Кэрол не могла сказать ему, что все в порядке. Какой там порядок… Она оскорбила бы его своей снисходительностью, если бы сделала вид, что ничего не случилось. Просто лежала у него на груди, но руки супруга больше не обнимали ее.

Наконец она легла рядом.

— На этот раз нам придется поговорить, — сказала Кэрол.

Он подумал о том, сколько боли может выдержать человек, через какие унижения должен пройти мужчина, чтобы узнать о себе правду.

— О чем?

— Что происходит у тебя в голове, Энтони? Какое воспоминание, какие мысли становятся между нами?

— Если бы я знал, неужели не справился бы с этим.

— Сегодня мы сильно продвинулись вперед.

— Как будто это имеет какое-то значение! Секс — это не восхождение на Эверест. Тут никто не станет хлопать тебе за каждую сотню ярдов подъема по отвесному склону.

— Может, и нет, но это дает мне надежду, что в конце концов мы доберемся до вершины.

Энтони уставился в потолок. Он ни в чем не был уверен, но в этот последний невыносимый миг все стало предельно ясно.

— Ничего не получится, Кэрол. Я не хочу больше мучить тебя. Брачные клятвы здесь ни при чем. Ты вышла замуж не для того, чтобы хранить мне верность до смертного часа, а чтобы я мог помочь тебе в трудную минуту. Эта минута кончилась. Теперь ты в безопасности. Никто не будет преследовать тебя. Кентавр в тюрьме.

— Значит, я не могу быть рядом, чтобы помочь тебе в твою трудную минуту?

— Эта трудная минута продлится всю жизнь.

— Смешно… Все изменится. Сегодня было намного лучше.

— Лучше? — Энтони сел и уставился на нее. Он не мог смириться с тем, что любимая женщина лежит рядом, теплая, желанная и совершенно недостижимая. — Ты имеешь в виду эту жалкую пародию? Ты знаешь, как я мучаюсь при каждой неудаче?

— Знаю. Милый, я знаю, что это должно быть ужасно. Наверно, все внутри разрывается от обиды. Но ты не потерпел неудачу, ты только не добился большего…

— Я обманул тебя! — Он встал и потянулся за одеждой, лежавшей рядом с кроватью. Руки тряслись так, что не могли подобрать ее с полу.

— Нет, ты…

— Я привык к разочарованию. Я долго живу с ним. Но с тобой я жить не могу и знаю, что буду обманывать твои ожидания каждый раз, когда попытаюсь любить. Ты живая, чувственная женщина, которой нужен мужчина, способный сдержать обещание!

— Ты говоришь так, будто я ищу себе платного партнера для танцев…

— Тебе нужен мужчина, а не евнух! Я не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как ты тратишь жизнь на того, кто не может дать тебе ни секса, ни детей…

— Но ты можешь. Всему свое время.

На миг, на один-единственный миг ему страстно захотелось поверить ей. Но тут в его сознание бесцеремонно вторглась действительность. Он стоял рядом с самой желанной женщиной, которую когда-либо знал, и был не в состоянии овладеть ею. Даже сейчас, когда их совместная жизнь подходила к концу, его тело не соглашалось с тем, что приказывал мозг.

Энтони яростно обернулся.

— Это время не наступит никогда! Я надеялся, что сегодня получится. Казалось, что сегодня мои демоны решили отдохнуть. Но этого не случилось. Ни на секунду. И лучше не будет. Я не могу измениться! Тебе пора подумать о будущем. — Супруг отвернулся, уставившись в стену. — Но не связывай его со мной. Потому что меня там не будет.

— Значит, ты заботишься только обо мне? Раз уж ты стал таким благородным, то будь им до конца. Ты привык заботиться обо мне?

— Это не имеет значения.

— Имеет, и еще какое!

— Привык. Привык настолько, чтобы дать тебе свободу.

Она села и завернулась в простыню.

— И что это значит?

— Это значит, что тебе пора подумать о переезде.

Кэрол уставилась на него.

— О переезде?

— И скором, дорогая. Мы морочим друг другу голову и все глубже увязаем в том, что причиняет боль нам обоим. Пора выбираться, пока не дошло до беды. Ты говорила, что старую квартиру почти отремонтировали. Поговори с хозяином дома и скажи ему, что после Рождества вернешься.

— Поняла. — Она отвела глаза и прижала к груди прохладную простыню. Стена, в которую смотрела Кэрол, была бледно-желтой; в один из уик-эндов они сами выкрасили ее. Почему-то раздражал шум сновавших внизу машин. За окном шел мокрый снег. Ее беспокоило многое, но все это было такими пустяками…

— Прости, — сказал он. Слова с трудом сходили с языка. — Я не желал тебе зла.

— Энтони, ты никогда никому не желал зла. И женился на Клементине, тоже не желая ей зла. Похоже, ты всегда все делаешь по шаблону, верно?

Ответа не последовало. Муж исчез в гостиной. Судя по раздававшимся оттуда звукам, он одевался. Затем Кэрол услышала, как хлопнула входная дверь.

Она задумалась. Почему Энтони решил дать ей подождать до окончания каникул? Сделал подарок на Рождество? Позволил провести еще несколько недель рядом с человеком, на любовь которого она претендовала? Еще несколько недель, чтобы заставить его поверить, что они вместе смогут справиться с его бедой?

Ей не нужны были эти недели. Женщина глядела в стену, понимая, что больше не сможет оставаться в этой квартире. Она думала о том, куда переехать на то время, пока не закончится ремонт. Многие люди были бы рады приютить ее. Даже соседка Долли, несмотря на крохотную комнатку, в которой они жили с крохой Люси. Огаста и Роберт тоже были бы счастливы. Она перебрала дюжину других знакомых и отвергла их. Все было не то.

Ни одного места, где она могла бы чувствовать себя как дома.

Волоча за собой простыню, она прошла в гостиную. Как и думала, супруг ушел.

Кэрол нашла записную книжку и полистала страницы. В первый раз за годы, прошедшие со времени клятвы не уезжать из Кейвтауна, ей казалось, что нет сил больше здесь оставаться.

Она набрала номер Огасты, обменялась с ней парой слов, а затем позвонила матери в Денвер.

Глава 14

После ясной недели на сочельник пошел легкий снежок. Он тихонько похрустывал под ногами прохожих, торопившихся домой встречать праздник. Белые хлопья падали на Альбион-парк, и на фоне сугробов ярче сверкали рождественские лампочки, развешанные городской службой благоустройства. Снег падал на тротуар у церкви Двенадцати апостолов, падал на паперти всех городских церквей и постепенно превращался в слякоть под подошвами участников шествия, со свечками в руках двигавшихся к отелю «Альбион».

Энтони вывел безмолвную процессию из своего скромного храма. За ним по двое в ряд двигались его прихожане. Их было намного больше тридцати, считавшихся официальными членами общины. Тут было несколько мужчин, помогавших ему ремонтировать здание. Других привела сюда облетевшая город новость о предстоящем событии.

Рекламная кампания была проведена великолепно. С помощью связей в приходе Изумрудной долины и людей, которых Энтони узнал за годы службы в тамошнем храме, призыв распространился по всей округе. Когда же к шествию согласились присоединиться и другие церкви, в Кейвтауне и предместьях не осталось ни одного человека, который был бы к нему равнодушным.

В процессии участвовали и представители общины Долины. Джереми Милфорд и его семья собирались подойти позже, после окончания службы в собственной церкви. И все же около двух дюжин тамошних прихожан приехали, чтобы поддержать Хэкворта.

На подступах к отелю процессии свеченосцев сливались. Кое-кто шел больше мили, вновь зажигая свечи, потушенные снегопадом. Некоторые процессии были совсем коротенькими, но та, которая приближалась сейчас к отелю, растянулась на целый квартал.

Колонна Энтони двигалась медленно. Им предстояло слиться с остальными у заброшенного склада позади отеля в семь тридцать. Время было выбрано так, чтобы не помешать службам разных церквей. Оно приходилось между традиционным временем ранней вечерни и всеношной.

Они остановились у перекрестка, где падре впервые столкнулся с Кэрол. На противоположной стороне улицы выстроилась колонна из Грейфолдских камней, которую возглавлял отставной священник, живший в новостройке вместе с дочерью и ее семьей. Он был другом Глории Макуэн, а сейчас стал другом Энтони. Он был стар, а старикам в новостройке приходилось особенно трудно. Они становились легкой добычей молодых вооруженных бандитов. Но когда ему рассказали о том, что планируется на сочельник, преподобный Эмерли Симпсон, высохший и согбенный, обошел все квартиры в микрорайоне, вербуя собственных добровольцев.

К тому времени, когда все собрались на тротуаре у отеля, счет шел на сотни. Хэкворт был рад, что так много народу откликнулось на его призыв. Вокруг собралось немало зрителей. Процессия привлекала внимание — собственно, для этого она и была задумана. Святой отец видел толкавшихся поодаль подростков, носивших цвета той или иной шайки, пешеходов, только возвращавшихся с работы, и бродяг, забывших о том, что такое работа.

Здесь были и журналисты. Он узнал одного репортера — молодого человека, собиравшего новости для местной вечерней телепрограммы, которому, очевидно, не терпелось поскорее попасть домой, к семье. Попадались и другие — незнакомые, но безошибочно узнаваемые по аппаратуре хроникеры.

Прибытие процессии «апостолов» заставило толпу раздаться в стороны. Энтони, как главный организатор, должен был возглавлять шествие. Он не добивался этой чести и даже не желал ее. Идея была его, но он не чувствовал воодушевления. Демонстрацию в честь Рождества проводил город, и падре хотелось бы, чтобы речь читал кто-нибудь другой. Однако решение было единодушным. Возглавлять шествие обязаны были он и его прихожане.

Позади отеля «Альбион» был узкий переулок. Многие бездомные, нашедшие себе здесь временное пристанище, смотрели из окон на процессию, сворачивавшую за угол. Вплоть до этого дня переулок украшали контейнеры с мусором и осколки стекла. Теперь же здесь все было чисто и радовало глаз, если не считать общественного туалета рядом с входом в заброшенный склад, стоявший в конце переулка.