько времени? – он вытянул руки над головой, потянулся. Роба задралась чуть ли к подмышкам, оголяя его живот. Ничего особенного. Никаких кубиков. Но и жира нет. Поймав себя на этой мысли, я решила потребовать отменить мне обезболивающие. Потому что под кайфом мне что-то не то лезло в голову. И вообще…

- Три ночи. Господи, и чего ты подхватилась?

- Ну, извини. Выспалась, видимо. К тому же откуда мне было знать, что ты решишь составить мне компанию. Так какой сегодня день?

- Утро четверга, получается. И что значит - ты не знала? Мы же не чужие люди.

Это глупо, но от его слов у меня потеплело внутри. Глупо. И очень опасно. Что-то во мне тянулось к нему с невыносимой силой. Такому… надежному и немного ворчливому. А я не должна была забывать, что это всего лишь чувство долга. Кем бы я была, если бы им воспользовалась?