Энтони обернулся. В первый раз за утро его лицо осветилось улыбкой.

— Вы сегодня рано, Глория. Пришли дать мне совет или помочь расставить стулья?

— Я иду к мессе у святого Павла.

Глория Макуэн подошла ближе и остановилась рядом. Это была маленькая женщина неопределенного возраста, смуглая и седовласая. Сегодня на ней был прекрасно сохранившийся зеленый костюм из искусственного шелка по моде сороковых годов и соломенная шляпка с короткой зеленой вуалью. Глория жила в Кейвтауне с незапамятных времен. Она преподавала в местных школах, служила в муниципалитете и заседала в любом комитете, если он того заслуживал. Ее болезненной страстью было желание создать нормальный город из места, которое другие называли просто и смачно — «загон».

— Надо сказать, мальчишки не без таланта. — Она вскинула голову. — Держу пари, тут не обошлось без Габриеля Браво. Его учила рисовать мать. Она была славная женщина. Целыми часами возилась с сыном. А однажды утром взяла и исчезла. Папаша же его — человек конченый.

— Пару раз наши пути с мистером Браво пересекались.

— Ветхий Завет с этой стороны… — Глория указала на противоположную стену. — Новый Завет — с этой. Пожалуй, Габриэль справился бы.

— Когда я в последний раз видел этого новоявленного Рафаэля, тот мочился на ступеньки церкви.

— Он пытался обратить на себя ваше внимание.

— И преуспел в этом. — Энтони сложил руки на груди. — А как же с сегодняшней службой?

— Ваша очередь через неделю. — Женщина поправила висевшую на плече сумку. — Приходится соблюдать расписание.

— А вы не пробовали раздвоиться?

— Вам будет очень недоставать меня сегодня? На какую тему проповедь? Что-нибудь интересное?

— Чудо с хлебами и рыбами.

— Только не напускайтесь на людей, как вы обычно это делаете. Они приходят сюда, чтобы слегка вкусить от Божьей благодати. Люди устали от напоминаний, что они должны изменить мир. Большинство сидят здесь, чтобы помолиться о лишнем часе сна или о лишнем куске за завтраком.

— Значит, Господь существует для того, чтобы набивать их желудки?

— У него для этого больше возможностей, чем у нас.

— Я несу им кусочек Господа.

— Если так, не забудьте и себе прихватить. — Она пожала священнику руку и ушла, прежде чем тот сообразил, что ей ответить.

Энтони выглянул в окно, следя за тем, как маленькая фигурка Глории исчезает в осеннем утреннем тумане.

Внезапно из того же тумана вынырнули трое молодых людей. Все трое были одеты в распахнутые на груди длинные темные пальто с разрезом и грязноватого цвета ковбойки, из-под которых выглядывали зеленые футболки армейского образца. Впрочем, между ними была кое-какая разница. Один носил тщательно отутюженные брюки цвета хаки, двое других — джинсы. У одного на голове красовалась нахлобученная на уши черная охотничья каскетка, у другого — бейсбольная кепка, перевернутая козырьком назад, а у третьего не было ничего, за исключением двух заплетенных косичек и по-военному точного пробора.

Энтони достаточно хорошо знал их, чтобы понять: парня в черной каскетке следует опасаться.

Они шли не медленно и не быстро. Скорее, выступали с таким видом, словно были хозяевами этого тротуара, этой улицы и ее окрестностей. Однако если бы они двигались по другой стороне, то их походка была бы совсем другой: крадущейся и вызывающей. Они были членами «Мустангов» с Восточной улицы; другая сторона, где начинался район новостроек Грейфолдские камни, была вотчиной «Стаи».

А то место, на котором стоял Хэкворт, поджидая свою малочисленную паству, коей предстояло попытаться отыскать смысл в собственном существовании, принадлежало Господу, в которого священник больше не верил.

Энтони внимательно следил за приближавшимися к церкви молодыми людьми. Храм был всего лишь перестроенным магазином, а паства состояла из нескольких прихожан, обиженных жизнью и впавших в отчаяние более, чем другие обитатели города. Но эта церковь и этот приход составляли всю его жизнь. И он готов был защищать свои владения не менее безжалостно, чем «Мустанги» — свои.


Несмотря на бодрые слова, сказанные ею Долли, Кэрол ждала беды с того самого момента, как пообещала Сибилле Куртис прийти на Грейфолдские камни и осмотреть ее.

Кэрол всегда ждала беды и редко ошибалась. Быть оптимистом значило понапрасну тратить время, а быть пессимистом — понапрасну тратить силы. Она была реалистом, а посему ожидала худшего, предпочитая приятно разочаровываться, когда ничего не случалось.

Впрочем, сегодня на приятное разочарование рассчитывать не приходилось.

— Куда собралась, милашка? — спросил Джеймс Менсон, когда она остановилась у перехода на углу Восточной и Грейфолд-авеню.

Девушка медленно обернулась и смерила его взглядом.

— Кого это ты называешь милашкой, Джеймс? Когда мне было восемь лет, я меняла тебе пеленки.

— Я только спросил, куда ты собралась.

— Собралась перейти улицу.

Джеймс заслонил ей дорогу, а двое молодых людей обступили Кэрол с боков. Она вздохнула.

— Валяйте, мальчики. Не нашли себе дела получше, чем с утра мешать мне?

— Лучше не зли нас, милашка, — предупредил Джеймс. — Иначе мы научим тебя относиться к нам с уважением.

— Я отношусь к тебе с уважением, — сказала девушка. — Правда, не с таким, как прежде. — Она ощутила, как запястье сжали сильные пальцы. Наверняка останутся синяки. Девушка заставила себя не оборачиваться и не морщиться от боли. — Видишь ли, я привыкла считать тебя личностью, — продолжила она. — Это было еще тогда, когда тебе не нужна была свита, чтобы чувствовать себя взрослым.

Парень едва повел головой, и пальцы на запястье Кэрол тут же разжались.

— Какого лешего тебе понадобилось переходить улицу?

— Работа, Джеймс. — Она подошла чуть ближе.

— На той стороне улицы нет больницы.

— Зато там есть женщина, которая боится идти в больницу, потому что знает, что вы, мальчики, поджидаете ее здесь, чтобы отомстить.

— Сибилла?

Она обернулась к проронившему это имя молодому человеку. Наверное, это его пальцы отпустили ее запястье. Он носил черную каскетку, нахлобученную на уши и доходившую до самых бровей. У него было то самое злое, бледное лицо, которое представлялось Кэрол по вечерам, когда она одна возвращалась домой.

— Кентавр, брось… — сказала она. — Ну и что, если Сибилла ушла к другому парню? Думаешь, ты первый, с кем это случилось? Впрочем, какая разница… Все равно у тебя теперь другая.

Как ни печально, это была правда. Другая девушка заменила Сибиллу Куртис в жизни Кентавра. Девушка, которой следовало бы знать, что внешность смазливого самца и завсегдатая пляжей чаще всего сопутствует плохому характеру.

Он улыбнулся, и у Кэрол побежали мурашки по спине.

— Мы с Сибиллой собирались поговорить, — сказал он.

— Джеймс, — обратилась она за помощью. — Мне нужно сделать свою работу. Покажи мне человека, который сказал, что медсестра или доктор имеют право оказывать помощь только тем, кто носит одежду нужного цвета. Покажи мне человека, который сказал, что ваша дурацкая война со «Стаей» пойдет Кейвтауну на пользу, а не усложнит всем и без того нелегкую жизнь.

Джеймс приставил к ее подбородку кулак. Она не дрогнула, но почувствовала, что Кентавр и Габриель, третий из шайки «Мустангов», придвинулись к ней вплотную.

— Если будешь шляться на Грейфолдские камни, — сказал Джеймс, — то попадешь в беду.

Она бесстрашно смотрела ему в глаза. Глаза были такого же цвета, как его кожа. Темные, бархатистые.

— Что ж, я присматривала за тобой, когда ты рос. Я знаю, на что ты способен и каким ты можешь быть. Я знаю, кто ты есть. Не делай этого, Джеймс.

Что-то мелькнуло и вспыхнуло в глазах парня. У большинства подростков, прочесывавших местные кварталы, глаза были такими же пустыми, как и будущее, доставшееся им по наследству. Глаза Джеймса были другими. Кэрол пристально смотрела в них, желая поощрить борьбу, которая шла внутри юноши, и мечтая, чтобы он сделал правильный выбор.

— Уберите руки от леди.

Напряженную тишину прорезал мужской голос и разбил ее на тысячу кусков. Кэрол почувствовала на своем плече чью-то руку, но, прежде чем успела понять, что происходит, оказалась отодвинутой в сторону. В то же мгновение крупная мужская фигура оказалась между ней и «Мустангами».

— И как это, по-вашему, называется? — спросил мужчина.

На какой-то момент Кэрол смутилась, не зная, кому адресован этот вопрос. Но увидев насмешливое выражение на лице Джеймса, девушка поняла, что спрашивают не ее. Ее бесцеремонно оттолкнули в сторону, словно некий неодушевленный предмет. Мужчина в скромном сером костюме стоял, обернувшись лицом к «Мустангам».

— С вами никто не разговаривает, падре. — Забыв о девушке, Джеймс гордо выпрямился и посмотрел в глаза мужчине, рост которого значительно превышал шесть футов. — Не вмешивайтесь не в свое дело.

— Все, что происходит в этом приходе, мое дело. Вы стоите перед моей церковью. Я живу здесь.

— Кто вас сюда звал? — Джеймс полез в карман рубашки и достал сигарету. Взгляд его больше не колебался. Юноша щелкнул пальцами, и Габриель двинулся в обход Энтони, чтобы дать вожаку прикурить.

— Кто вы такой? — требовательно спросила Кэрол. Она пыталась выйти из-за спины священника, но тот по-прежнему прикрывал ее собой.

— Энтони Хэкворт, — коротко ответил он.

— Местный падре, — сказал Джеймс, выпуская клуб дыма в лицо Энтони. — Вспомнил, что он важная шишка. Подумаешь, церковь, в которую ходят два-три человека, да и то по воскресеньям! Воображает себя спасителем мира. А начать решил именно здесь.

Оцепенение девушки начало проходить, и ему на смену пришел гнев. Кэрол не могла ошибиться: этот человек действительно пытался помочь ей. Каждый раз, попадая в эти места, она вспоминала главную заповедь местного евангелия: не лезь в чужие дела.