Констанс Йорк - Воскреснуть и любить

Он чувствовал, как ее колено прикасается к чувствительной плоти между бедрами. Мысли, сомнения, убеждения и правила улетучились прочь. Он был всего лишь живым человеком, голодным мужчиной, изнывающим от тяги к женщине. Он ощущал, как тело его стремится ей навстречу, разрывается от желания, пульсирует, ноет и жаждет войти в нее.

И все же он сопротивлялся — с той же силой, которая толкала его к Кэрол.

Если бы от их соития зависела судьба мира, если бы все звезды небесные приказывали это, он и тогда не смог бы овладеть ею.

Кэрол почувствовала, что руки Энтони, его мускулы, его спина налились новой тяжестью. Эта тяжесть больше не была напряжением мужчины, сгорающего от страсти, забывшего о себе ради того, чего хочется больше всего на свете.

Это было напряжение мужчины, больше не желающего ее, не нуждающегося в женщине, которую держит в объятиях.

Кэрол ощутила, что его тело перестало отзываться на ее прикосновения. Она медленно отстранилась, отступила на шаг и воззрилась на Энтони.

— Что? — прошептала она. — Что-то не так?

Он покачал головой.

— Я… — Кэрол не знала что сказать. Ее окатило волной унижения. Она заслужила это, приняв сигналы, которых не было. Поверила, что ее хотят, и покорилась силе собственного желания. Где-то она безнадежно ошиблась.

Супруг видел ее смятение и стыд. Он прикоснулся к волосам Кэрол. Казалось, они жгли его кожу.

— Нет, — сказал он. — Не думайте о том, чего нет.

— Извините… — прошептала она.

— За что? За то, что вы ведете себя как замужняя женщина? Извинить за то, что я не могу вести себя как женатый мужчина? — Он отвернулся и поправил рубашку. — Мы сможем жить по-прежнему?

— По-прежнему… — В ней возникло нечто новое. Кэрол хотелось не то смеяться, не то плакать, но она боролась и с тем и с другим. Хотелось потянуться к нему, но она уже поняла, что это было бы ошибкой.

— Мы сможем жить как прежде? — повторил он.

— Да, наверно… Нет! Вы думаете, мы сумеем забыть о том, что было? Что на минуту вы захотели меня, а потом передумали?

— Передумал? — Он посмотрел ей в лицо. — Раздумья не имели к этому никакого отношения. Разве вы думали? Разве кто-нибудь из нас думал?

— Я думала о том, что хочу вас. А вы в это время опомнились и поняли, что не хотите меня!

— Нет!

— Тогда что же случилось?

— Вы сказали правду. Этот брак — загадка. Он ненастоящий.

— Несколько минут он был настоящим. И для вас тоже. Вы не можете отрицать это.

— Это было минутное сновидение.

— Тогда давайте еще немного поспим. Может быть, мы проснемся и обнаружим, что это вовсе не сон.

— А может быть, мы проснемся и обнаружим, что нам снится кошмар. — Он положил руки ей на плечи. Глаза его потухли. — Я не могу любить вас, потому что не могу. Не потому что не хочу, а потому что не могу!

Она взглянула на Энтони и покачала головой.

— О чем вы говорите? Я не верю вам.

— Придется поверить. Я не спал с женщинами после смерти Клементины. Хоть и пытался не один раз.

— Но вы хотели меня. Я знаю. Вы не можете этого скрыть!

— Желание не имеет к этому никакого отношения. — Он уронил руки.

— Энтони, я…

— Этого не должно было случиться. Я не учел одного…

— Чего?

— Как вы желанны.

— Если с вами что-то не так, то ведь есть клиники, доктора…

— Физически я совершенно здоров. — Он снова отвернулся. — Вы не должны обращать на это внимания. Я женился, чтобы обеспечить вам безопасность, а не для того, чтобы сделать из вас моего сексопатолога, Кэрол. Я не собираюсь удерживать вас. Если у вас есть альтернатива этой пародии на брак, идите. Я пойму. И пожелаю вам всего хорошего.

Альтернатива была. Теперь она это знала. Можно было придумать что-нибудь получше, чем вступать в брак с человеком, которого она едва знала. Но она позволила ему прийти к ней на выручку не потому, что у нее не было выхода, а потому что…

— Я вышла за вас замуж, потому что нуждалась в вашей силе, — сказала она, когда прошло несколько томительных мгновений. — И потому что меня тянуло к вам. Не знаю что. Может быть, всего лишь любопытство, но что-то тянуло.

— Теперь ваше любопытство удовлетворено.

— Я не встречала никого мужественнее вас…

Он издал короткий, горький смешок.

Ни в одном языке мира не было слов, которые могли бы переубедить его. Она инстинктивно чувствовала это. И так же инстинктивно чувствовала, что никакие слова на свете не переубедят ее. Все, что ей оставалось, это простые, естественные слова вроде «до свидания». Но не было сил произнести их.

— Я сделала свой выбор, — наконец сказала она. — Если вы еще согласны терпеть меня.

— Вам здесь всегда рады.

Кэрол задумалась над тем, чего ему стоило сказать это. Какое там «рады»… Она была бы постоянным назойливым напоминанием о постигшей его неудаче.

— Пойду готовить обед, — вздохнула она.

— На мою долю не готовьте.

— Вы уходите?

— Ненадолго.

Кэрол смотрела на то, как он застегивает рубашку, ищет пальто, на то, как за ним бесшумно закрывается дверь.

Когда в замке повернулся ключ, она еще не спала. Было уже далеко за полночь.

В глубине души Хэкворт считал, что все еще женат на Клементине. Она ушла из его жизни три года назад, но, очевидно, так и не ушла из сердца. Каждый раз случалось одно и то же. Она все еще была его женой. Если бы он лег с Кэрол в постель, то изменил бы Клементине.

Проще некуда.

Кэрол накрыла на стол, хотя Энтони и не было дома. Она редко возвращалась раньше него, но сегодня вечером ей пришлось открыть дверь своим ключом. Не было ни записки, ни телефонного звонка, объяснявшего его отсутствие. Он просто ушел.

За неделю, прошедшую с того дня, когда они чуть было не легли в постель, все изменилось. Ничто не напоминало порядок, сложившийся сразу после свадьбы. Энтони всеми силами старался избегать ее, а если не находил предлога исчезнуть, то замыкался в свою скорлупу и она не могла проникнуть в нее.

После недели безмолвных вопросов и метаний между гневом и мучительными сомнениями в себе самой она наконец пришла к выводу. Причина импотенции Энтони заключалась в его привязанности к давно умершей супруге. Он был женатым человеком, искушаемым любовницей, и неважно, что теперь любовница была его женой перед Богом и людьми. Наверно, он любил Клементину и после смерти, несмотря на то, что должен был давно избавиться от этих воспоминаний. И тогда у живой женщины с бьющимся сердцем и легким дыханием не оставалось шансов победить память о Клементине.

Живая проиграла мертвой.

В жизни Кэрол хватало поражений, но последние несколько лет приучили ее к радости победы. Она привыкла нравиться самой себе, гордиться тем, что ей удалось сделать, научилась верить в то, что она многое может предложить миру. А сейчас память заменяла Энтони все.

Она наклонилась и покрутила ручку стоявшего на полу приемника. Томная мелодия была ей знакома, слова — полузабыты. Вслушиваясь в них, она принялась подпевать. Хорошая песня та, в которой поется про нас. Женщина потеряла возлюбленного, и ей осталось только мечтать о нем. Она будет мечтать до конца своих дней, если однажды он не вернется…

Она подняла глаза и увидела Энтони, опершегося о косяк и сложившего руки на груди. Интересно, как долго он стоял и наблюдал за ней?

— Кажется, я опоздал к обеду.

— Разве нельзя было сообщить, где вы? Я бы оценила звонок по достоинству.

— Прошу прощения.

У нее не было настроения выслушивать извинения.

— Это все, что вы хотите сказать? Просите прощения? Недостаточно даже для такой мелкой особы, как соседка по квартире. Энтони, почему вы опоздали? Постарайтесь оправдаться. Удостойте меня парой слов о том, как прошел ваш день. Сделайте вид, что я существую.

Он молча посмотрел на нее, затем повернулся и вышел из кухни.

Кэрол двинулась за ним, решив настоять на своем. Если другие отношения между ними невозможны, она все же не сдастся без борьбы.

— В чем дело? Это противоречит вашему моральному кодексу? Слишком похоже на ложь? Или вы следуете известной библейской заповеди: «Блажен муж, который не сидит во собрании развратителей»?

— Наверно, я не должен спрашивать, как прошел ваш день.

— Нет, должны. Если мы собираемся жить вместе, то должны!

Кэрол слышала раскаты собственного голоса. Она была в бешенстве, сама не сознавая этого. По крайней мере, складывалось такое впечатление.

Ей и в голову не приходило, как много она для него значит.

— Прошу прощения за опоздание. — Он повернулся к ней лицом. Впервые Кэрол увидела, как мрачны его глаза. — Я бы позвонил, если бы знал, что задержусь так надолго.

— Где вы были? — Она пыталась заговорить более дружелюбно, но не слишком преуспела в этом.

— В больнице… и в похоронном бюро.

Ясно. Он делал свою работу, работу, временами столь же печальную, как и ее собственная. Желание получить ответ ослабело. Она прокляла про себя свой плохой характер.

Энтони тоже видел, что гнев в ее глазах погас, что она начинает раскаиваться.

У нее полегчало на душе. О раскаянии он знал все. Он утопал в нем всю эту неделю. Раскаяние в том, что он не смог сделать Кэрол своей женой, в том, что пытался это сделать, что верил, будто этот «брак для виду» пойдет ей на пользу. Он женился вторично в порыве чувств, которые заставили его начисто забыть о присущей ему логике. Энтони отчаянно хотелось защитить Кэрол, сделать то, чего не удалось с Клементиной. Ничто другое не имело значения.

Теперь все это было позади.

— Извините, — сказала она. — Не знаю, что на меня нашло. Наш договор не предусматривал, что вы будете звонить, если придется задержаться. Я никогда не просила этого…